Сюрреализм как мировоззрение
Фрейдистские взгляды настолько были усвоены многими лидерами сюрреализма, что превратились в их способ мышления. Они даже не вспоминали о том, из какого источника взято то или иное воззрение или подход. Так, Макс Эрнст развивал свое зрительное воображение, созерцая предметы прихотливой, иррациональной формы. Тем самым он разумеется использовал советы Леонардо да Винчи - но, безусловно, они были
восприняты через призму Фрейда, который по-своему интерпретировал эту склонность к завороженному созерцанию разводов на старой стене или причудливых скал, возбуждающих в воображении неожиданные образы и комбинации. Чисто "фрейдистским" методом пользовался и Дали, который писал картины в еще не совсем проснувшемся состоянии, пребывая хотя бы частично во власти сновидения, о чем уже говорилось раньше.
Создавая свой параноико-критический метод (1934-1937), Дали восклицал в соответствии с учением Фрейда: «Единственная разница между сумасшедшим и мной в том, что я не сумасшедший». О роли подсознания, интуиции как ведущей силе в его творчестве Дали говорит: «Тот факт, что в момент работы над моими картинами я сам не понимаю их смысла, вовсе не означает, что этого смысла в них нет». Развивая параноико-критический метод, С.Дали определяет его как «непосредственный метод иррационального подсознания, основанный на пояснительно-критической ассоциации галлюцинаторных явлений» (явлений галлюцинаций – психопатических явлений).
Доверие к иррациональному, преклонение перед ним как перед источником творчества было у Дали абсолютным, не допускающим никаких компромиссов. "Все мои притязания в области живописи состоят в том, чтобы материализовать с самой воинственной повелительностью и точностью деталей образы конкретной иррациональности".
Это, по сути дела, клятва верности фрейдизму. Считается и не без оснований, что именно Сальвадор Дали был чуть ли не главным проводником фрейдистских взглядов в искусстве ХХ века. Не случайно он был единственным из современных художников, кто сумел встретиться с престарелым, больным и замкнутым Фрейдом в его лондонском доме в 1936 году. В то же самое время Дали удостоился одобрительного упоминания Фрейда в его письме к Стефану Цвейгу – тоже случай уникальный, поскольку Фрейд совершенно не интересовался современными ему течениями живописи.
По признанию Дали, для него мир идей Фрейда означал столько же, сколько мир Священного Писания означал для средневековых художников или мир античной мифологии - для художников Возрождения.
Проявлением этой внутренней связи является и то обстоятельство, что Дали часто цитирует, перефразирует, пересказывает мысли Фрейда в своем "Дневнике". К примеру, Дали пишет: "Ошибки всегда имеют в себе нечто священное. Никогда не пытайтесь исправлять их. Наоборот: их следует рационализировать и обобщать. После того станет возможным сублимировать их". Это одна из самых общеизвестных идей фрейдизма, согласно которой ошибки, обмолвки, остроты - суть неконтролируемые выбросы кипящей, бродящей материи подсознания, которая таким образом прорывает застывшую корку "Эго". Не удивительно поэтому, что "Дневник" открывается цитатой Фрейда. Дали относился к Фрейду, по сути дела, как к духовному отцу и никогда ни в чем не проявил непослушания, не усомнился ни в одном слове.
Дали позволял себе быть непочтительным к кому угодно, он доходил до пределов сюрреалистической раскованности, апеллируя в своей живописи или словесных высказываниях к каким угодно "властителям дум".
Среди великих людей он почитал безоговорочно одного только Фрейда - подобно тому, как среди родственников и близких людей он никогда не задел одну лишь "Галарину". Можно привести и другие примеры почитания Фрейда Сальвадором Дали и другими сюрреалистами. Идеи венского психолога и мыслителя имели особый смысл для этих людей, потому что фрейдизм был жизненно важен для сюрреалистов и был, быть может, одним из главных факторов подъема и успеха их доктрины. Однако было бы упрощением думать, что сюрреалисты работали по рецептам Фрейда или "иллюстрировали" его идеи. Фрейдизм помогал им в ином плане.
Сами концепции сюрреалистов получали мощную поддержку со стороны психоанализа и других открытий фрейдизма. И перед собой и перед другими они получали весомые подтверждения правильности своих устремлений. Они не могли не заметить, что "случайностные" методы раннего сюрреализма (напр. фроттаж) соответствовали фрейдовской методике "свободных ассоциаций", употреблявшейся при изучении внутреннего мира человека. Когда позднее в искусстве Дали и др. художников утверждается принцип иллюзионистского "фотографирования бессознательного", то нельзя не вспомнить о том , что психоанализ выработал технику "документального реконструирования" сновидений. Кроме того, психоанализ обращал первостепенное внимание именно на те состояния души, которые, прежде всего, интересовали и сюрреалистов (сон, психические расстройства, детская ментальность, первобытная психика, свободная от ограничений и запретов цивилизации). Таким образом, нельзя не признать параллельности интересов, точек зрения, методов и выводов сюрреализма и фрейдизма.
Опытные данные замечательного психолога, его проницательность, глубокое знание человеческой натуры подтверждали и освящали устремления сюрреалистов. Более сильного союзника трудно было найти.
Обновленная Фрейдом психология привлекала к себе широкое внимание и выглядела как новый взгляд на человека, на его историю, его религию, его искусство. Новая психология доказывала, что бессознательная жизнь людей - бурная, активная и во многом определяющая поведение, идеи, творческие возможности человека - развивается по таким законам, которые не имеют ничего общего ни с моралью, ни с рассудком, ни с "вечными ценностями". Фрейдизм приводил к тому выводу, что величайший на свете праведник подсознательно равнодушен к заповедям морали, а лучшему мыслителю разум не столько помогает, сколько мешает.
Европейское человечество уже давно было погружено в споры о сущности, пределах и необходимости нравственности: имморализм Фридриха Ницше мало кого оставил равнодушным. Но фрейдизм вызвал более широкий резонанс. Он не был просто философским тезисом. Он был более или менее научным течением, он предлагал и предаполагал опытную проверяемость своих постулатов и выводов, он разрабатывал клинические методы воздействия на психику - методы, дававшие несомненный успех. Фрейдизм укоренился не только на университетских кафедрах и в сознании интеллектуалов, он неудержимо завоевывал себе место в более широких сферах общественного бытия. И он исключал мораль и разум из самих основ жизнедеятельности человека, считая их вторичными и во многом даже обременительными образованиями цивилизации.
Семья, религия, государство, заповеди, правила этики, логические понятия, эстетические нормы с позиций фрейдизма следовало понимать как нечто условное. Безусловна же и абсолютна бессознательная жизнь со всеми своими особыми законами, сложившимися задолго до того, как появились понятия о добре и зле, о боге, о разуме. Фрейдизм впечатляюще доказывал, что нельзя недооценивать значения подсознания или считать его чем-то второстепенным. Оно не рудимент, не атавизм, который изредка прорывается в снах, обмолвках, болезненных маниях. Фрейдизм открыл дорогу "фрейдистской истории искусства". Благодаря фрейдизму сюрреализм получил возможность настаивать на том, что он не беспочвенная фантазия, не выдумка анархистов, а новое слово в понимании человека, искусства, истории, мысли. Это была такая солидная опора, что уже не приходится удивляться влиятельности и распространенности сюрреализма, его всеохватности до середины ХХ века.