История костюма и прически
Все мужчины, достигшие зрелого возраста, отращивали бороду. Форма бороды часто изменялась под воздействием моды. Бороды носили прямые или округлые, крючкообразные или раздвоенные. Завивке бороды уделялось большое внимание. Пряди завивались штопорообразно, а на концах свертывались в кольцо.
Рыцари обязательно отращивали бороду. Бороду разделяли на две или несколько отдельных прядок. Каждая и
з них могла быть перевита золотой нитью или шнуром, сплетенным из тонких золотых нитей.
Католические священники и монахи выстригали на теменной части волосы в виде небольшого круга (называлось это тонзурой) и прикрывали выстриженную часть маленькой шапочкой.
4 ЭВОЛЮЦИЯ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА В ГЕРМАНИИ В XVIIВЕКЕ
В Германии жалобы на вторжение французских обычаев и мод начали раздаваться уже с 20—х годов XVII столетия и становились все громче, примешиваясь к никогда не прекращавшимся жалобам на постоянно возраставшее щегольство и расточительность, против которых систематически продолжали появляться все более строгие ограничительные законы и уставы об одежде.
Впрочем, по причине обширности страны и раздробления ее на несколько отдельных государств, французские обычаи и моды не везде появлялись одновременно и в равной степени. За исключением дюссельдорфского и пфальцского дворов, где они прижились еще раньше — в первом при Вильгельме XIV и его сыне (приблизительно с 1580 г.), а во втором при Фридрихе III (около 1590 г.) — до середины 20-х годов они встретили мало понимания и при дворах и в высших классах. При венском дворе они утвердились не ранее второй половины столетия, а в больших имперских и торговых городах, таких как Гамбург, Любек, Бремен, Аугсбург, Нюрнберг, Франкфурт и Страсбург, они встретили такое упорное сопротивление, что едва смогли поколебать его к концу века.
С середины 20-х годов французская манера одеваться начала необыкновенно быстро распространяться в Германии. Принятая большинством немецких дворов, а, следовательно, и ближайшими к ним кругами и вообще высшим обществом, она привлекла к себе и многочисленных щеголей и щеголих из других общественных слоев.
Тот, кто не хотел казаться отсталым и смешным, должен был одеваться и держать себя по-модному. Мода была теперь у всех на устах. Это стало как бы общей темой рассуждений как у приверженцев модного и современного, таки у противников и порицателей того и другого. А последних было немало, притом не только в средних, но и в высших сословиях. Партия противников нововведений не довольствовалась одними устными жалобами на губительное, по ее мнению, увлечение модами. В ее среде были люди, поставившие себе задачей систематически устно и печатно бороться увлечением и остановить его.
Женщины не уступали мужчинам в щегольстве и модничанье и тоже не избегли насмешек и порицаний за свою суетность. В 1615 г. в Страсбурге была напечатана проповедь на тему «Женщины — силки, расставляемые дьяволом», в которой ее автор, Георг Фридрих Мессершмит, предпринимает попытку «обнаружить суетность женщин в их внешних действиях и поступках» и с этой целью рассказывает о средствах, употребляемых женщинами для того, чтобы казаться красивее, и об их модном туалете. Он пишет: « И вот входит госпожа Венера в красивом головном уборе, с накладными грудями, в маске и шляпе, украшенной медальонами или золотыми монетами; на руках у нее браслеты, на пальцах бриллиантовые кольца, на шее цепочки, в продырявленных ушах серьги, в одной руке букет гвоздик, а в другой роз .» И далее: «Но что сказать о ее шейном уборе? Сколько видел я таких, которые носят воротники, похожие, скорее, на тележное колесо! Я не понимаю, как могут они в таком воротнике креститься. И хотя воротник вещь не особо важная, но для него приходится расширять двери, иначе он не пройдет в них. Такие воротники меняются каждый месяц, и эти перемены стоят каждый раз дороже, чем иное новое платье. Я знаю одну особу, которая заплатила за такой воротник пятьдесят крон - довольно, кажется, для одного раза. Теперь спрашивается: не есть ли это глупость, которая заставляет людей воображать, что они тем красивее, чем больше на них надето таких раздушенных накладок и подкладок?»
Кроме щегольства, много жалоб и порицаний также вызывало не менее быстро распространявшееся подражание иностранным, преимущественно французским, обычаям и манерам, особенно усилившееся после окончании Тридцатилетней войны, когда прекратилось, потеряв под собой почву, бывшее прежде в моде солдатское бахвальство. Особенно резкими выступлениями против этой страсти к офранцуживанию отличился Иоахим Рехель (1618—1669 гг.). «Теперь,— говорит он,— каждое второе слово должно быть французское, французские должны быть рот и борода, французские нравы и обычаи, французского покроя камзолы и кафтаны. Все, что ни изобретет в Париже благородный портняжный цех, хотя бы и нечто очень бессмысленное,— все перенимается немцами. Если бы какой-нибудь француз вздумал носить шпоры на шляпе, башмаки на руках, сапоги на голове, вместо пуговиц бубенцы, немцы тотчас же взяли бы с него пример. Кому могло бы прийти в голову носить при бархатном кафтане толстые холщовые панталоны, кроме дурака и француза? Если бы сам Гераклит увидел всю эту чепуху, он, с позволения сказать, поджал бы себе от смеха живот.
Таким образом, все усилия, направленные на то, чтобы остановить вторжение французской Моды, оказывались тщетными. Это понимали и те, кто действовал в этом направлении. Так, автор одного обращения говори: «Слишком известно, к сожалению, что, с тех пор как французский демон овладел нами, немцами, мы так сильно изменились в образе жизни, правах и обычаях, что имеем полное право, называться если не прямо натурализованными французами, то, по крайней мере, новым, во французов превращенным народом. В прежнее время французы не были в уважении у немцев, а теперь мы без них жить не можем, и все у нас должно быть французское: и язык, и платье, и кушанья, и даже болезни, а затем, вероятно, будет у нас и французская смерть . Большая часть немецких дворов устроены по-французски, и кто хочет получить при них какое-нибудь место, тот должен знать по-французски, побывать в Париже, этом университете всякого шалопайства, иначе ему нечего и хлопотать. Впрочем, это еще, куда бы ни шло. Но тоже самое творится в быту частных лиц, даже простого народа; стоит только посмотреть на наши города, чтобы увидеть, как все у нас офранцузилось . Теперь, если молодой человек хочет обратить на себя внимание женщины, он должен одеваться только, но французской моде, а там, будь он хоть урод, на это не обращают внимания. Он все-таки будет считаться очень образованным человеком, хотя бы у него голова вместо мозга была набита соломой» и т. д.
В женском костюме дольше всего сохранялись наиболее характерные детали, а именно: высокий и закрытый лиф с узкими рукавами и оплечьями, бочки верхнего платья, круглая, подобная мужской, крепко накрахмаленная фреза и головной убор. В некоторых местах, особенно в Северной Германии, не совсем вышел из употребления и старинный голлер. Введение французских и других иностранных фасонов уже с 20-х годов, прежде всего, началось в западных местностях - прирейнских больших городах. Например, нидерландский головной убор со странным налобным украшением в виде кисти распространился в северогерманских торговых городах - Любеке, Бремене и т.д., проник туда через Кельн и после некоторых изменений стал местным нарядом.