Фонвизин в кружке И.П. Елагина

Уже к началу 1765 относится широкое распространение слухов о ссоре Сумарокова и Елагина Ряд замечаний Елагина на комедии Сумарокова «Лихоимец», «Ядовитый» и трагедию «Вышеслав» в 1768 привели к тому, что писатели обменялись резкими письмами; ссору пришлось улаживать самой императрице; позднее Сумароков обвинял Елагина в противодействии своим проектам реорганизации Московского театра. На произво

л Елагина — директора театров жаловался также А.О. Аблесимов напечатавший во «Всякой всячине» (1769) письмо-жалобу по поводу отказа допустить на сцену его комедию (по-видимому, «Подьяческая пирушка»); известно о недовольстве актеров «деспотическими» распоряжениями Елагина в целом же во время директорства Елагина были осуществлены важные реформы в области театра: упорядочены финансовые дела, заведены Публичный театр в Петербурге (1774) и, по плану В. И. Бибикова, Театральное училище (1779), построен Большой Петербургский театр в Коломенской части (1783). Литературная деятельность Елагина в эти годы почти прекращается. Можно лишь указать, что 1 февр. 1771 была поставлена и тогда же напечатана в переводе Елагина трагедия И.-В. Брава «Безбожный» (перевод посвящен Г.Г. Орлову, по настоянию которого он и был осуществлен). Предполагается, что Елагин был в числе придворных, издававших «Всякую всячину»; к Елагину относят помещенный в предисловии к журналу шутливый словесный портрет одного из его сотрудников: «… приземист, часто запыхаюсь, широка рожа, заикаюсь, когда сердит, немножко хром, отчасти кос, глух на одно ухо, руки длиннее колен, брюхо у меня остро, ношу кафтаны одного цвета по году, по два, а иногда и по три»; степень его конкретного участия в журнале не ясна. Имеются сведения о том, что Елагин правил стиль русских сочинений императрицы.

С начала 1770-х гг. Елагин становится во главе объединенных и реорганизованных им русских масонских лож, создав т. н. елагинскую систему масонства. Сам он состоял в масонской ложе (видимо, фр. рыцарской системы) с 1750; затем перешел в английское масонство и стал Великим наместным мастером Русской провинциальной ложи (диплом от 26 февр. 1772), руководя также ложей «Девять муз» в Петербурге, открытой 16 июня 1772. В 1776 Елагин объединил свои ложи с ложами немецко-шведской системы «слабого наблюдения» барона Рейхеля; в 1784 деятельность лож по его приказу была прекращена, явно в связи с начинавшимся преследованием Н. И. Новикова и И. Е. Шварца. И хотя Екатерина II заверила Елагина в «полном уважении» за то, что он «избегал всякого сношения с иностранными масонами при настоящих политических отношениях», но с этого времени он попадает в очевидную немилость при дворе. Тем не менее, масонская деятельность Елагина возобновляется в 1786; она связана с организацией т. н. «второго Елагина союза», принадлежавшего к англо-Йоркской системе; в 1787 Елагин стал гроссмейстером «Высокого Капитула». Ложи елагинской системы, достаточно открытые для посетителей, были особенно известны музыкальными концертами и не подвергались гонениям даже во время дела Новикова.

Самому Елагину масонство казалось средством избежать влияния на общество деистической французской философии. В этом смысле характерно его завещание (утверждено 4 дек. 1787), которое запрещало внуку Елагина учиться в Париже, оставляя ему на выбор университеты Генуи или Лейпцига. Елагин верил в «тайную мудрость» масонства. Посетивший в 1780 Россию, гр. Калиостро жил в его доме. Осмеивая доверчивых поклонников этого шарлатана в комедии «Обманщик» (1785) и «Обольщенный» (1786), Екатерина II метила также и в Елагина. Познакомившись после смерти Елагина с его огромным масонским архивом, она так отозвалась в письме к М. Гримму о его масонских сочинениях: «Удивительная чепуха, из которой явствует, что он сходил с ума». Своеобразной масонской автобиографией Елагина является «Повесть о себе самом» (ок. 1783; видимо, не окончена), где он, в частности, кается в грехах молодости: «Душепагубным чтением спознался я со всеми афеистами и деистами; стихотворцы и басносплетатели стали моими учителями и проповедниками: Буланже, Даржанс, Вольтер, Руссо, Гельвеции и все словаря Бёлева как французские и английские, так латинские, немецкие и итальянские лжезаконники».

При организации Российской Академии Елагин был включен в число ее первых членов и внес основополагающие для ее дальнейшей деятельности предложения о создании словаря литературного языка и общего руководства по риторике и поэтике. Сам он, однако, последние годы жизни посвятил историческим разысканиям, начав в 1789 работу над «Опытом повествования о России» (частично изд.: М., 1803, ч. 1, кн. 1—3).

Для работы Елагин собрал с помощью А.И. Мусина-Пушкина коллекцию оригинальных рукописей и копий с документов (например, сб. «Смесь елагинская» — ГПБ, ф. 550, Q.IV.217), но основной его задачей было переосмысление и стилистическая обработка уже обнародованных сведений (В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, Г.-Ф. Миллер, Ф.А. Эмин). Исторические взгляды Елагина сложились под сильным влиянием И.Н. Болтина. «Опыт…» был направлен против приемов старой фактографической историографии, причем особенно резко Елагин критиковал труды М. М. Щербатова. Аргументируя манеру связного беллетризованного изложения событий, Елагин в качестве примера для подражания называл античных историков Плутарха и Тацита, а из новых явно ориентировался на опыт Вольтера; образцами повествовательного слога для Елагина была проза Ломоносова, а также поэмы «Россияда» и «Владимир возрожденный» М.М. Хераскова; в предисловии дана подробная оценка творчества этих писателей. В понимании исторического процесса Елагин исходил из представления о неизменности человеческой природы: «… сердце человеческое всегда одинаково; и то же ныне, каково было от самого века начала. Я ведаю, что те ж добродетели и те ж пороки и страсти присущны и ныне в Петербурге и в Москве, какие в Афинах и Риме существовали. Не изменение сердец, но больше и меньше просвещения и невежества творят нравов разновидность, а природа та ж всегда пребывает, Иоанн в Москве таков же тиран, каков и Нерон был в Риме. Следовательно, разность токмо в перемене одежд и явлений, кои иногда смех, иногда слезы в зрителях производят». Цель историка — «открывать добродетель ко подражанию и порок ко отвращению»; его легкий и приятный слог «заменяет тягостные долговременного учения труды и, услаждая читателя, впечатлевает в чувствования его нравственных строгость правил». Начав свой труд в год Великой французской революции, Елагин неоднократно выступал против просветительской философии, противопоставляя ей идеи Лейбница, Г. Гроция и С. Пуффендорфа, а одной из задач историка называл выяснение «источников дерзкого непостоянной черни возмущения и вредныя самовластия оплошности». Представляет интерес попытка Елагина ввести в исторический анализ такой компонент, как «обычай» славян (в основном по словарям М. Д. Чулкова), а также использовать былины в качестве исторического источника. Произвольные домыслы и фактические неточности вызвали резкую критику «Опыта…»; особенным насмешкам подверглась гипотеза Елагина о том, что рассказ Нестора о «прении вер» и принятии христианства представляет испорченные куски драмы, сочиненной гречанкой, женой князя Владимира в Германии на «Опыт…» появились отрицательные рецензии престарелого А.-Л. Шлецера («Göttinger Gelehrte Anzeiger», 1804) и анонима (Allgemeine Litteratur-Zeitung, 1804, № 56; возражение на последнюю Л.Н. Неваховича см.: Лицей, 1806, ч. 3, кн. 2; отд.: Примечания на рецензию касательно «Опыта российской истории» Елагина. СПб., 1806).

 Скачать реферат