Особенности интервью со звездой

…Во многом формировала меня литература. Но формировали меня и лучшие люди театра, и, как это ни покажется странным, разъевшиеся на культуре начальники. Не вникая в то, как и чем я живу, они махом решали за меня, что я должна делать. А потом спрашивали: «Откуда у нас берутся инакомыслящие?» Да они сами авторы нашего инакомыслия. Они сами своим подходом толкали на инакомыслие даже таких, как я, у

которой репрессированных в семье не было. Помню, как в запрещенные годы, возвращаясь с западных гастролей, в коробке с конфетами везла Ахматову – «Реквием» и неизданные у нас «Четки». Очень любила читать. Чтение когда-то было единственной моей отдушиной. Теперь я читаю редко. Но это не означает, что я разлюбила чтение. Просто… Теперь у меня почти каждый день спектакль. А чтобы играть, я целый день ничего не должна делать. Ни-че-го. И знаете почему?. После каждого спектакля физически чувствую такую слабость, словно сутки пахала. Поэтому обязательно должна прийти в себя и набраться сил. Конечно, и внутренне настраиваюсь и готовлю себя перед очередным выходом на сцену. Но это не главное. Главное – восстановить обычные силы. Чтобы были силы играть снова. Одним словом, я арестована работой! Какое уж тут чтение.

…По-прежнему безумно люблю слушать и напевать Утесова, – говорит Инна и начинает тихим своим голосом повторять все залихватские повороты утесовской песенки: «У меня есть тоже патефончик…» – Однако стать тем, кем я стала, мне помог именно Глеб Панфилов. Он меня, можно сказать, родил, воспитал и вывел в люди!!!

В детстве очень нравилось мне смеяться, но чаще всего я была задумчивая, хотя плакать не любила. Веселый ребенок. Одиночество мое не мешало мне быть веселой. Ха-ха-ха.

Автор задает два вопроса в одном. Поэтому получает неполный ответ только на второй вопрос. Затем он задает уточняющий вопрос, в котором содержится подсказка ответа, и собеседник уже дает более развернутый ответ. Однако его можно было сократить, так ничего нового интервьюируемый не сказал.

Так же следовало поправить стилистику, не характерную для письменной речи. Например, следующие предложения построено не верно: «Может, какая-то внутренняя дрожь есть, напряжение, сдерживание, что ли, неуверенность даже, пока не почувствую, что все начинаю делать не задумываясь, будто все это именно со мной происходит и не когда-то, а сейчас. И вот от этого, насколько оно сейчас, все и зависит! Как только это произошло, все – я вошла в роль». В устной речи это не является ошибкой, на письме такие предложения необходимо исправлять, например, так: «Может, есть какая-то внутренняя дрожь, напряжение, даже неуверенность. До того момента, пока я не почувствую, что все начинаю делать не задумываясь, будто не со мной происходит. Как только это произошло, все- я вошла в роль».

Автор снова задает два вопроса в одном. Интервьюируемый отвечает на опросы подробно, переходя от одной темы к другой. Поэтому, при редактировании интервью, можно было вставить в текст вопросы, логически вытекающие из темы беседы.

В разговоре, вспоминая свое детство, собеседник смеется. Автор интервью неуместно предает его смех: «Ха – ха – ха». Лучше было бы сделать общепринятую в журналистике ремарку: «(смеется)».

– Я долгие годы видел вас за кулисами театра…

– Ну и че? Разве я была не веселая?

Автор собирается задать вопрос, но не успевает, так как собеседник задает ему встречный вопрос. В предложении «Ну и че?» «че» – просторечие, которое можно было заменить на слово «что», но тогда исчезла бы оригинальность речи собеседника. Журналист отвечает на вопрос и задает дополнительный, на который получает неполный ответ.

Следующая часть интервью начинается с ответа, в связи с чем нарушается общая структура текста. Идет неуместно длинный монолог интервьюируемого. Его можно было сократить, так как он выбивается из всего контекста интервью.

– Нет! А сейчас как? Смеетесь или плачете чаще?

– Ой, нет. Плачу я редко. Плачу от обиды, но не оттого, что что-то, так сказать, по голове ударило.

Толкование сновидений

– Я много думаю. А когда много думаешь, встают проблемы. В моей жизни очень много проблем. Знание всегда дает осознание тяжести жизни, но… я бываю счастлива. Да. Мои размышления не всегда радостны. Для меня они одновременно и печальны. Над вымыслом я могу слезами облиться… и от радости, и от печали, потому что у каждого явления я сразу вижу другую сторону и ничего сделать с этим не могу. Но все равно я люблю жизнь. Я очень люблю жизнь, хотя понимаю, что это временная величина… Боюсь ли я смерти? С некоторых пор я приучаю себя к мысли, что это должно быть… Но тем не менее в любой ситуации, если она случается, например, с мамой, с ее здоровьем или с моими близкими, – у меня возникает испуг. И насчет себя – тоже испуг. Я очень часто думаю об этом. У меня работа такая. Все измеряется этим. Все идет по грани между жизнью и смертью. Это не вечно мучащая меня мысль, но она во мне все время присутствует.

Вот дорогая Сарра моя – из чеховского «Иванова». Ведь ей совсем не много лет, а перед ней – неминуемая гибель. Когда я ее играла, мне сны снились… Особенно два сна запомнились. Первый сон. Стою я в очереди, а очередь эта – за смертью. Очередь на умирание. Стоят три кровати. На двух уже умирать начали, а я в очереди на третью, но на ней лежит какая-то бабушка и умирать не собирается. Как в больнице лежит: встанет, походит и опять ляжет. А я в очереди на ее место. И дождаться не могу, когда же и она начнет умирать. И вот наконец она умерла. Только ее вынесли – я мигом на ее место. И так мне хорошо стало. Такое сразу облегчение… Второй сон еще ужаснее. Пришла я в театр, а он пустой. Пришла и захотела сесть в кресло. Но как только я попыталась сесть – кресло превратилось в крест. Я – на другое. И оно… стало крестом. Я – на третье, четвертое, пятое… И все кресла стали крестами. Я заметалась. Выскочила на улицу. Но куда ни ступлю – вырастает крест. Я побежала. И вся земля начала прорастать крестами. Меня охватил ужас: вся земля была в крестах. А под ними повсюду лежали ушедшие люди. И я словно наступала на них… И это был такой ужас. Эти сны снились мне, когда я играла Сарру. Я играла, как она умирает, как она, неизлечимо больная, мучительно медленно страдает и с каждым шагом своим неотвратимо уже… движется к смерти. И я тоже раз за разом думала об этом. Потому что человек уходит… Человек держится за жизнь, но человек уходит, потому что он безнадежно болен. И вот во снах я переживала все это: «Что такое безнадежная болезнь? Что такое смерть? И почему вместе со всем этим такое яростное желание держаться за жизнь?» Моя Сарра постоянно заставляла меня об этом думать. А вот Филумена Мартурано моя… из «Города миллионеров»… не заставляет меня думать об этом, потому что она другой человек. Человек здоровый. И прежде всего внутренне здоровый. И все это жизнь! И все это смерть!

– Знаете, Инна, а я побывал на том свете.

– Что-то с сердцем случилось?

– Да. С сердцем. Пришел в поликлинику, а там, как потом выяснилось, был сломан прибор, который измеряет давление. Врач как схватилась: «Ой! У вас сумасшедшее давление». И сразу мне препарат, дающий резкое снижение… У меня верхнее с нижним сравнялось. И я умер… Наверное, минуты три был на том свете.

 Скачать реферат