Любовь в жизни и творчестве Василия Андреевича Жуковского

«Пускай оно, — Жуковский говорил о кольце, которое он подарил Маше, — означает совершенную перемену моих чувств к тебе на лучшее, совершеннейшее чувство самой чистой, неизменной привязанности; в ней истинная моя жизнь, она будет для меня источником верного счастья, добра, надежды, религии и, наконец, получит награду от того, кто будет видеть жизнь мою, кто соединил нас и освятит наш союз».[3]

В письме он формулировал свои правила творчества, любовных отношений, нравственных установок: «Теперь моё правило (и даю слово его исполнить!): жить, как ты велишь! Как тебе нужно! <…> Вот мой кодекс. Писать (и при этом правило — жить, как пишешь, чтобы сочинения были не маска, а зеркало души и поступков). Это будет моею с тобой корреспонденцию. Слава моя будет твоею. Мне сладко теперь думать об уважении, которое могу заслужить от отечества и которого причиною будешь ты. Эта мысль даёт мне гордость и силу. Слава моя будет чистая и достойная моего ангела, моей Маши. Я буду писать много и беспрестанно».[4]

Мария Протасова, отвечавшая поэту искренним чувством, сильно зависела от воли матери. Екатерина Афанасьевна не хотела выдавать свою дочь замуж за поэта и чем дальше, тем более неприязненно и даже враждебно стала к нему относиться. Однажды Екатерина Афанасьевна так отозвалась о его любви к её дочери: «Тут Василий Андреевич сделался поэтом, уже несколько известным в свете. Надобно было ему влюбиться, чтоб было, кого воспевать в своих стихотворениях. Жребий пал на мою бедную Машу».[5]

Жизнь Маши в семье сестры Саши из-за её мужа Воейкова стала адом: он шпионил за ней, перехватывал её письма, как-то ухитрялся даже прочитывать тайные дневники, грозил выбросить её из дому, если она хотя бы ещё раз напишет Жуковскому. Такие-то обстоятельства и толкали Машу — не без участия матери — выйти замуж чуть ли не за первого встречного. У неё хватило сил отказать глупому генералу Красовскому, но её полюбил человек действительно хороший — дерптсктй университетский хирург Иоганн Мойер, сын пастора, выходца из Голландии, человек трудолюбивый и добрый, лечивший даром всех бедняков в округе, страстный музыкант: он с друзьями давал публичные концерты и собранные деньги тратил на помощь бедным. «Теперь Жуковский спокоен и счастлив,— старалась убедить себя Марья Андреевна,— он любит меня как сестру и верно теперь ему лучше прежнего. Любовь его ко мне ничего, кроме горести и мучений, не давала ему, а теперь он уверен в моём счастии и спокоен».[6]

«Я не теряю ничего, если только она найдёт своё счастье» — писал Василий Андреевич о сватовстве Мойера к Маше. Тяжко было Жуковскому, но, может быть, Марье Андреевне было тяжелее: у неё не было выхода для раздирающей сердце тоски,— одни только письма Жуковскому, но какие это были письма! «Ангел мой Жуковский! Где же ты? Всё сердце по тебе изныло. Ах, друг милый! Неужели ты не отгадываешь моего мученья? Бог знает, что бы дала за то, чтоб видеть одно слово, написанное твоей рукой, или знать, что ты не страдаешь. Ты моё первое счастие на свете».[7]

Жуковскому надо было поговорить с Мойером, и вот они встретились. Это была удивительная встреча. Два человека, которые, судя по всему, могли испытывать друг к другу только сильнейшую неприязнь, сразу стали друзьями.

Как ни старался Жуковский себя уверить, что роль брата Маши или её отца доставляет ему истинную радость, известие о предстоящей свадьбе его потрясло. Свадьба состоялась 14 января 1817 года. После того как Маша вышла замуж, ему не на что было больше надеяться. «Минувших дней очарованье» принадлежит к числу тех произведений, которые, как отметил Белинский, являются лучшей биографией поэта. Как ни велики были страдания Жуковского, в сердце его не было ревности. Об этом говорит и его послание «К Мойеру»:

Счастливец! Ею ты любим,

Но будет ли она любима так тобою,

Как сердцем искренним моим,

Как пламенной моей душою!

Возьми ж их от меня и страстию своей

Достоин будь судьбы своей прекрасной!

Мне ж сердце, и душа, и жизнь, и всё напрасно,

Когда нельзя всего отдать на жертву ей.

Прошёл год. Маша начала понимать, что ничего, в сущности, не изменилось. Воспитанная в строгих правилах, она и мысли не допускает, что замужней женщине можно что-то изменить в своём положении.

Машу очень сближало с Мойером его неиссякаемое стремление делать добро. Маша была отличная хозяйка, к тому же не было такой работы, которую она считала для себя унизительной. Она не позволяла себе ни минуты праздности, готова была на всякую работу и многое умела. Она выполняла акушерские обязанности в местной пересыльной тюрьме. Со стороны могло показаться, что Маша счастлива, но на самом деле это было не так. Она по-настоящему оживала лишь в своих письмах. После каждой встречи, не успевал Жуковский доехать домой, ему вдогонку уже шло письмо.

Так убедительно может писать только тот, кто уже на собственном опыте узнал, что значит, вместо страстно желаемого счастья обрести тень его. Ревнивые нотки в Машином письме вызваны дошедшим до неё слухами о предстоящей свадьбе Жуковского,— кстати, слухи эти не были необоснованны: Жуковский увлёкся красавицей Самойловой. Она была намного моложе его, он боялся показаться ей смешным и поспешил её уверить, что испытывает к ней не любовь, а дружбу. Вряд ли Самойлова любила Жуковского, но она плакала, услышав его заверения,— значит, он был ей небезразличен. Так закончился ещё один несостоявшийся роман Жуковского…

«Ах, я люблю его без памяти и в минуту свидания чувствовала всю силу любви этой святой, которую ни за какие сокровища света отдать бы не могла»,[8]— пишет Маша Авдотье Петровне 1 февраля 1822 года, вскоре после приезда Жуковского.

Близкие начали замечать, что Мария Андреевна всё чаще и чаще стремится остаться одна в своей комнате. Это были лучшие часы её жизни: она писала дневник или письма Жуковскому или читала его стихи, лучшие из которых («Мой друг, хранитель ангел мой…» (1808), «О, милый друг! Теперь с тобою…», «К ней», «Ты предо мною стояла тихо» (1823)) были посвящены ей.

В субботу 17 марта 1823 года у Маши начались роды. Мойер от неё не отходил. Роды были тяжёлые. Мария Андреевна родила мёртвого мальчика и потеряла сознание. Потом пришла в себя и позвала Жуковского. Сдерживая рыдания, Мойер сказал, что его нет. Маша закрыла глаза. На этот раз — навсегда. Мойер любил жену до самой смерти. Он скончался скоропостижно в глубокой старости, протянув вперёд руки и воскликнув: «Маша!» Это случилось через тридцать пять лет после её смерти, 1 апреля 1858 года.

Ночью Жуковский написал стихотворение:

Ты предо мною

Стояла тихо.

Твой взор унылый

Был полон чувства.

Он мне напомнил

О милом прошлом…

Он был последний

На здешнем свете.

Ты удалилась,

Как тихий ангел;

Твоя могила,

Как рай, спокойна!

Там все земные

Воспоминанья,

Там все святые

О небе мысли.

Звёзды небес,

Тихая ночь!

(«19 марта 1823»)

Жуковский чувствовал себя плохо, работалось плохо, настроение было подавленное. Его друг Карл Карлович Зейдлиц утверждал, что Жуковский продолжал любить Марию Андреевну и после её смерти.

 Скачать реферат