Чистейший образ Натальи Николаевны Пушкиной

Пушкин не сразу отважился появиться в доме Гончаровых; "первый раз в жизни я был робок",- сознавался он. Ввел Пушкина в гостиную Гончаровых старый знакомый Федор Иванович Толстой, скоро ставший его сватом. Пушкину не отказали, но и согласия не дали. Наталья Ивановна была наслышана о его политической "неблагонадежности" и вдобавок опасалась, что жених потребует приданного, а

его не было. В конце концов пришлось Пушкину писать Бенкендорфу, чтобы тот подтвердил отсутствие политических претензий к поэту. По логике "женится – остепенится" такое подтверждение было получено. От каких бы то ни было капиталов за невестой Пушкин не только отказался, но и сам дал будущей теще 11 тысяч на шитье приданного. В начале апреля 1830 года согласие матери Натальи Николаевны было завоевано.

3. Таша – заступница

Как видно, Наталья Николаевна защищала Пушкина от клеветы. Ему ли было не стоять за ее честь насмерть – что бы потом ни случилось? Современница, видевшая их вместе в 1830 году, отмечала, что юная Гончарова кажется увлеченной своим женихом.

Между тем Пушкин испытывал колебания. Он сделал все, что от него требовалось: получил нелепое свидетельство благонадежности от Бенкендорфа; заочное благословение родителей и даже имущественный дар от отца (часть нижегородского имения); добыл деньги на приданое невесте. Но мучительные сомнения одолевали его: Натали было 18 лет, Александру Сергеевичу – 31; он знал, что разум его и все силы будут отданы творческому труду до последнего часа; он был не богат, скорее даже – беден; будет ли она с ним счастлива? Этим настроением Пушкина и объясняется появление поразительного документа – письма его Наталии Ивановне Гончаровой от 5 апреля 1830 года (см. приложение 1).

Тогда же, в мае 1830 г., был написан неоконченный отрывок "Участь моя решена…" с "хитрым" подзаголовком – с французского. Это произведение художественное, и поэтому его не вводят в документальную подборку. Однако оно автобиографично – в той мере, в какой автобиографичны самые личные, самые сокровенные сочинения Пушкина. Прочесть его иначе, вне судьбы поэта, невозможно:

"Участь моя решена. Я женюсь…

Та, которую любил я целые два года, которую везде первую вытаскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством, - боже мой – она… почти моя.

Ожидание решительного ответа было самым болезненным чувством жизни моей. Ожидание последней заметавшейся карты, угрызение совести, сон перед поединком – все в сравнении с ним ничего не значит.

Я женюсь, т.е. я жертвую независимостию, моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством.

Я готов удвоить жизнь и без того не полную. Я никогда не хлопотал о счастии, я мог обойтиться без него. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?"

Сон перед поединком! На "мальчишнике", который устраивал Пушкин накануне свадьбы, он был мрачен. Все заметили это, и многие предрекали несчастливый брак. И ошиблись.

4. Семейная жизнь Пушкиных

Пушкин был счастлив в семейной жизни. За шесть лет, которые они прожили вместе, Наталья Николаевна родила четверых детей. Муж ее проводил годы в непрестанных заботах, напряженных трудах, необходимых разъездах. Порой он ласково пенял жене: "Смотри, женка. Того и гляди избалуешься без меня, забудешь меня – искокетничаешься". Или: "не стращай меня, женка, не говори, что ты искокетничалась; я приеду к тебе, ничего не успев написать – и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь меня в покое, а я буду работать и спешить". Бывало не мог скрыть огорчения: "нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства". Случалось даже, что делал настоящие выговоры, сразу, правда, спохватываясь: "… хоть я в тебе уверен, но не должно свету подавать повод сплетням. Вследствие сего деру тебя за ухо и целую нежно, как будто ни в чем не бывало". И еще: "Повторяю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не приведет" Писем Натальи Николаевны к Пушкину у нас нет, однако по его частым оправданиям видно, что и жена его была ревнива: то и дело не совсем уж без оснований упрекала его в "волокитстве". Но в каких семьях этого не бывало – в пушкинское время, разумеется?

Однако неизмеримо больше в письмах Пушкина к жене совсем других речей. "Тебя, мой ангел, люблю так, что выразить не могу", - признается поэт, умевший выражать в своих произведениях тончайшие оттенки чувств; "не можешь вообразить какая тоска без тебя", - печалится он; "я же все беспокоюсь, на кого покинул я тебя!", - тревожится в другом письме; "Что, женка? Скучно тебе? Мне тоска без тебя", - жалуется снова. 26 августа 1833 г. Пушкин пишет: "Поздравляю тебя с днем твоего ангела, мой ангел, целую тебя заочно в очи". Оказывается, Пушкин писал так не только к остроумцам вроде Вяземского или Соболевского! И все-таки письма надо читать внимательно – одно за другим. Выдержки, даже и пространные, как в нашей подборке, не передают всей нежности и любви, которая царила в этом обыкновенном и необыкновенном семействе.

Верный признак семейственного спокойствия, в котором склонны были отказывать Пушкиным многие, изучавшие их короткую супружескую жизнь, - общая забота и тревога о детях. Писем матери семейства нет – иначе мы бы получили тьму доказательств такой совместной заботы. Но и в письмах отца их предостаточно. 22 сентября 1832 года Пушкин беспокоится о дочери-первенце: "А Маша-то? Что ее золотуха?". 2 октября 1833 года, работая в Болдине, места себе не находит: "Что с вами? Здорова ли ты? Здоровы ли дети? Сердце замирает, как подумаешь". 11 октября 1833 г. – снова о Маше: "Говорит ли Маша? Ходит ли? Что зубки?". Но тут же теперь и о старшем сыне: "Саше подсвистываю". 21 октября 1833 г.: "Что-то моя беззубая Пускина? Уж эти мне зубы? – а каком Сашка рыжий? Да в кого-то он рыжик? Не ожидал я этого от него. Машку, Сашку и тебя целую и крещу". 18 мая 1834 года, накануне Машиного двухлетия: "поздравляю тебя с Машиным рождением, целую тебя и ее. Дай бог ей зубков и здоровья. Того же и Саше желаю, хоть он не именинник". 14 мая 1836 г. из Москвы: "Ни строчки от тебя; уж не родила ли ты? Сегодня день рождения Гришки, поздравляю его и тебя. Буду пить за его здоровье". Это последний год жизни Пушкина и его последнее упоминание о детях в письме к жене. Григорию исполнился годик. Наталья родилась через девять дней – 23 мая. "Уж не родила ли ты", - единственное о ней упоминание. Трудно оторваться от этих писем Пушкина к матери его детей…

Вряд ли можно себе представить счастливую семью, где жена вовсе не интересовалась бы делами мужа – тем, что составляет содержание его жизни. Это относится и к Пушкиным. Обсуждения конкретных творческих вопросов в письмах не нужно искать – Наталья Николаевна не профессиональный литератор, и эти вопросы Пушкин, уж если вообще обсуждал в переписке, то скорее с Вяземским или с Плетневым. И все же Наталья Николаевна знала о его трудах. Около 30 сентября 1832 года Пушкин рассказывает ей в письме из Москвы: "Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь; но покаместь голова моя кругом идет при мысли о газете. Как-то я слажу с нею?". 26 июля 1834 года он пишет: "Я работаю до низложения риз. Держу корректуру двух томов вдруг, пишу примечания…". Летом 1834 г. Пушкин работает не только над корректурой "Пугачева", но и над "Историей Петра". Наталья Николаевна интересуется этим. Он отвечает: "Ты спрашиваешь меня о Петре? Идет помаленьку; скопляю матерьялы – привожу в порядок – и вдруг вылью медный памятник…" Осенью 1835 г. из Михайловского просит прислать книги: "Я взял у них книги Вальтер-Скотта и перечитываю его. Жалею, что не взял с собой английского. Кстати: пришли мне, если можно, Essays de M. Montagne ("Опыты" М.Монтеня) – 4 синих книги, на моих длинных полках. Отыщи". На некоторых книгах библиотеки Пушкина есть пометы рукою Натальи Николаевны.

 Скачать реферат