Смутное время

Избавившись от осады, Шуйский по совету патриарха Гермогена пригласил в Москву бывшего патриарха Иова. Тот приехал в феврале 1607 года, простил и разрешил всех православных христиан от клятвы, наложенной им за нарушение крестного целования Борису. Еще прежде гробы с телами Годуновых были перевезены в Троице-Сергиев монастырь и там погребены. Этими поступками царь хотел примириться с прошлым и т

ем придать своей власти более законности. Но с наступлением лета силы Болотникова опять начали увеличиваться пришедшими казаками. Явился новый самозванец, родом муромец, незаконный сын "посадской женки" Илейка, ходивший прежде с бурлаками по Волге. Он назвал себя царевичем Петром, небывалым сыном царя Федора Ивановича. Узнав, что войско Петра идет к Калуге, князь Мстиславский, осаждавший здесь Болотникова, отступил. Болотников пошел к Туле и соединился с Петром. Тогда Шуйский принял меры решительные: разосланы были строгие приказы собираться отовсюду служилым людям, монастырские и церковные вотчины должны были также выставить ратников, и таким образом собралось до 100 000 человек, которыми царь решился предводительствовать сам.

5 июня 1607 года на реке Восме он встретил объединенную армию мятежников. Целый день шло упорное сражение, и Шуйский одержал победу. По некоторым известиям дело решилось тем, что князь Телятевский с 4000 сподвижников перешел на сторону царя. Шаховской, Болотников и царевич Петр отступили в Тулу, а Шуйский начал осаду. Осажденные два раза отправляли гонца в Польшу, к друзьям Мнишека, чтобы те постарались немедленно выслать какого-нибудь Лжедмитрия. Но самозванец нашелся сам собой.

6. Лжедмитрий II – Тушинский вор

В начале июня явился в Стародуб подозрительный молодой человек, который назвался родственником Нагих и всюду распространял слухи, что Димитрий жив. Когда же стародубцы подступили к нему с решительными вопросами, он самого себя объявил Димитрием. Кто был этот Лжедмитрий, неизвестно. Все, кто знаком был с первым Димитрием, дружно свидетельствуют, что второй нисколько не походил на него ни внешностью, ни характером. Это был человек грубый, невежественный, жестокий и хитрый. Все повадки изобличали в нем темного авантюриста, недаром в народе он получил прозвище Вора.

Происхождение этого претендента является новой загадкой, которой суждено остаться навсегда неразрешенной. Попович из Северской области или из Москвы, – Матюша Веревкин в первом случае, Алешка Рукин – во втором. Сын князя Курбского, великого политического противника Грозного; дьяк; учитель из маленького городка Сокола; чех из Праги, служивший среди драбантов первого Димитрия; еврей; сын "служивого человека" или "сын боярский", – все эти догадки выставлялись, но ни одна так и не получила подтверждение.

После переворота 17 мая этот человек бежал в Литву, где жил одно время в доме могилевского протопопа. Битый кнутом и изгнанный за покушение на честь протопопицы, он придумал называться именем своего бывшего господина. Все свидетельства отзываются единодушно о неприятной наружности, еще более непривлекательном характере самозванца, неотесанности его в обращении и грубости нрава. Все также утверждают, что ни по телесным, ни по духовным качествам новый претендент не походил на первого.

Интересно то, что в Польше появление самозванца вызвало некоторое замешательство. Однако польское правительство не растерялось и решило использовать самозванца в своих целях. Среди лиц, окружавших Лжедмитрия, поляки должны были занимать все-таки главное место, оказывая решительное влияние не только на его судьбу, но и на все развитие кризиса, в который вмешались. В эту пору в Польше окончилась междоусобная война, и поэтому освободились целые запасы сил, оставшихся без употребления, обманутых честолюбий, неудовлетворенных вожделений, героических настроений, рвущихся к новым подвигам, – все это нетерпеливо и жадно стремилось искать счастья вне родины. Воздух мирной страны, возвращенной к состоянию относительного порядка с подобием дисциплины, был невыносимо тяжел для соратников Зебржидовского. Они нахлынули на Московию, и второму Димитрию стоило только показаться, чтобы увидать вокруг себя цвет того странствующего рыцарства, из которого Баторий с трудом создал армию; оно оказалось неспособным бороться с регулярной армией Сигизмунда, но давало драгоценное подкрепление и блестящую рамку мятежной милиции. Скоро у самозванца оказалась армия и главнокомандующий – не кто иной, как пан Меховецкий, ветеран польских конфедераций. В его стане появились и более знаменитые новобранцы, и осажденный в Туле "большой воевода" мог ожидать скорой помощи.

Но ожидание его не оправдалось. У Меховецкого пока оказалась только горсточка войска, а осаждавшие, по совету муромского дворянина Ивана Сумина-Кравкова, затопили водою город, поставив плотины в русле соседней реки Упы. Болотников и царевич Петр сдались, получив обещание, что им даруют жизнь, и испытали обычную судьбу побежденных при такого рода договорах: в Москве ничуть не стеснялись их нарушать. "Большого воеводу" утопили, а его товарища по несчастью повесили.

В качестве князя и боярина Шаховской выпутался из беды, отделавшись только отправлением в ссылку. Но и Шуйскому день победы готовил разочарования. Вступая триумфатором в Москву, Василий Иванович вообразил, что окончательно раздавил гидру революции. Он забыл, что она теперь имела голову, до которой не доходили его удары. Пока он упорно воздерживался воспользоваться приобретенным преимуществом, голова поднималась все грозней и грозней, и скоро все подвиги Болотникова стали казаться только незначительным эпизодом борьбы, которая, развиваясь, достигла гораздо более громадных размеров.

Шуйский приостановил борьбу, тем самым дав Лжедмитрию время для организации своих сил, которые росли день ото дня. Второй претендент как будто собирался идти по следам первого, победив войска царя при первой же встрече в Козельске. Если же он немного спустя поспешно покинул стан под Карачевым и отошел к Орлу, а затем к Путивлю, то это отступление нахлынувших мятежников оказалось только кратковременным отливом. Не военная неудача послужила тому виной, а исключительно недостаток умения и выдержки, объяснявшейся составом армии, которая больше владела своим командиром, чем позволяла ему руководить своими движениями.

Наличный состав армии самозванца поддается только крайне приблизительному подсчету. Будзило в своем подробном перечислении польских полков доводит общий итог до 8126 человек. Рядом с мастодонтами польской кавалерии казаки, несмотря на свой пестрый живописный костюм и вооружение, широкие красные шаровары, длинные черные куртки (киреи) и высокие бараньи шапки, длинные копья, кривые сабли и мушкеты или самострелы, метавшие убийственные стрелы, представляли довольно жалкий вид.

Шуйскому приходилось считаться с грозной силой. А между тем, когда эта армия, сосредоточившись между Орлом и Кромами, готовилась к наступлению, Василий Иванович еще упражнялся в опытах морального воздействия, хотя их первые результаты были далеко не утешительного свойства. Напротив, смущение и беспокойство усиливалось среди населения столицы. Устрашающие видения волновали умы. Под сводами Успенского собора сам Христос явился попу и объявил ему, что страшная кара падет на его отечество, ибо грехи его давно вопиют ко гневу небесному. Шуйский принял угрозу на свой счет и широко распространил известие о событии; духовные власти со своей стороны установили пятидневный пост и общее покаяние. Но это не помешало мятежникам закончить свои приготовления.

 Скачать реферат