Проблема цели и средств в нравственной деятельности
Конечно, только человек как свободно-разумное существо "может быть субъектом нравственного действия. Но следует ли отсюда, что только оно составляет и цель этого действия?". Куда более естественно видеть в человеке именно средство осуществления нравственного закона, и это отнюдь не роняет достоинства человека, потому что без его сознательного волевого усилия никакая нравственность нев
озможна. Понятие человека "указывают лишь область господства нравственных интересов, но не верховную их цель".
Немногим лучше обстоит дело с формулировкой верховной цели у философов после Канта. Фихте-старший перенёс центр тяжести с человека на его свободу, и в том же ключе Гегель определил цель исторического развития, как "прогресс в сознании свободы". Но и эти формулировки, при несомненно содержащейся в них доле истины, в сущности, бесплодны и вращаются в порочном круге. Действительно, "свобода есть самоопределение духа", но задача нравственной философии как раз и заключается в том, чтобы раскрыть, "к чему же самоопределяется осознавший свою свободу дух". Сказать же, что свобода нужна человеку ради неё самой - значит утверждать "деятельность ради деятельности", то есть, по существу, бесцельную деятельность.
Впрочем, Гегель, в отличие от своих предшественников, понял, что нравственный закон "наполняется содержанием из объективной действительности, данной не в самозаключённом и отрешённом от мира субъекте, а в объемлющем его действительном союзе с другими субъектами - в семье, в гражданском обществе, в государстве".
Но довести это понимание до содержательной концепции высшего блага Гегель не сумел - во многом из-за своего крайнего универсализма, связанного со слиянием духа человеческого и Духа Божьего в едином "мировом духе".
Итогом явилось "отождествление высшей цели с целью мировой", а такое отождествление "неминуемо убивает нравственную оценку". Действительно, "основою всякой нравственности служит стремление к добру и уклонение от зла. Следовательно, как бы не определял человек добро и зло, безусловная противоположность этих понятий есть первая посылка нравственного учения, и всякое учение, которое снимает эту противоположность, тем самым отрицает и нравственные цели". Но так называемый "мировой процесс" совершается с участием всех факторов, как тех, которые человек считает добром, так и тех, в которых он видит зло. А тогда остается только сделать вывод, что "все в этом развитии, как добро, так и зло, ведет к благу", и, следовательно, различие добра и зла не имеет принципиального значения.
Итогом является нравственный индифферентизм, а то и прямая "софистика в пользу зла", характерная далеко не для одного Гегеля.
Совершенно ясно, что эти замечания направлены против весьма распространенного типа мировоззрения, связанного с претензией на знание "замыслов Бога" о цели мирового развития, о характере "богоугодного мирового порядка" и т.п. Такой тип мировоззрения весьма ярко обрисован в Ветхом Завете и бесповоротно осуждён в Новом, что не мешает попыткам выдавать его за "христианское понимание истории" - со стороны римских пап, американских президентов, да и иных "православных" идеологов .
Философское осмысление нравственной деятельности человека должно начаться с исследования понятия "верховной цели" и определения её несомненных признаков. И, прежде всего, надо ответить на вопрос: возможна ли такая цель вообще? Ведь каждый человек преследует весьма различные цели - и по сравнению с другими людьми, и даже по сравнению с самим собой, в различных жизненных ситуациях.
Не имеем ли мы здесь некий хаос, приговор которому вынесен в рассуждениях ветхозаветного "Экклезиаста" о тщетности всего земного или в аналогичных, пусть метафизически и более тонких, размышлениях основателя буддизма? Существует устойчивая тенденция выдавать эти рассуждения пресыщенных земными благами владык за нечто близкое к христианству, забывая, что Основатель последнего прожил земную жизнь простого человека - и благословил эту жизнь, во всех се естественных проявлениях. Впрочем, нелишне отметить еще раз - христрианство даёт земной жизни человека именно религиозную санкцию, а не религиозную регламентацию, освящает эту жизнь, но не сливается с нею. И такая санкция была бы невозможна, если бы в хаосе человеческих стремлений отсутствовало их основное нравственное ядро.
Осмысленный и притом нравственный характер человеческой деятельности проявляется, прежде всего, в том, что вся эта деятельность определяется и регулируется специфическим актом предпочтения одних целей по отношению к другим. Заметим, что в отличие от близкой по смыслу категории "выбора" категория "предпочтения" ясно указывает на неравноценность целей, на их различное достоинство ("честь"). Поэтому предпочтение не может быть произвольным и немотивированным, оно должно иметь основание, определяющее преимущество одних целей перед другими. Но здесь учение о нравственности сталкивается с первым "подводным камнем".
А именно, очень велик соблазн считать, что одни цели являются "сами по себе хорошими, а другие сами по себе дурными, независимо от их отношения к прочим целям". На этом камне постоянно разбивались и т.н. "материальные" системы этики, стремившиеся указать конкретное содержание понятий добра и зла; именно по причине явной условности этих противопоставлений расцвёл т.н. "формализм" в этике, избегающий конкретизации высшего блага, содержательной формулировки нравственного императива.
Бесплодным разногласиям о "хороших" и "дурных" целях необходимо положить конец, то есть "признать, что все цели сами по себе "хороши" и, однако, "не все равно хороши, но одни имеют преимущество перед другими".
Заключение
Наша жизнь получает нравственный смысл и достоинство, когда между нею и совершенным Добром установляется совершенствующаяся связь. По самому понятию совершенного Добра всякая жизнь и всякое бытие с ним связаны и в этой связи имеют свой смысл. Разве нет смысла в животной жизни, в ее питании и размножении?
Но этот несомненный и важный смысл, выражая только невольную и частичную связь отдельного существа с общим добром, не может наполнить жизнь человека: его разум и воля, как формы бесконечного, требуют другого. Дух питается познанием совершенного Добра и размножается его деланием, то есть осуществлением всеобщего и безусловного во всех частных и условных отношениях. Внутренно требуя совершенного соединения с абсолютным Добром, мы показываем, что требуемое еще не дано нам и, следовательно, нравственный смысл нашей жизни может состоять только в том, чтобы достигать до этой совершенной связи с Добром или чтобы совершенствовать нашу существующую внутреннюю связь с ним.
Скачать реферат