Мир и человек в культурологических представлениях

Исторически концепции и представления, отрицающие закономерность и осмысленность в жизни, возникают довольно поздно; как нечто более или менее цельное они появляются лишь во второй половине XIX в. и особенно в XX в. Однако зачатки этого мироощущения можно обнаружить даже в древних культурах: у Экклезиаста, Сократа, Лукиана. Зато в последующем развитии культуры — в эпохи Средневековья, Возрожден

ия, Просвещения — эти концепции практически не наблюдаются: слишком сильны и авторитетны были противоположные представления о мире. Лишь в эпоху романтизма идеи хаотической неупорядоченности мира начинают заявлять о себе, но и то довольно робко и непоследовательно. В зарубежной культуре сильнее всего этот мотив звучит у Гейне, в русской — у позднего Батюшкова (например, одно из последних его стихотворений «Знаешь ли ты, что изрек .») и у скептика Чаадаева. Очень интересную модель хаотического и алогичного мира мы находим в самой ироничной повести Гоголя «Нос», хотя из этого совершенно не следует, что сам Гоголь придерживался представления о мире как о бессмысленном беспо­рядке. На протяжении второй половины XIX — начала XX в. мы наблюдаем активизацию этих тенденций, о чем было сказано выше. В XX в. в силу не вполне ясных пока причин идеи хаоса становятся особенно популярными, получая разнообразные воплощения и основном в сфере искусства. Они прослеживаются в творчестве раннего Хемингуэя и его литературной наставницы Г. Стайн (стрем­ление лишь фиксировать факты бытия, отказываясь видеть какую бы то ни было связь между ними), у классиков модернизма Джойса и Кафки, впоследствии в литературе абсурда, берущей начало в экзистенциализме (А. Камю, Ж.-П. Сартр) и достигающей куль­минации в пьесах Э. Ионеско и С. Беккета', а также в творчестве таких выдающихся мастеров кинематографии, как Ф. Феллини («Репетиция оркестра») и Ф. Копполы («Апокалипсис сегодня»).

Здесь необходимы два примечания. Первое: литература абсурда не была сколь­ко-нибудь единой культурной группой; здесь, по пословице, каждый сходил с ума по-своему. Второе: творчество таких писателей, как Камю и Сартр несводи­мо только к утверждению абсурда. Так, Камю, дав образ-символ абсурдного бытия в «Мифе о Сизифе», утверждал там же, что человек, противопоставляя абсурду жизни абсурд собственного поведения, в конечном итоге выигрывает схватку с «богами» и придает бытию смысл.

Теоретическую модель, освещенную, правда, авторской иро­нией, до конца последовательной концепции мира как хаоса, в котором ничто не обязательно и ничто не исключено и который более чем успешно сопротивляется попыткам его познать, дал философ-фантаст Р. Шекли в романе «Обмен Разумов», назвав ее Искаженным Миром, который на самом деле есть лишь проекция идеи хаоса на мир реальный:

«Помни, что в Искаженном Мире все правила ложны, в том числе и правило, перечисляющее исключения, в том числе и наше определение, подтверждающее правило.

Но помни также, что не всякое правило обязательно ложно, что любое правило может быть истинным, в том числе данное правило и исключение из него.

Некоторые считают высшим достижением интеллекта откры­тие, что решительно все можно вывернуть наизнанку и превра­тить в собственную противоположность. Исходя из этого допуще­ния, можно поиграть во многие занятные игры; но мы не призываем вводить его в Искаженном Мире. Там все догмы одинаково произвольны, включая догму о произвольности догм.

Не надейся перехитрить Искаженный Мир. Он больше, мень­ше, длиннее и короче, чем ты. Он недоказуем. Он просто есть.

То, что есть, невероятно, ибо все отчуждено, ненужно и гро­зит рассудку».

Таковы основные концепции миропорядка, наблюдаемые в различных культурах. Рассмотрим теперь представления и концепции, выявляющие место человека в мире. Они должны отвечать на два основных вопроса: во-первых, может ли человек постигнуть закономерности миропорядка и нужно ли ему это, и, во-вторых, какова должна быть его поведенческая стратегия в мире в соответствии с объективными законами и своими познавательными возможностями (или без такового соответствия). Первый вопрос носит гносеологический характер, второй — практический и этический.

Наиболее распространенная и практичная концепция утверждает, что человек может в необходимой и достаточной степени познать законы мира и действовать в соответствии с ними. Эта концепция вырастает прежде всего из повседневной практики человека и, следовательно, берет начало в сфере быта, в представлениях, присущих обыденному сознанию. Любой человек ежедневно и даже ежечасно видит подтверждение причинно-следственных связей между явлениями и действиями — а это важнейшая и определяющая закономерность бытия, — учится строить свое поведение, исходя не только из своих желаний, но и из объективных возможностей (это между прочим главный путь взросления человека: дети в разном возрасте по-своему «хотят луну», не видя никаких объективных ограничений своим желаниям; впрочем, остатки такого мышления вполне могут сохраняться у некоторых людей и в зрелом возрасте).

На основе этого общего, присущего обыденному сознанию представления о месте человека в мире создавались теоретические концепции в философии, этике, религии и т.д., которые утверждали, что «свобода есть осознанная необходимость», а это, собственно, и значит, что человек должен действовать на основе познанных закономерностей объективного мира и что действовать наперекор им — глупо и ни к чему хорошему привести не может, — в этом состоит ограничение субъективной воли. Этой точки зрения придерживались, например, Б. Спиноза, Б. Паскаль, Р. Декарт; сложное преломление она нашла в философии Канта, Гегеля и Фейербаха; более прямолинейное — в марксистской философии; в значительной степени на ней базируются некоторые религиозные системы — от буддизма до ислама, — в которых рассматриваемая концепция выступает в форме безусловного требования подчинения божьим заповедям. Здесь, кстати, интересно рассмотреть очень сложный вопрос о свободе воли, как он реша­ется, например, в христианстве . Хотя вся власть у Бога, но человек все-таки наделяется свободной волей, то есть он может действовать как в соответствии с божьими заповедями, так и вопре­ки им. Постулат о свободной воле человека необходим религиоз­ным концепциям прежде всего затем, что позволяет судить чело­века, поэтому церковь всячески обходит и затушевывает парадок­сальность этого постулата. Впрочем, религии вообще свойственны эклектичность и непоследовательность в решении этого вопроса, что мы увидим ниже. В согласии с миром и существующими в нем закономерностями, разумно ограничивая свой субъективизм, живут и многие герои художественной литературы, от персона­жей Рабле до Василия Теркина Твардовского.

Еще раз заметим, что рассмотренные представления и кон­цепции места человека в мире являются наиболее распространен­ными, наиболее естественными и наиболее практически действен­ными, поэтому в дальнейшем мы будем называть их «Основной концепцией».

Вторая группа концепций и представлений о месте человека в мире предполагает, что закономерности в жизни существуют, но человек не способен их постичь, и его знания о мире неизбежно крайне неполны, а потому и неверны, ненадежны; на них нельзя опереться в практической деятельности, так что человеку сужде­но брести по жизни наугад. Из этого вытекает, что от человека и его действий в мире ничего не зависит, даже его собственная судьба. Очень ясную и выразительную модель таких представлений мы находим в античном мифе об Эдипе и в его дальнейших обработ­ках в древнегреческой трагедии. Узнав, что ему суждено убить отца и жениться на собственной матери, он всячески старается избе­жать этой участи, но объективно все его действия, наоборот, при­ближают ее; уйти от веления Рока не удается. Неспособность че­ловека что-либо сделать вопреки высшей силе, высшему закону, господствующему в мире, утверждается, например, в книге Экк­лезиаста: человек оказывается слишком ничтожен перед общими законами бытия, чтобы их познать, поэтому вся его деятельность — «суета сует». В Евангелиях утверждается господство в мире боже­ственной воли, например, в словах Христа о том, что человек не может даже волоска на своей голове сделать черным или белым. Интересно, что, возлагая на человека нравственную ответствен­ность за его действия, Новый Завет в то же время подчеркивает, что даже спасение человека зависит не от него, а от Бога: « .уче­ники Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус воззрев сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно».

 Скачать реферат