Особенности развития Аргентины в конце XIX – начале ХХ века

Анархистскому движению удалось, в известном смысле, утвердиться на территории Аргентины, потому что для его возникновения сложились оптимальные условия. Одним из них была иммиграция. Тяжелое экономическое и социальное положение аргентинского иммигранта вынуждало его занять позицию против существующей власти, и он почти естественно пополнял ряды анархизма - единственного идейного течения, способ

ного предоставить связную альтернативу его угнетенному положению.

С 1902 г. элиты, осознав влияние либертариев на рабочее движение, на народ, оставшийся им чуждым, осудили их деятельность с помощью закона о проживании, направленного на высылку из страны иммигрантов-анархистов, которые превратились в помеху для национального единства. Прежде всего, элиты испытывали отвращение к этим скандальным плебеям.

Кроме того, олигархия не могла помешать формированию пространств социализации, благоприятных для возникновения идеалов Социальной Революции. Действительно, эти отвратительные иммигранты, эти "вечные парии жизни", эти эксплуатируемые, эти исключенные из аргентинского общества, - анархисты даже давали им имена, идентифицировали их через свои газеты, группы, кружки, объединявшие их под флагом борьбы против угнетения: "Дети народа", "Обездоленные", "Голодные", "Бродяги" .

Таким образом, либертарные кружки позволяли заполнить эту непринадлежность к обществу. Вступление в группу устраняло их изоляцию и предлагало альтернативу той сложной ситуации пропасти, в которой оказывались высланные и иммигранты. Кроме того, речь шла о ценности отождествления себя с группой "проклятых", о гордости за принадлежность к оставшимся за бортом. Такое отношение к маргинальности, объясненное Делезом, обогащает, поскольку открывает новые возможности для создания идентичности. Ведь такое определение существования вне нормы, "в точке детерриториализации", будь она внутренней, социальной, географической или культурной, более чем когда-либо ценится анархистами. Группа, кружок, если он прочен, занимают социальное пространство и признается, даже если это признание оппозиции.

С другой стороны, параллели между иммигрантом и анархистом показаны Аленом Пессеном: "анархист всегда изображается как не происходящий из места, где он обитает, и объективно у него достаточно много оснований для изгнания". Анархисты, приезжавшие в Аргентину в конце 19 века, очень часто являлись политическими беженцами, поскольку подвергались преследованию в их собственных странах. Так Малатеста вынужден был после своей деятельности по "пропаганде действием" в Италии искать страну убежища, но продолжал нести в себе вечную страсть к либертарному обществу, эту животворную утопию, которая придавала его "бродяжничеству" смысл. Он соответствовал тому образу анархиста, который "всегда представал как оформитель мечты и разрывов из другого места". Ведь "иностранцы, либертарии заставляли верить в логику мечты, навеянную землей, в которой они жили и которая не могла перестать жить в них. Ведь они приезжали главным образом из земель, слывших беспокойными, земель крайностей, стоявших под знаком огня и крови ( .)", из Италии, Испании, России . Будучи бунтарем там, анархист был им и в Аргентине, продолжая тем самым действовать в области создания идентичности. "Я бунтую, значит, мы существуем".

Недостаточно, чтобы я называл себя анархистом по жизни; нужно, чтобы мои идеи, мои манеры, мои публичные и личные действия, мое поведение оправдывали мои чаяния, без чего бесполезно говорить об анархизме ( .). Чтобы быть действительно настоящим анархистом, необходимо иметь душевный склад и моральную высоту, честность в поведении и любовь к идеям рабочего освобождения.

Анархисты ощущали необходимость создания символического пространства, необходимого для распространения идеала борьбы и постепенного укоренения стойкой аргентинкой анархистской традиции. Отмечается, что это пространство сформировалось в основном, исходя из европейского наследия, импортированного миграционным феноменом и имевшего прежде всего космополитическую и интернационалистскую ориентацию. Затем оно сопровождалось стремлением "включить аргентинского туземного жителя в народную борьбу и дать ему традицию протеста". Важно было связать креолов из сельской глубинки с борьбой народа, чтобы несколько уравновесить весьма интернационалистскую сторону аргентинского пролетариата. Некоторые писатели начали вскоре снова использовать легендарную, мифическую и полемическую фигуру гаучо, очень часто ассоциировавшуюся с варварством, чтобы создать народную преемственность. Аргентинский пролетарий превращался, таким образом, в прямого наследника гаучо.

Анархисты, оказавшиеся в аргентинском изгнании, задались целью построить новое общество, форму параллельной цивилизации. Это изгнание, которое установилось и было зафиксировано надолго, эта точка невозврата для иммигрантов побудили их к такому строительству и давали им реальное ощущение со-принадлежности. Здесь кочевник снова ощутил себя в центре, даже скорее у истоков обновления мира, этого дела творения. Действительно, люди обнаруживали себя "у самого фундамента зарождения", состояния, "которое возвращало к изначальной чистоте" и к "рождению". Анархист отнюдь не разрушал, а приступил к длительной работе по реконструкции, что означало конкретизацию доктрины в действии. Революционная практика на марше подтверждала идентичность нового пролетариата, открывала ему возможности для рождения и даже возрождения.[7]

Заметный интерес анархистов к социальному вопросу побуждал их создавать пространства общения, места распространения знаний, доступные для рабочих, чтобы предоставить в их распоряжение средства, необходимые для осознания угнетения, которому они подвергаются: библиотеки, атенео, космополитические и многоязычные рабочие кружки, организовывавшие также вечерние курсы для взрослых (ликвидация неграмотности) и устраивавшие театральные представления с социальным содержанием, которые позволяли рабочей публике выковать свою идентичность. Необходимо подчеркнуть также, что интерес к социальному вопросу вписывался в рационалистический и сциентистский контекст, характерный для аргентинского менталитета начала ХХ века.

Распространение образование среди пролетариата осуществлялось и путем многочисленных лекций по всей стране. Особенно следует выделить лекции в Росарио, с которыми выступал миланец Пьетро Гори, юрист, адвокат и блестящий оратор, посвящавший свои краткие речи социологии и криминологии. В 1898 г. он основал также научный журнал "Современная криминология". Отметим, что Гори был активным защитником рабочего и анархистского движения и что он, как и Малатеста, внес важнейший вклад в его оформление и в успешное признание его идентичности в аргентинском обществе.

Социальная эмансипация предусматривает также эмансипацию женщины. Либертарные активисты подчеркивали также необходимость изменить понимания общественной роли женщины, задушенной патриархальными и авторитарными предрассудками, которые укоренились в менталитете еще в Южной Европе и продолжали существовать в Аргентине. Здесь опять-таки шла речь о глобальной борьбе за идентичность, борьбе, обоснованной значительным количеством женщин среди иммигрантского рабочего класса.

 Скачать реферат