Буддизм в Китае и Японии

Расхождения между различными сектами приобретали важное практическое значение, когда дело касалось тактики в отношениях с другими религиями — с синтоизмом и японским вариантом конфуцианства, а также взаимоотношений между различными буддийскими же сектами. Сингон, например, проповедовала наибольшую терпимость в отношении синтоизма; в ее вероучение входило пантеистическое положение о том, что «вс

е есть Будда» и что, следовательно, ничто не должно исключаться из этого вселенского комплекса; стало быть и синтоистские боги должны были в него включаться. Именно деятельность Сингон и сыграла главную роль в сближении и частичном слиянии буддизма с синтоизмом. И наоборот, Нитирэн проповедовал воинствующую нетерпимость в отношении к инакомыслящим: он именовал их предателями и дьяволами, призывал уничтожать всех иноверцев. Что же касается буддийского запрета убивать, то он легко согласовывался с призывами Нитирэна при помощи убедительного аргумента о том, что уничтожение неправильно верующего не есть убийство.

Различие интересов социальных и политических группировок находило свое идеологическое выражение в оттенках догматики многочисленных сект буддизма. При этом здесь не было прямой зависимости между смыслом того или иного из этих оттенков и интересами соответствующей группировки, значение имело лишь то обстоятельство, что борющиеся стороны выбирали то или иное вероучение в качестве своего отличительного признака, девиза, символа. Еще большее значение имели детали культа, в особенности произносимые верующими молитвенные, а по существу магические формулы. Для сторонников амидаической секты Юдзу Нэмбуцу в XII—XIII вв. залогом спасения верующего было, как учил основатель секты Хонен, повторение имени Амида в формуле «Наму Амида буцу!», означающей восклицание: «О, Амида Будда!». По преданию, первые последователи этой секты произносили спасительную формулу до 70 тыс. раз в сутки. Руководители секты утверждали, что при помощи такой благочестивой практики может спастись любой человек.

Для Нитирэна формула «Наму Амида буцу!» была греховной. Каждое ее повторение он рассматривал как долженствующее принести человеку многие годы адских мучений. Нитирэн требовал от верующих столь же неустанного повторения другой формулы — единственно спасительной: «Наму ме хо рэнгэ ке», которая переводится примерно так: «О, Сутра лотоса таинственного закона!». Ясно, что для верующих, которые должны выбирать между разными спасительными формулами единственную, главное заключалось не в их смысле, самом по себе бессмысленном, а в том, кто защищал ту или другую из них и на позицию какой группировки становится человек, принявший ту или иную формулу.

В состав форм религиозного поведения, обеспечивающего верующему потустороннее спасение, у приверженцев амидаистских сект входили и добродетельные поступки. Здесь вовсе не имелись в виду поступки, характеризующие нравственный облик человека,— его трудолюбие и миролюбие, доброта и отзывчивость в нужных случаях. Подразумевались ритуальные «добрые дела» — «кудоку», охватывавшие различные виды благочестивой деятельности: переписка священных книг, изготовление моделей буддийских храмов, а также изображений будд в виде статуэток и портретов на бумаге или ткани. Эта практика имела громадное распространение; некоторые верующие в течение своей жизни изготовляли десятки тысяч таких фетишей и на этом основании считали место в райских чертогах заранее себе забронированным независимо от своего жизненного поведения или морального облика.

В период с XII по XVI в. буддизм занимал в Японии положение не только государственной религии, но и весьма влиятельной в экономическом и политическом отношениях силы. Он сохранял такое положение при помощи гибкой тактической линии. В раннее средневековье буддизм был таким же оплотом императорской власти, как и синтоизм, в вероучении которого культ императоров занимал центральное место. Когда с 1192 г. Япония оказалась под властью сегунов, а императорская власть превратилась в фикцию, буддизм сумел быстро перестроиться и взять на себя идеологическое обслуживание новой формы политического господства феодалов. Междоусобицы внутри феодального лагеря, длившиеся на протяжении XIV—XVI вв., создали для буддийских монастырей благоприятное положение. Выступая в качестве арбитров между различными феодальными кликами, принимая военное участие в междоусобных войнах, они сильно обогатились и постепенно превращались в решающую политическую силу. Так длилось до тех пор, пока во второй половине XVI в. не возобладали процессы, ведшие к объединению Японии. Крупный феодальный властитель Ода Нобунага, стоявший во главе объединительного движения, рассматривал положение буддийской церкви как одну из сторон той феодальной раздробленности, которая вообще царила в стране. Он предпринял ряд военных операций против наиболее крупных и богатых монастырей, в частности в 1571 г. разрушил монастырь на горе Хиэй. В дальнейшем были истреблены десятки тысяч буддийских священнослужителей.

С этого времени буддийская церковь перестала играть в Японии роль самостоятельной политической силы. В новых условиях она еще более верно служила сегунату и властвовавшим над народными массами феодалам клана Токугава, захватившим сегунатство в 1603 г. и удерживавшим его до переворота Мэйдзи в 1868 г. Со своей стороны, сегуны понимали, какое важное место может занимать буддизм и его духовенство в той системе классового угнетения, которую представляло собой японское феодальное общество. Они обеспечили ему это место законодательными мероприятиями.

Синтоизм был для сегунов несколько менее приемлем, поскольку был тесно связан с культом императоров. Но о запрещении или вытеснении синтоизма не могло быть и речи, ибо это было бы связано с сильными социальными потрясениями. Целесообразнее была тактика, избранная сегунами, соединение синтоизма и буддизма при гегемонии; последнего. Строились храмы синто-буддистского назначения, священники тоже облекались двойственными полномочиями. Официальным статусом объединенной церкви: оставался все же буддизм.

Положение буддийской церкви в стране было зафиксировано специальными узаконениями токугавских сегунов. В соответствии с ними каждый японец был прикреплен, по месту жительства к определенному буддийскому приходу, причем не имела значения принадлежность храма и. верующего к той или иной из сект. Государственное положение гражданина оформлялось документом, который выдавался ему приходским храмом. Посещение храма по, определенным праздникам было обязательным. Вся повседневная жизнь человека находилась под контролем приходского священника: без его позволения человек не мог вступать в брак, отправляться в путешествие и т. д. Неподчинение священнику или другое нарушение религиозной дисциплины могло повлечь за собой отобрание документа, что ставило человека в тяжелое положение.

Таким образом, буддийская церковь превратилась в важную часть государственного аппарата Японии. Это была в полном смысле слова духовная полиция, при помощи которой сегунат держал под контролем не только жизнь и деятельность подданных, но и их мысли.

 Скачать реферат