Конрад Аденауер. Ремилитаризация ФРГ

«Миссия Германии»

Аденауэр считает также, что Германии принадлежит на Востоке особая «миссия», а именно служить бастионом «христианской цивилизации» против большевизма. «Германия должна являться оплотом против Советского Союза», – провозгласил он 20 октября 1950 года в речи на Первом национальном съезде ХДС в Гондаре.

Этот «великий поборник европейской идеи» идет – вслед за кайзе

ром и Гитлером – по стопам тевтонских рыцарей, он тоже мечтает о «реколонизации» Германией европейского Востока в полном соответствии с традициями экспансионистской политики «Дранг нах Остен», лишь приспособленной к условиям современной международной обстановки, то есть в рамках антисоветской политики так называемого «свободного мира».

Первого февраля 1953 года, выступая в западноберлинском комитете по приему переселенцев, где ему был представлен один молодой немец, перешедший из Восточной Германии, он сказал: «Каким должно быть назначение молодого крестьянина, такого, как этот?…Таких молодых крестьян мы должны сохранять для земли, с тем чтобы они могли приступить однажды к реколонизации Востока. Эти слова – реколонизация Востока- я произнес по зрелом размышлении, и только так и должна называться эта задача». А в политическом плане весь этот христианский, но откровенно говоря звериный западницизм проявлялся как всегда в непомерной жажде германских империалистов к экспансии и территориальным захватам.

По самой логике фактов политика аденауэра ведет в конечном итоге к войне. Так как во-первых, политика силы- и есть политика войны. «Мирной» политики силы нет и быть не может. Кто хочет вести переговоры с позиции силы, тот хочет навязать партнеру такие условия и решения, которые тот сможет принять только под угрозой применения силы. Это значит, что кто однажды вступил на этот путь, тот должен идти по нему до конца, со самых крайних мер, то есть вплоть до применения силы, если политика, основанная на угрозе ее применеия, не дает ожидаемых результатов. Политика силы, останавливающаяся на по пути, не имела бы смысла, она была бы блефом, ей пришел бы конец, как только она натолкнулась бы на отказ другой стороны уступить предъявляемым требованиям. Аденауэр не мог не знать, что русские никогда не пойдут на «переговоры» в его понимании этого слова, то есть на переговоры, которые означали бы для них просто напросто капитуляцию: ведь пойти на капитуляцию может только страна, проигравшая войну. Поэтому, используя такую карту, как сила, Аденауэр держал про запас карту войны.

Во-вторых, цели политики Аденауэра таковы, что их не добиться «мирными средствами». Речь идет о явлении столь же опасном, сколь и закономерном: с рецидивом германского безумия. Закономерным мы называем это явление потому, что только его и следовало ожидать с того момента, когда люди, ставшие у власти в «новой Германии», решили сделаться продолжателями «лучших германских традиций», когда за их спиной поднялись и зашевелились те же самые силы, которые поддерживали раньше кайзера и Гитлера, и когда вновь начал поднимать голову германский милитаризм.

Федеративная Республика Германии считает себя на положении необъявленной войны с Советским Союзом. По мнению боннских руководителей, нормализация отношений между ФРГ и СССР практически исключена. Даже «умеренный» политический деятель, как председатель бундестага д-р Герстенмайер, выступая на собрании одной протестантской организации в Дюссельдорфе, прямо заявил, что ни о каком сосуществовании между «свободным миром» и коммунистическим миром не может быть и речи, так как разделяющие их разногласия «непреодолимы» и сосуществование – это в действительности только «камуфляж», который Советский Союз якобы использует для достижения «мирового господства». («Die Welt», 30 апреля 1959 года.)

Скажут, что эти идеи идут вразрез с теми, которые были приняты в свое время в качестве основания для ремилитаризации Германии и политики «европейской интеграции», а именно, что если Западная Германия будет включена в «военно-политическую систему» Запада, ее, дескать, будет легче контролировать, с тем, чтобы помешать милитаризму и национализму занять вновь господствующее место в германской политической жизни. Этим самым признавалось, следовательно, что возрождение германского милитаризма и национализма создало бы чрезвычайно большую угрозу для дела мира.

Возможно германского канцлера – или просто немца – нельзя упрекать в том, что он хочет как то ликвидировать последствия поражения, которое его страна потерпела в прошлую войну и думает о возвращении территорий, отошедших вследствие поражения. Только руководители ГДР имели мужество это сделать. Но думать и говорить так – это одно дело, а оказывать помощь боннским руководителям в деле «исправления» «несправедливости», якобы совершенной в отношении Германии, – то есть в деле полной ликвидации плодов победы союзников, поскольку побежденному всегда кажется, что победа над ним была «несправедливой», – присоединяться к этой ревизионистской политике, поддерживать даже самые крайние ее требования, участвовать в мероприятиях, имеющих целью дать полное удовлетворение побежденной Германии, как будто бы она вовсе не проиграла войну, развязанную по ее собственной вине, – становиться соучастниками политики, ставящей своей задачей ничуть не меньше, как позволить Германии выйграть политически ту войну, которую она проиграла на поле сражений, – это дело совершенно другое.

Весь трагизм политики западных государств в германском вопросе состоит в том, что они (исключая Соединенные Штаты Америки) нехотя, словно их тащили на веревке, позволили вовлечь себя в союз с боннской Германией, так как прекрасно отдавали себе отчет в том, с каким риском, с какими опасностями сопряжен для них этот союз. Английский журнал «Экономист» 23 октября 1954 года писал: «Вступление Германии в НАТО неизбежно изменит характер этой организации. Все другие 14 членов НАТО ни к кому не предъявляют серьезных территориальных требований… Напротив, Германия таит в душе жгучую обиду в связи с территориальными вопросами».

Женевская «катастрофа»

Климат, установившийся на совещании «большой четверки» полностью оправдал опасения Аденауэра. Правда, германская проблема была поставлена первым пунктом повестки дня и, казалось, должна была занять главное место в дебатах. Но впервые в послевоенных переговорах западных держав с Советским Союзом германская проблема была отодвинута на второй план. В сообщениях из Бонна, поступавших в мировую печать, говорилось о том, что правительственные круги Западной Германии «удивлены», «поражены», «охвачены паникой». Попытка Аденауэра поднять вопрос о восточных границах Германии тоже не удалась. В общем игра боннского правительства была проиграна. Поражение потерпел сам Адунауэр, хотя он лично и не участвовал в совещании. «Дух Женевы», – который в тот момент стал политической реальностью, – был отрицание того пресловутого «европейского духа», который лежал в основе политики боннского правительства. «Дух Женевы» – это означало восстановление контакта между союзниками по второй мировой войне, то есть то, чего Аденауэр больше всего боялся и что, как ему казалось, он уже навсегда сделал невозможным, когда добился создания Федеративной Республики Германии и ее «интеграции» с «Европой», а потом и согласия на ее ремилитаризацию и вступление в НАТО. «Дух Женевы» – это означало так же осуждение «холодной войны» и признания возможности мирного сосуществования западных держав и коммунистического мира.

 Скачать реферат