Жёны декабристов

Рассказывая детям и внукам о своем отъезде в Сибирь, Мария Волконская неоднократно подчеркивает полнейшую бескорыстность, идеализм движения декабристов, что произвело на нее сильнейшее впечатление. "Действительно,— пишет она, — если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убежден

ия, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое". Как на истинного патриота, героя, а не просто страдальца смотрит Волконская на осужденного мужа. И эта вера делает непоколебимым ее решение следовать за ним в Сибирь.

Известие о решении женщин ехать вслед за мужьями в Сибирь быстро распространялось среди родственников, друзей, знакомых и незнакомых, получая громкую огласку.

Академик М.В. Нечкина справедливо видела в проводах Марии Волконской в Сибирь, которые устроила ей Москва, "элемент общественной демонстрации". Обстоятельства этих проводов 26 декабря 1826 г. в доме княгини Зинаиды Волконской, собиравшей все лучшие литературные и аристократические силы Москвы, широко известны. Сама виновница события рассказала о них в своих "Записках".

Интересны непосредственностью впечатлений, пониманием важности происходящего воспоминания участника проводов брата поэта Веневитинова: "Вчера провел я вечер, незабвенный для меня. Я видел во второй раз и еще более узнал несчастную княгиню Марию Волконскую . Она нехороша собой, но глаза ее чрезвычайно много выражают. Третьего дня ей минуло двадцать лет. Но так рано обреченная жертва кручины, эта интересная и вместе могучая женщина — больше своего несчастна .

Она в продолжение целого вечера все слушала, как пели, и когда один отрывок был отпет, то она просила другого. До двенадцати часов ночи она не входила в гостиную, потому что у княгини Зинаиды много было, но сидела в другой комнате за дверью, куда к ней беспрестанно ходила хозяйка, думая о ней только и стараясь всячески ей угодить . Остаток вечера был печален. Легкомысленным, без сомнения, показался он скучным, как ни старались прерывать глубокое, мрачное молчание некоторыми шутливыми дуэтами.

Но человек с чувством, который хоть изредка уже привык обращаться на самого себя и относить к себе все, что его ни окружает, необходимо должен был думать, много думать. Я желал в то время, чтобы все добрые стали счастливцами, а собственное впечатление сего вечера старался я увековечить в себе самом . Я возвратился домой с душою полною и никогда, мне кажется, не забуду этого вечера".

В тот вечер среди провожавших Марию Волконскую, находился и Пушкин. Мария Волконская и Пушкин — это особая тема, породившая целую литературу с устойчивой версией о том, что Мария Николаевна была большой "потаенной" любовью великого поэта. В данном случае нас интересует тот факт, что Пушкин, близкий декабристам до восстания и не отвернувшийся от них после их поражения, осуждения и изоляции, пришел на проводы жены декабриста.

Интересные подробности отъезда Волконской содержатся в неопубликованной письме Екатерины Орловой отцу Н. Н. Раевскому: "Мой дорогой батюшка, Вы пишете мне, что ожидаете подробностей, касающихся Марии . Из тех денег, которые Вы ей дали, Мария потратила три тысячи на покупку для своего мужа различных припасов и необходимых вещей различного рода, для себя же она, купила только туфли, шубу и теплые сапожки. Мне пришлось силой задержать ее в Москве, чтобы немного обеспечить вещами. Я сочла необходимым дать ей мою лисью накидку, поэтому она говорит, что я ее разорила. Вы ничего не должны мне за Марию, я не дала ей ни копейки денег. Я также не потратила ни одной копейки моего мужа; я продала одно украшение и смогла купить ей некоторые предметы первой необходимости н некоторые для развлечения, как, например, книги, шерсть и т. д. (Вы прекрасно понимаете, что я не могла бы использовать свои деньги более приятным для меня способом и что о возвращении их речи быть не может). Характерно, что Е. Н. Орлова (жена брата будущего шефа жандармов), как и все Раевские, была против поездки сестры и теперь надеялась на ее быстрое возвращение: "подорожник Марии выдан на имя княгини Волконской до Иркутска." Но Муравьева — Чернышева, заявившая, что она уезжает, чтобы соединиться навсегда со своим мужем и жить с ним в остроге, получила подорожник на имя жены ссыльной Муравьевой — до Нерчинска. Не менее любопытно продолжение письма: "За Уралом можно найти самое большое гостеприимство по отношению, как там говорят, к нещастным.

Нам нечего бояться ее путешествия; ее самообладание, спокойствие, веселость, которые не оставляли ее, если только не представлялось какое-либо препятствие, очаровали меня, в то время как я с тревогой и разрывавшимся сердцем готовилась к встрече с ней. Но по размышлении я переменила свое мнение: покинуть без сожаления своего ребенка, семью, вообще все, — может быть для человека с сердцем лишь большой степенью экзальтации и неопытности ."

Орлова осуждает не только "экзальтацию" сестры, но и своеобразный ажиотаж вокруг отъезжающих в добровольное изгнание женщин: "Все петербургские кумушки, мужчины и женщины, ловят каждое слово этих женщин. Их обсуждают, преувеличивают, разрывают, превозносят до небес. На них ходят смотреть, как на диковинных животных. Г-жа Нессельроде заглянула даже под вуаль, Которую Мария опустила, чтобы не быть замеченной. Все эти хитрости, соединенные с тысячами нескромных речей, должны очень досаждать правительству, которое хотело бы, как мне кажется, предать все это забвению или по крайней мере проделать все в молчании ."

В последнем Екатерина Орлова не ошибалась. Но замолчать гражданский подвиг декабристок было невозможно.

Материалы о проводах Волконской в Сибирь впервые были опубликованы в 1875 г. в журнале "Русская старина", когда цензурные гонения на декабристскую тему — через пятьдесят лет после восстания! — стали не столь жестоки. Вслед за воспоминаниями Веневитинова издатели поместили лирические заметки Зинаиды Волконской, воспевавшие сестру по духу и ее подвиг: "О, ты, пришедшая отдохнуть в моем жилище, ты, которую я знала в течение только трех дней, я назвала своим другом! Образ твой лег мне на душу. Я вижу тебя заочно: твой высокий стан встает передо мною, как величавая мысль, а грациозные движения твои так же мелодичны, как небесные звезды, по верованию древних. У тебя глаза, волосы, цвет лица, как у девы, рожденной на берегах Ганга, и, подобно ей, жизнь твоя запечатлена долгом и жертвою . Было время, говаривала ты, голос твой был звучный, но страдания заглушили его . Однако я слышала твое пение: оно не умолкло, оно никогда не умолкнет: твои речи, твоя молодость, твой взгляд, все существо твое издает звуки, которые отзовутся в будущем . Жизнь твоя не есть ли гимн ."

Публикация о проводах Марии Волконской заключалась отрывком из широко известной сейчас поэмы Н. А. Некрасова "Русские женщины":

 Скачать реферат