Жан Расин

Наконец, Андромаха. Она сильнее всех. Она предана родине, погибшему мужу, сыну. Она отбивает все атаки Пирра. Ее не страшат ни пытки, ни смерть. Но и она в конце концов сдается. Ее поражение не в том, что она дает согласие на брак, чтобы спасти сына и умереть, не став супругой своего господина; ее поражение в том, что она простила Пирра, оценила его любовь, увидела в нем достоинства, и логика в

едет к тому, что она могла и должна была бы полюбить его.

Трагедия «Федра» раскрывает картину нравственного разлада личности. Драматург бросил поистине прицельный луч света на бедствие души, на ту страшную катастрофу, которую человек терпит, когда в его сознании рушится гармония между представлением о должном и его субъективным влечением, между желаемым и допустимым. Причем, это не просто желание, влечение – это чувство, доведенное до экстаза, это Страсть, и противостоящий ей Долг – не просто долг, а нравственный категорический императив, нарушив который человек распадается как личность, теряя самоуважение и всю ту внутреннюю слаженность, которая составляет его существо. Словом, драматург описал нравственный кризис в его экстремальном проявлении. Прямо надо сказать, что в век христианства он взялся за «опасный» сюжет. Еще в глубокой древности Еврипид, первый обработавший этот сюжет для сцены, подвергся жесточайшей критике. Его современник Аристофан в комедии «Лягушки» обвинил его в клевете на афинских, женщин, назвал его развратителем молодежи и гневно сетовал на то, что сцена театра стала ареной «федр-потаскушек».

Понимая всю сложность своего положения, Расин писал в предисловии к трагедии: «…я не решаюсь утверждать, что эта пьеса действительно лучшая из моих трагедий. Я представляю читателям и времени установить ее подлинную ценность. Я могу утверждать лишь то, что ни в одной из них добродетель не была так ярко выявлена, как в этой; малейшие ошибки в ней сурово наказаны. Даже мысль о преступлении рассматривается как само преступление. Слабости любви почитаются подлинными слабостями; страсти выступают лишь для того, чтоб показать всю разруху, какую они причиняют; и порок нарисован в ней везде такими красками, которые заставляют понять и возненавидеть его безобразие».

Трагедия открывается диалогом Ипполита и его воспитателя Терамена. Из их разговора зритель узнает, что Федра ненавидит своего пасынка, преследует его. Однако выясняется, что Федра любит Ипполита, потому и преследует его.

Она глубоко переживает свой позор, но ничего поделать с собой не может: Ипполит ей мил, дорог, образ его властно царит в ее душе. Она прибегает к помощи богов, строит им храмы, исступленно предается благочестию, но и у подножия алтаря она думает только об Ипполите и, молясь богу, молится не ему, а другому, земному богу своей души – Ипполиту. Благочестие – «лекарство жалкое для гибельных страстей». Придя к такому выводу, Федра решила иными средствами добиться успокоения: стать ненавистной Ипполиту, чтобы навсегда установить между собой и им непроходимую преграду. Она добивается его изгнания в Трезену.

Спокойнее потекли теперь ее дни, и образ юноши стал постепенно бледнеть в ее памяти. Но вот Тезей привез ее в Трезену, и снова видит она прекрасного пасынка, снова вспыхивает любовь, теперь уже как всепожирающее пламя:

Мне ненавистна жизнь, ужасен сердца пыл, Я призывала смерть, о доброй помня славе.

Перестав бороться с собой, отдавшись безумству страсти, Федра, наконец, признается Ипполиту. «Доблестный, прямой и даже чуть суровый, прекрасный, молодой… как пишут о богах…» Зачем Тезей, а не Ипполит пришел тогда за ней? «Где были вы тогда?. За нежное лицо чего я не дала бы?» – говорит она пораженному юноше.

О боги! Что за речь? Иль вы забыли вдруг, Что мне Тезей – отец и что он вам – супруг? –

восклицает Ипполит. Лукавая женщина отступает, она ведь ничего не хотела сказать дурного, и умный Ипполит приемлет ее маневр. Да, да, он, верно, придал ее словам превратный смысл и краснеет за свое постыдное предположение.

Но ни Федра, ни Ипполит нисколько не обманываются в том, что друг друга поняли. «Ты понял слишком много!» – говорит, глядя ему вслед, Федра. «О, боги! Федра! Нет… В забвенье, в глубине, пусть тайна страшная останется при мне», – думает Ипполит. Федра в смятении: теперь, конечно, Ипполит все расскажет отцу, и вечный позор покроет ее имя, ее дети будут стыдиться произносить имя матери. О, этот Ипполит! «Он ныне для меня, что самый лютый зверь». Служанка советует ей оклеветать Ипполита перед его отцом, сказать, будто он покушался на честь мачехи. Входит Тезей в сопровождении Ипполита. Федра криком останавливает их и убегает: она осквернена, супруг не может приблизиться к ней. Тезей поражен, но и сын, к которому он обращается за разъяснением, отвечает как-то странно и тоже хочет куда-то бежать. Юноша взволнован. Неужели мачеха решилась во всем признаться отцу? Он не знает еще, что задумала она.

Энона клевещет на него отцу. Тезей взбешен: каким негодяем оказался его сын! И тот не оправдывается. Ипполит принимает на себя весь удар, он не хочет разглашать тайну Федры, он лишь признается отцу, что любит Арицию. Но Тезей не верит, он видит в этом признании лишь хитрую уловку: «У негодяев всех прием такого рода!» – и проклинает его, гонит от себя.

Федра, одумавшись, спешит предупредить несчастье, во всем сознаться и спасти Ипполита, но Тезей сообщает ей о том, что Ипполит любит Арицию. И признание остается невысказанным. Федра уже думает о сопернице – весть о ней поглощает все ее сознание. «Какой нежданный гром! Какая злая весть!» – твердит она с помутившимся разумом и уговаривает служанку убить Арицию.

Тезей узнает истину, но поздно: Ипполит погублен чудбвищем морским, которое наслал на него Нептун. Морской бог покарал его за проклятие отца. Кончает с собой Федра, в пучину морскую бросается и Энона, злой гений царицы.

Таков итог порочной страсти. Зло, разруху в сердцах и умах, преступление и гибель несет она с собой. «Увы! Какой нам дан судьбой урок!» – заключает Расин свою трагедию, вложив назидание в уста сраженного несчастьями Тезея. Со многими чудовищами сражался Тезей, многих из них уничтожил он, не увидел лишь зло в своем доме, не увидел, не победил.

Расин написал несколько политических трагедий – «Британ-ник», «Баязет», «Аталия». Он разительно непохож в них на Корнеля. Его политическая позиция иная. Он поставил уже тему государственного деспотизма, которой еще не было в творчестве автора «Сида».

В трагедии «Британник» один из придворных со всем цинизмом излагает программу тирании:

…римлян, государь, вы разгадать должны… Держите их в узде, – они трусливы, злобны, – Не то они взомнят, что страх внушать способны. О, да, они к ярму приучены в веках! Им по сердцу рука, что держит их в цепях. Удел их – угождать правителям верховным…

У Корнеля не было и не могло быть подобных нападок на деспотизм, ибо ему важно было укрепить принцип государственности в лице единого монарха, и он добросовестно это делал. Достаточно вспомнить, какой обаятельный облик монарха нарисовал он в лице Октавиана Августа в трагедии «Цинна».

 Скачать реферат