Борьба с пережитками удельной эпохи при Иване III и Василии III и установление монархического абсолютизма

4. Изменение значения великокняжеской думы.

Лишая своих слуг прежнего самостоятельного и независимого общественного положения. Московский государь в то же время ослаблял политическое, правительственное их значение. В удельный период служилые князья и бояре пользовались большим влиянием в качестве самостоятельных советников-думцев; великий князь должен был считаться с мнением своих во

льных слуг, которые могли во всякое время от него отъехать. Теперь Московский государь стал видеть в своих слугах только простых советников, которых он мог слушать и не слушать, покорных исполнителей его воли. Теперь опала и наказания стали постигать тех советников, которые особенно резко обнаруживали свою самостоятельность и некоторое упорство в мнениях и стремлениях. Так, в 1499 году Иван III велел схватить князя Ивана Патрикеева с двумя сыновьями и зятя его Семена Ряполовского и казнить их смертью за то, что они слишком «высокоумничали». Князю Ряполовскому отрубили голову на Москве-реке, просьбы духовенства спасли жизнь князьям Патрикеевым, но их постригли в монахи. Но Иван Ш был еще относительно терпим к проявлению самостоятельных и независимых мнений. Берсень-Беклемишев свидетельствует, что Иван «любил встречу, жаловал тех, которые против его говаривали». Но не то уже было при сыне его. Тот же Берсень-Беклемишев говорил про него: «государь упрям и встречи против себя не любит: кто ему встречу говорит, и он на того опаляется». Берсень испытал это на самом себе: когда в думе обсуждался вопрос о Смоленске, он возразил Василию, и князь великий того не полюбил, да молвил: «пойди смерд прочь, не надобен ми оси». Но таких лиц, как Берсень-Беклемишев, было уже немного: перед всесильным Московским владыкой склонились все головы, смолкли все голоса. Между советниками его, — говорит Герберштейн, — никто не пользовался таким значением, чтоб осмелиться ему в чем-нибудь противоречить. Мало того. Московский государь все чаще и чаще стал обходиться и без советников. Берсень-Беклемишев жаловался на Василия, что он всякие дела делал запершись сам-третей у постели, со своим дворецким Шигоной Поджогиным да дьяком. Так, Московский государь становился самодержцем не только по отношению к другим государям, но и по отношению к своим подданным. Исчезали всякие свободы и вольности, доставшиеся по наследству от удельной эпохи, и Московское государство начинало превращаться в абсолютную, неограниченную монархию.

5. Общественная среда как благоприятное условие для развития московского абсолютизма.

Естественно возникает вопрос: почему общественная среда Великой Руси оказалась столь податливой для развития монархического абсолютизма? На этот вопрос можно дать такой общий ответ: потому что общество Великой Руси от предшествующей истории не получило достаточно крепкой организации для борьбы с абсолютизмом. Великим князьям Московским при утверждении и расширении своей власти не приходилось считаться ни с самостоятельностью крупных местных миров, за небольшими исключениями, ни с сильными сословными корпорациями. В эпоху татарского владычества, как известно, в Великой Руси существовали только две крупные самоуправляющиеся земли — Новгородские и Псковские, в которых верховная власть принадлежала вечам главных городов и которые крепко держались за свою старину. Вся остальная Великая Русь была разбита на множество мелких обществ под управлением князей-хозяев. Политическая самодеятельность в этих обществах, обязанных своим возникновением устроительной деятельности князей-хозяев, не развивалась, а где она встарь и проявлялась, как, например, в Ростове и Суздале, там давным-давно была подавлена князьями-устроителями земель. В Великой Руси еще в XII веке княжеская власть получила решительное преобладание над обществом. Когда же эта княжеская власть раздробилась, то вместе с тем распалось и общество на множество подчиненных князьям мелких общественных союзов. Из продолжительной эпохи удельного дробления общество Великой Руси не могло вынести привычки к солидарности, к совместному действию и энергичному отстаиванию общих интересов. Справедливо поэтому, что удельная раздробленность не только содействовала собирательным успехам Москвы, но в виде известных духовных переживаний содействовала и успехам московского абсолютизма. Когда вся Великая Русь объединилась в руках великого князя Московского, в ней не оказалось местных политических организаций, могущих мешать установлению монархического абсолютизма.

6. Политическое бессилие московского боярства; местничество.

Не нашлось и достаточно сильного и солидарного общественного класса, который был бы в состоянии со своей стороны поставить пределы развитию этого абсолютизма. Некоторые шансы в этом отношении имел, конечно, высший класс князей и бояр, сгруппировавшийся вокруг Московского государя. Князья наполнили собой передние ряды слуг Московского государя и закрыли собой старое московское боярство. Становясь слугами Московского государя, они не переставали быть по-прежнему князьями-государями в своих вотчинах, творили в них суд и управу, собирали с населения подати, имели свои собственные войска. В общем, следовательно, они могли составить великую силу для противовеса развивавшемуся абсолютизму. Но дело в том, что в то самое время, когда устанавливалось московское единодержавие и самодержавие, этот новый класс только что слагался и не успел еще приобрести нужной солидарности. Людей соединяет, и сплачивают время, более или менее продолжительное общение и затем общие интересы. Этих условий пока еще не хватало для того, чтобы князья и высшее боярство могли составить тесно сплоченную и сильную общественную группу. Понаехав с разных сторон ко двору Московского государя, князья и высшие бояре все еще чувствовали себя чужими друг другу и подчас соперниками, конкурентами. Каждый из них стал слугой Московского государя после постигшего его крушения, надеялся в новом положении обеспечить себя и свой род и на первых порах только об этом и ни о чем другом не заботился. Главной заботой, господствовавшим помыслом было то, чтобы не затерли другие. Явственным и характерным обнаружением этого эгоизма, воспитанного веками удельной розни и дробления, было местничество.

Понаехавшие в Москву князья и бояре, смешиваясь здесь со старым боярством, стремились отстаивать не общее положение всего класса, а частное — каждого лица, каждой семьи, каждого рода. Не претендуя на то, чтобы за ними обеспечены были известные постоянные места, должности, известное политическое положение, князья и бояре хлопотали только о том, чтобы при назначениях на места и должности не быть ниже других, равных себе, кому они были «в версту». Своими горячими спорами и ссорами по этому поводу, они заставляли и самого государя Московского признать за ними в этом отношении некоторые права, руководствоваться некоторыми правилами при назначении на должности. Князья и бояре стали рассаживаться в известном порядке в думе и за столом своего государя; установилось известное иерархическое взаимоотношение между должностями: известная должность стала считаться равной другой, выше или ниже и на столько-то степеней. Сажая к себе в думу и за стол, назначая на должности князей и бояр, государь стал руководиться их отечеством, т.е. соображаться с положением, которое занимали их предки. Таким образом, например, потомки великих князей садились выше и назначались на более высокие и почетные должности, чем потомки удельных князей, а тем более простых, хотя бы и знатных московских бояр. Потомки удельных князей садились и назначались выше бояр, но не всегда: те из них, предки которых были слугами у других удельных князей, садились и назначались ниже бояр, служивших великим князьям и т. д. Кроме этих общих правил, в местническом распорядке действовали и прецеденты. Принималось во внимание, как прежде садились и назначались на службу те или другие князья или бояре и их предки, кто кому был в версту, кто выше или ниже и т. д. Об этих прецедентах справлялись в официальных или частных разрядных книгах, содержавших записи всех официальных торжеств и служебных назначений. В тех случаях, когда прецедентов совместного назначения на службу тех или других лиц или их предков не находилось в разрядных книгах, старались найти прецеденты совместного назначения их с третьими лицами или их предками и таким путем установить правильное взаи­моотношение между ними. Но так как разные лица известного рода сами между собой не были равны, одни считались старше, другие моложе, то и в местнических назначениях и счетах принималось во внимание не только «отечество», общее положение рода, но и генеалогические степени. Поэтому, например, сын или внук известного лица не считался равным по чести тому лицу, которому равен был отец или дед, а был ниже его на несколько мест. Поэтому и при служебных назначениях наводились справки не только в разрядах, относительно того, кто под кем сидел прежде или был назначен на должность, но и в родословцах, кто кому и кем доводился. По этим двум коэффициентам и производились тонкие и сложные расчеты, часто спутанные и намеренно запутанные и потому возбуждавшие пререкания, споры и ссоры. На эти местнические тяжбы на первых порах уходили все нравственные силы высшего класса московского общества, который за своими ссорами мало обращал внимания на изменяющееся общее положение. Местничество было порождением удельной розни и обособления. Но отлившись в форму, будучи закреплено обычаем и законом, местничество, в свою очередь, сделалось фактором, парализо­вавшим развитие солидарности в высшем классе. «Внося в боярскую среду соперничество и рознь, — говорит Ключевский, питая мелочные споры и узкий фамильный эгоизм, оно притупляло чутье общественного, даже со­словного интереса, было в полном смысле „враждотворным" и братоненавистным обычаем, как оно характеризовано в отменявшем его приговоре .». Местничество делало бояр неспособными к общему делу, к дружной деятельности в каком-либо направлении. «Наконец, оно не давало никакого места заслуге . Не так воспитываются здоровые и сильные аристократии, способные создать прочный государственный порядок».

 Скачать реферат