Этнос и нация
Трактовка «этничности» различными исследователями, действительно, может быть диаметрально противоположной. Как отмечает И.Ю. Заринов, термином «ethnicity» обозначается множество различных понятий: «от необходимости и способности группы людей или индивидуума самоидентифицироваться в социальном смысле до признания совокупности объективных признаков, обозначающих этническую (а иногда даже и неэтни
ческую) общность»[45]. С начала 1990-х гг. в нашей стране опубликован целый ряд работ, в которых с различных исследовательских позиций осуществлялся поиск подходов к этому феномену[46]. Процесс продолжается и по сей день, демонстрируя неослабевающий интерес ученых к этой проблеме. Приведем некоторые дефинициb «этничности», данные представителями концептуально различных подходов.
Так, соавтор и апологет бромлеевской «теории этноса» В.И.Козлов утверждает: «Аналогично «народности» «этничность» в своем первичном значении может пониматься как совокупность признаков или свойств, отличающих один реально существующий этнос от другого. А что сверх того, то это, как говорится, «от лукавого»[47]. Подобным же образом В.С.Кукушин и Л.Д.Столяренко считают, что понятие этничности исчерпывается «определением этнической принадлежности по ряду объективных показателей: этнической принадлежности родителей, месту рождения, языку, культуре»[48]. В поисках компромисса с «субъективистами» (конструктивистами) С.Е. Рыбаков предлагает различать «объективную» и «субъективную» этничность и рассматривать объективную как «совокупность признаков этноса», а субъективную – как «этническое качество человека»[49]. Похожий подход мы встречаем и в работах М.Н.Губогло, который интерпретирует этничность («интенсивность этнической идентификаци») как «реализацию существующего набора объективных и субъективных признаков, по которым каждая личность субъективно относит себя к определенной этнической общности и объективно себя в ней реализует»[50]. Как видно, в определениях «этничности» представителей примордиалистской парадигмы превалирует акцент на «объективных основаниях» этого феномена.
Напротив, конструктивисты подчеркивают субъективный «внесущностный» характер этничности, интерпретируя ее прежде всего как «качество», а не как «субстанцию», и в значительной степени отождествляя с этнической идентичностью. «Если отбросить в сторону мистифицирующие намеки на загадочность и неуловимость этого феномена, «этничность» есть не что иное, как этническая идентичность»[51], – утверждает В.Малахов. В.А.Тишков рассматривает этничность как «чувство принадлежности к группе людей, которые отличаются от других по культуре»[52], а также как «форму социальной организации культурных различий»[53]. Вслед за Ф.Бартом, он считает, что содержанием этничности являются не столько реальные «культурные различия», сколько «культурные границы» («маркеры»), конструируемые и поддерживаемые членами этнических групп[54]. По мнению немецкого исследователя У.Альтерматта, этничность «коренится в общих мифах, воспоминаниях, ценностях и символах – в ансамбле, который создается обществом и постоянно меняется», а сама этния (этнос) «в большей степени является воображаемой и сконструированной, чем существует на самом деле», причем конструируется она не столько «посредством общих признаков», сколько «посредством представлений, которые возвышают какой-нибудь элемент совместной принадлежности до уровня коллективной солидарности»[55]. Похожую дефиницию дает и другой исследователь – Э.Френсис, полагавший, что об этничности можно говорить в том случае, если относительно большое количество людей чувствуют себя составляющими единого целого, вырабатывают общую идентичность и солидарны в своей вере в общее происхождение.
Таким образом, «конструктивистская» интерпретация этничности напрямую выводит на проблему этнической идентичности. Большинство сторонников этой концепции рассматривают этническую идентичность либо как тождественную этничности, либо как составную часть последней[56].
Частью полемики по поводу этничности стала дискуссия о соотношении терминов «этническое самосознание» и «этническая идентичность»[57]. Среди этнологов и представителей смежных дисциплин сложились на этот счет разные мнения. Одни авторы, как, например, Э.Г.Александренков[58], уверены, что эти два термина фактически идентичны по значению, поэтому не видят смысла вводить в русский язык дублирующий англоязычный термин. Другие, напротив, считают более перспективным использование понятия «этническая идентичность» как более емкого, включающего в себя, помимо сознания, еще и слой бессознательного[59]. Третьи полагают, что право на существование и использование имеют оба термина, обозначающие понятия близкие, но всё же не вполне тождественные[60], т. е. во многих случаях выступающие как синонимы, однако в отдельных ситуациях несущие различную смысловую нагрузку[61].
Надо отметить, что интерпретация «этничности» преимущественно как этнической идентичности характерна в целом для этнопсихологии и в частности для так называемого «психокультурного подхода» в рамках американской психологической антропологии. «Психокультурное» направление исследований связано с идеями таких ученых, как Дж. Де Вос, Л. Романуси-Росс, Дж. Деверо, Т.Шварцман, Дж. Горер, М. Мид и др., сформулированными в коллективном труде «Этническая идентичность». Вполне естественно, что психологи, в отличие от социологов, проявляют интерес к проблеме этничности в контексте проблемы личности, то есть изучают проявления этнических феноменов прежде всего на уровне индивида, а не социума. Основным предметом внимания представителей «психокультурного подхода» является личность («Я», Self) в социальном действии, а также соотнесение этнической идентичности индивида (переживания этой идентичности) с его адаптивным (или девиантным) поведением. Этничность здесь рассматривается как «форма идентификации, обращенная в прошлое и воплощенная в культурной традиции определенного индивида или группы». Идеи, связанные с «психокультурной» концепцией этничности, активно используются отечественными исследователями проблем «личности и культуры» и интегрированы в соответствующие учебные курсы по психологии (в частности в РГГУ)[62].
Можно сказать, что отечественные этнопсихологи стоят дальше всего от полемики вокруг «природы этнического». Представителями этой – сравнительно новой для России – междисциплинарной области, которые целиком опираются в своих исследованиях на теории западных (преимущественно американских) коллег-психологов, идея «конструирования этничности» (этнической идентичности) была воспринята как вполне очевидная. Поскольку психология традиционно сосредоточена на проблемах «индивида», «личности», философский вопрос о «сущности» этнических феноменов в широком смысле интересует психологов (и этнопсихологов), занятых практическими исследованиями, в гораздо меньшей степени, чем социологов, политологов и, особенно, философов.
За последнее десятилетие лет группами авторов во главе с Л.М.Дробижевой и Н.М.Лебедевой проведен ряд эмпирических исследований в бывших республиках СССР. Изучение этнической идентификации на конкретном материале проходило в рамках разработки более широких тем: этнополитической мобилизации, этнических границ, социальной и культурной дистанции, этнического конфликта, толерантности и т. д. Результаты исследований опубликованы в нескольких крупных сборниках под грифом ИЭА РАН[63]. В центре внимания исследователей-этнопсихологов – формирование новой социально-психологической реальности на пространстве бывшего СССР, которая, по словам Н.М.Лебедевой, «способствовала трансформации старых и поискам новых (этнической, социальной, конфессиональной и пр.) идентичностей»[64]. О подобных процессах в сфере самоидентификации говорят и другие авторы. Так, Г.У.Солдатова пишет о «расщеплении» и даже «нивелировании» общегражданского сознания жителей бывшего СССР[65]. В.Н.Павленко и Н.Н.Корж подчеркивают, что «происходит именно трансформация общественного сознания, когда на большинство вопросов еще нет готовых, осознанных, устойчивых личностных или социально-одобряемых ответов, мнений и нормативов»[66]. Т.Г.Стефаненко отмечает, что сегодня человек остался один на один с суровой действительностью, многие еще не нашли своего места в этом новом мире и не понимают, кто они, на какие ценности им следует ориентироваться[67]. «Когда окружающий мир перестает быть понятным, начинается поиск групп, которые помогли бы восстановить его целостность и упорядоченность, защитили бы от трудностей пореформенной жизни», – пишет автор.