Эволюция дуэльного кодекса в произведениях писателей XIX века - А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и И.С. Тургенева

Поведение Печорина трудно назвать вполне благородным, потому что у него все время двойные, противоречивые устремления: с одной стороны, он как будто озабочен судьбой Грушницкого, хочет заставить его отказаться от бесчестного поступка, но, с другой сто­роны, больше всего заботит Печорина собственная со­весть, от которой он наперед откупается на случай, если произойдет непоправимое и Грушницкий п

ревратится из заговорщика в жертву.

Грушницкому выпало стрелять первому. А Печорин продолжает экспериментировать; он говорит своему противнику: " .если вы меня не убьете, то я не промахнусь! — даю вам честное слово". Эта фраза опять имеет двойную цель: еще раз испытать Грушницкого и еще раз успокоить свою совесть, чтобы потом, если Грушницкий будет убит, сказать себе: я чист, я пре­дупреждал…

Об этом втором смысле слов Печорина Грушницкий, конечно, не догадывается; у него другая забота. Изму­ченный совестью, "он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного . но как признаться в таком под­лом умысле? "

Вот когда становится жалко Грушницкого: за что его так запутали Печорин и драгунский капитан? Почему такой дорогой ценой он должен платить за самолюбие и эгоизм — мало ли людей живет на белом свете, обладая худшими недостатками, и не оказываются в таком трагическом тупике, как Грушницкий!

Мы забыли о Вернере. А он ведь здесь. Он знает все то, что знает Печорин, но понять его замысел Вернер не может. Прежде всего, он не обладает мужеством Печорина, не может постичь решимости Печорина стать под дуло пистолета. Кроме того, он не понимает главного: зачем? Для какой цели Печорин рискует своей жизнью?

"Пора, — шепнул . доктор . Посмотрите, он уже заряжает . если вы ничего не скажете, то я сам ."

Реакция Вернера естественна: он стремится предо­твратить трагедию. Ведь опасности прежде всего под­вергается Печорин, ведь первым будет стрелять Грушницкий!

"Ни за что на свете, доктор! Какое вам дело? Мо­жет быть, я хочу быть убит ."

В ответ на такое заявление Печорина он говорит:

"О! это другое! только на меня на том свете не жалуйтесь".

Всякий человек — и врач в особенности — не имеет права допускать ни убийства, ни самоубийства. Дуэль - другое дело; там были свои законы, на наш современный взгляд, чудовищные, варварские; но Вернер, конечно, не мог и не должен был бы мешать честной дуэли. В том же случае, который мы видим, он поступает недостойно: уклоняется от необ­ходимого вмешательства — из каких побуждений? Пока мы понимаем одно: Печо­рин и здесь оказался сильнее. Вернер подчинился его воле так же, как подчиняются все остальные.

И вот Печорин "стал на углу площадки, крепко упершись левою ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад". Грушницкий начал поднимать пистолет .

"Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев, как полотно, повернулся к своему секунданту.

— Не могу, — сказал он глухим голосом.

— Трус! — отвечал капитан.

Выстрел раздался".

Опять — драгунский капитан! В третий раз Грушницкий готов был поддаться голосу совести — или, может быть, воле Печорина, которую он чувствует, которой привык подчиняться, — готов был отказаться от бесчестного замысла. И в третий раз драгунский капитан оказался сильнее. Каковы бы ни были побуждения Печорина, здесь, на площадке, он представляет чест­ность, а драгунский капитан — подлость. Зло оказалось сильнее, выстрел раздался.

Слабый человек целил Печорину в лоб. Но слабость его такова, что, решившись на черное дело, он не имеет сил довести его до конца. Подняв пистолет во второй раз, он выстрелил, уже не целясь, пуля оцарапала Печорину колено, он успел отступить от края площадки.

Как бы ни было, он продолжает разыгрывать свою комедию и ведет себя так омерзительно, что поневоле начинаешь понимать Печорина: едва удерживаясь от смеха, прощается с Грушницким: "Обними меня . мы уж не увидимся! Не бойся . все вздор на свете! " Когда Печорин в последний раз пытается воззвать к совести Грушницкого, драгунский капитан снова вмешивается: "Господин Печорин! вы здесь не для того, чтоб исповедовать, позвольте вам заметить ."

Но мне кажется, что в эту минуту слова драгунского капитана уже не имеют значения. Совесть больше не мучает Грушницкого; он, может быть, остро жалеет, что не убил Печорина; Грушницкий раздавлен, уничтожен насмешливым презрением, ему одного только хочется: чтобы все скорее кончилось, раздался выстрел Печори­на — осечка, и остаться наедине с сознанием, что заговор провалился, Печорин победил, а он, Грушницкий, опозорен.

И в эту секунду Печорин добивает его: "Доктор, эти господа, вероятно второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, и хорошенько!"

Только теперь Грушницкому становится ясно; Пе­чорин все знал! Знал, когда предлагал отказаться от клеветы. Знал, стоя перед дулом пистолета. И только что, когда советовал Грушницкому "помолиться богу", спрашивал, не говорит ли чего-нибудь его совесть, — тоже знал!

Драгунский капитан пытается продолжать свою линию: кричит, протестует, настаивает. Грушницкому уже все равно. "Смущенный и мрачный", он не смотрит на знаки капитана.

В первую минуту он, вероятно, даже не может осознать, что несет ему заявление Печорина; он ис­пытывает только чувство безысходного позора. Позже он поймет: слова Печорина означают не только позор, но и смерть.

В поведении драгунского капитана нет ничего неожиданного: он был так смел и даже нагл, пока не было опасности! Но едва Печорин предложил ему "стреляться на тех же условиях", как "он замялся", а увидев в руках Печорина заряженный пистолет, "плюнул и топнул ногой".

Капитан-то сразу понимает, что значит для Грушницкого заряженный пистолет в руках Печорина, и говорит об этом с грубой откровенностью: " .околевай себе как муха ." Он оставляет того, кто еще недавно назывался его "истинным другом", в минуту смертельной опасности и осмеливается только "пробормотать" слова протеста.

Что ему оставалось делать? Разумеется, стреляться с Печориным на тех же условиях. Он затеял все дело; теперь, когда заговор раскрылся, именно капитан обязан нести за него ответственность. Но он уходит от ответст­венности.

Печорин в последний раз пытается предотвратить трагедию:

"Грушницкий, — сказал я: еще есть время. Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все; тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено, — вспомни, мы были когда-то друзьями".

Но Грушницкий именно этого не может вынести: спокойный, доброжелательный тон Печорина унижает его еще больше — снова Печорин победил, взял верх; он благороден, а Грушницкий .

"Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали.

— Стреляйте! — отвечал он. — Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места .

 Скачать реферат