Церковные реформы патриарха Никона

Но все это случилось после того, как Никон оставил патриаршество. Первоначально голос протеста против изменения церковных обрядов исходил только от узкого круга людей, опальных ревнителей благочестия, которые отвергали любые нововведения Никона. Никакого массового противодействия реформе, и уж тем более раскола, еще не было. Однако, впоследствии, по мере распространения исправленных печатных из

даний, они находили себе новых сторонников. Наконец, в 1667 г. церковный собор при участии греческих иерархов предал проклятию противников реформы. Это решение стало тем рубежом, с которого бегство в раскол приобрело массовый характер.

Возникновение раскола

Сама борьба царя и архиереев с Никоном была косвенной поддержкой вдохновленным той же враждой к Никону, обиженным и озлобленным им, бывшим друзьям: Аввакуму, Неронову и проч. У обиженных протопопов особенно развязались руки для агитации против Никона с момента его нетактичного ухода с патриаршества. Но сама агитация началась немедленно после указа Никона об отмене двенадцати земных поклонов в 1654 году. Это Аввакумово восстание и считается началом всего старообрядческого раскола.

По уходе Никона, местоблюстителем патриаршего престола был выдвинут враг Никона, угодный старообрядческой оппозиции, митрополит Крутицкий Питирим, по положению своему естественный заместитель патриарха. Оппозиция осаждала Питирима и царя просьбами повернуть церковный курс против затеянных реформ. Бояре вернули из одиннадцатилетней ссылки Аввакума. Через полгода Аввакум подал царю челобитную: «старое благочестие взыскать, а новые Служебники отложить, да и все Никоновы затейки». Аввакум также агитировал народ на улицах Москвы. В результате многие перестали ходить в церковь. Церковные власти стали беспокоиться, что Аввакум «церкви запустошил» и просили царя убрать из Москвы Аввакума. Партия порядка, и церковная и гражданская, взглянула на дело серьезно и решила не подрывать всего режима: убрать опасного агитатора подальше. Снова повезли Аввакума в далекую ссылку, в Печорский край, в Пустозерск. Но друзья-старообрядцы опять умолили царя не отправлять Аввакума на Печору. Аввакум остановился в Мезени. В самой Москве агитация не прекращалась. Значительная роль принадлежала женской группе агитаторов. Ученицами Аввакума были видные боярыни: Феодосья Прокопьевна Морозова и сестра её, княгиня Евдокия Урусова, вместе с их подругой, женой стрелецкого полковника Марией Даниловой. Эти три боярыни по слову Аввакума составляли «троицу, тричисленную единицу». Боярыня Морозова держала приют для всех агитаторов. Тут же группировались и изгоняемые из монастырей инокини за приверженность к старым книгам. В годы своего пребывания в Москве Аввакум был завсегдатаем и тут.

Смелость агитации в Москве поднимала дух оппозиции и в провинции. Епископ Вятский Александр, личный враг Никона за перемещение его с Богатой Коломенской епархии, хотя и подписался в 1656 году под осуждением вождей оппозиции, не скрывал теперь своей солидарности с ней. Соловецкий старец Герасим (Фирсов) распространял свое «Писание о сложении перстов». Немало было и других анонимных агиток в том же направлении. Поэтому замена старых текстов богослужебных книг новыми, при саботаже оппозиции, шла медленно. Продолжалась смута, не было строгого единства в церквях. В 1665 году в послании к Иерусалимскому патриарху говорилось об этих годах: «весь церковный чин в несогласии, в церквах служит всяк по-своему». Для успокоения беспорядка царь приказал архиереям составить собор: «быть собору в мае, июне 1663 года». Так как на собор приглашались и защитники «старины», то они снова написали серию челобитных: Никита, Лазарь, Аввакум, Савватий, Антоний, Спиридон и другие. Эти челобитные ярко свидетельствуют обо всех мотивах и главном смысле всей старообрядческой оппозиции. «Эти челобитные – чистый беспримесный голос идеалистических глубин народной души, старой святой Руси». Челобитчики на имя царя подчеркивают, что бьют челом ему и не «о себе» и не «о своих», а о святой церкви. Докучают царю, чтобы «благочестiю в поруганiи не быти». Они не возражают, что вынуждены творить «раздор церковный», что в их бунте нет ни капли своеволия, тем более славолюбия, все упование их возлагается на воздаяние в жизни будущей. Они борются потому, что верят в неодолимость церкви, которая даже и «до днесь непреклонна и недвижима». «Еретическая церковь сегодня так, а на утро иначе творит, шатается сюду и сюду, то прибавит, то убавит догматов своих; истинная же церковь незыблемо стоит». А тут затеяли не «исправление», а «искривление».

В доказательство приводятся бесспорные внешние факты: порченые венецианские греческие книги и «порченые» люди – справщики, как Арсений Грек. Признаком «порченности» греков и малороссов, советников Никона, является их общее несогласие с московским благочестием.

При сплошном переводе многих текстов заново с греческого оригинала словесная оболочка часто сильно изменялась, особенно, для слуха. Челобитники писали, что не осталось «ни псалма, ни молитвы, ни тропаря, ни кондака, ни седальна, ни светильна, ни богородична, ни в канонах какого стиха, чтобы в них наречие не было изменено». Для чего? Челобитники толкуют: только для того, чтобы вместо «стараго добраго, насадить еретическую новизну»… Затем и напечатали о Богородице «деторождаеши» вместо «отроча рождаеши», вместо «обрадованная» - «благодатная»; вместо «певцы» - «песнословцы». Оппозицией также отвергались все орфографические поправки и поправки в ударениях. Это, казалось, обличало справщиков, что они «не могли хорошо рассудить между православием и ересью».

То, что напечатанные книги вводились «насильством», уже было признаком антихристова царствования. Идущие за Никоном считались неправославными, отступниками и должны были называться новым именем «никониан».

Недовольство самих православных

Нетактично проводимая Никоном правка книг по темпу, по широте охвата, по чуждости своего источника и по обидности ее для серьезно усвоенного, не только национального, но и подлинно православного самосознания русских людей, не могла не вызвать протеста. Протест был по глубине всеобщий: и епископата, и белого, и черного духовенства, и мирян, и простых людей. Митрополит Новгородский Макарий скорбел, что он подписался под Никоновым соборами, сам служил по старому и свое духовенство благословлял на то же. Но все внешне покорялись реформе.

Мирские люди, царь и бояре, менее закаленные в богослужебной букве, сравнительно легче принимали реформу. Но рядовое духовенство оказалось противником книжных перемен по своей малограмотности: едва одолевали привычный текст, а тут предстояло переучиваться. Еще в 1658 году Соловецкие монахи писали: «А которые мы священицы диаконы маломочны и грамоте ненавычны и к учению косны, по которым служебникам старым многие лета училися, а служили с великою нуждею… Нам чернецом косным и непреимчивым – сколько не учиться, а не навыкнуть». Передовые идеологи протеста подводили под это недовольство невежд идейное основание и этим подкреплялись и усиливались. Да и технически и материально замена старых книг новыми не могла быстро произойти даже в Москве. Провинциальные архиереи не настаивали на безусловном введении новых книг. По всей России служили «неединогласно». Картину хаоса в богослужебной практике живо изобразил в своей челобитной к царю протопоп Никита Добрынин (Пустосвят). В ней он пишет царю: «Во многих градех твоея благочестивые державы, наипаче же в селех церкви Божии зело возмущены. Еже есмь много хождах и не обретох двух или трех церквей, чтобы в них единолично действовали и пели, но во всех разнствие и великий раздор. В той церкви по книгам Никоновым служат и поют, а в иной по старым. И где на праздники, или на освящении церкви два или трое священников литоргию Божию служат, и действуют по разным служебникам. А иные точие возгласы по новым возглашают, и всяко пестрят».

 Скачать реферат