Творчество Улицкой

В цикле "Первые и последние" впервые, по сравнению с двумя предыдущими сборниками, идея единства рассказов преобладает над его художественным выражением. Это, можно сказать, переходный этап, так как в следующей книге зависимость композиционных связей от авторской концепции восприятия мира выражена ярче и сложнее.

"Люди нашего царя"

В предисловие к рассмотрению циклов

из последней книги Улицкой, под названием "Люди нашего царя", вышедшей в 2005 году, стоит привести отзыв одного критика, написавшего, что всё в этой книге “правда. Но специфическая, как в журнале "Мужское здоровье", где у героев нет иной проблемы, кроме сочетания белков и углеводов. У Людмилы Улицкой проблема тоже одна - жизнь сломана зря. Складывается ложное впечатление, что это единственное сочетание ингредиентов. А между тем некоторые становятся знаменитыми писательницам…” ["Комсомольская правда", 2005, 28 июля - 4 августа].

Жизнь не может быть сломана не зря - так, скорее, могла бы сказать писательница. Но когда это происходит, можно ли найти какое-то убедительное объяснение? В ответ - слова Улицкой: “Я полагаю, что за пределами нашего существования есть нечто, что даст осколкам сложиться в картинку и прояснит ее. Определит истину победы и поражения”. [кн. обозр] Складывается впечатление, что ее творчество - своеобразный поиск точек, в которых ищущий иногда может уловить проблеск того запредельного бытия и не понять, а почувствовать его закон.

Книгу предворяет эпиграф из Лескова: “Каких только людей нет у нашего царя! ” - и своеобразное продолжение этой мысли в небольшом предисловии ко всему изданию. Автор говорит о невозможности личности обрести законченность и полноту: “Ужасная догадка: нет никакого "я", есть одни только дорожные картинки, разбитый калейдоскоп, и в каждом осколке то, что ты придумывал, и весь этот случайный мусор и есть "я" <…>”. [с.7] Если судить по предыдущему творчеству Улицкой, эта мысль совершенно не покажется новой: везде многогранность и неоднозначность. Но здесь речь идет об авторе, который, ощущая свою “осколочность”, “пытается избежать собственной, давно осточертевшей точки зрения, изношенных суждений и мнений”. [с.7] Поэтому рассказчиком и наблюдателем становится Женя, а автор “остается посередине” [с.8], между ней и наблюдаемым. И в этом странном положении смешения, но невовлеченности взору открывается “дивная игра” [с.8], а “маленькие люди нашего царя наблюдают эту картину, задрав голову. Они восхищаются, дерутся, убивают друг друга и целуются. Совершенно не замечая автора, которого почти нет”. [с.8] Здесь одна интересная деталь: все смотрят на картину и не замечают автора, но и сам автор теперь среди наблюдателей, следовательно, допускается наличие еще одного автора, о котором, вероятно, идет речь в эпиграфе.

За подтверждениями, как и опровержениями, следует обратиться к текстам.

В книге четыре отдельных сборника: "Люди нашего царя", "Тайна крови", "Они жили долго…" и "Дорожный ангел". В каждом цикле по-прежнему ощутимы традиционные для Улицкой приемы, но по ходу исследования возможно отметить некоторые новые особенности ее прозы.

Сборник "Люди нашего царя" - это десять произведений, при всей внешней разнородности, художественно очень близких. Взять, например, рассказ "Том", о странной схожести судьбы собаки и человека, о едином для всех живых существ ужасе смерти. Или "Дезертир" - о нежелании терять близких, но невозможности изменить что-либо в их судьбе. Или "Кошка большой красоты" о том, что страдания - это тоже наполнение жизни. Общая мысль о неслучайности и ненапрасности всего, что героями переживается, об особом неведомом смысле.

Здесь усматривается интересное решение для автора и рассказчика. Как уже было сказано в предисловии, Женя - “представитель и посланник”, наблюдающий происходящее, которое передается ее сознанием. Но только в одном произведении всего цикла она действительно рассказчик в привычном понимании: "Путь осла" повествует о событиях от первого лица. В другом рассказе - "Коридорная система" - о Жене говорится в третьем лице, но впечатление такое, что говорит она сама. Происходящее - это ее прошлое, всплывающее во сне в виде отрывочных воспоминаний, и по законам сна героиня видит себя со стороны. Улицкая намеренно избегает местоимения "она", говоря о Жене, и заменяет его словом "дочь" или именем, или опускает подлежащее, например:

“Женя пошла по длинному коридору, спустилась на полпролета к автомату. Вынула из кармана белого халата заготовленную монетку, набрала номер”. [с.35] ; и далее:

Позвонила. Он сразу поднял трубку.

Приезжайте! [с.36]

Еще один отрывок:

“Женя гладила старческую голову отца, его седые блестящие кудри и думала о том, что если доживет, то и у нее будут такие красивые седины, и такие же, как у отца, ясные карие глаза, и руки, как у него - маленькие, с короткими ноготками… Всю жизнь не могла простить, что похожа на него, а не на мать… И сердце сжималось от тоски по матери, которая умерла так давно…” [с.39]

Похоже на несобственно-прямую речь, но если "так" в ней объяснимо, то "которая" нарушает достоверность естественной мысли. Ощущение личного восприятия увеличивается за счет смены времени глаголов, при рассказе о прошлом: “Вторые сутки длится кома, и сделать ничего нельзя. Женя видела, как за два дня до этого мамина лаборантка пришла делать ей анализ крови и ужаснулась, увидев прозрачную каплю. Крови больше не было…”. [с.35]

Есть рассказы, в которых Женя - второстепенный персонаж: "Кошке большой красоты", "Финист Ясный Сокол". А например, в рассказе "Том", о ней лишь вскользь упоминается, этим как бы объясняя, откуда ей может быть известно о происходящем. Ровно половину сборника составляют рассказы, где о Жене нет ни слова, и, несмотря на предложенную авторскую концепцию, они воспринимаются как традиционные рассказы Улицкой. Но объясняется эта непоследовательность тем, что и в предыдущих сборниках писательницы ее вмешательство было сведено к минимуму из-за стремления к объективности, почти лабораторному фиксированию фактов, поэтому изменения не столь ощутимы.

В новых сборниках нет отказа от прежних тем или проблематики, но они расширяются и постепенно приближаются к современности. На новом художественном материале писательница отстаивает прежние, дорогие убеждения, хотя в некоторых заметно смещение акцентов и не заметное ранее болезненное сомнение.

Стоящий первым, своеобразный святочный рассказ "Путь осла" задает тон всему циклу. Неожиданным образом на глазах героев произошло Рождество. Речь не о ежегодном праздновании или обращении к истории (события случились осенью во французской деревушке), а о чуде, которое присутствует в нашей жизни, если только уметь заметить. Герои рассказа собираются вместе в старом доме, где живет Женевьев. Собственно, к ней все и приехали: бывший муж Жан-Пьер с молодой женой Мари и двумя детьми, Марсель, “ее верный и пожизненный поклонник” [с.15], со своей старой подругой Аньес, негритянская певица Эйлин и рассказчица Женя. Объяснение, в чем заключалось чудо, одинаково поразившее всех участников того вечера, возможно, звучит не убедительно. Собравшиеся у камина люди слушали, как Иветт, дочь Жан-Пьера и Мари, исполняла на пианино недавно разученные рождественские песни; к ней присоединились Женевьев и Марсель, и, наконец, Эйлин. А когда запели о святых, в дом зашел сосед-пастух с ягненком на руках. И вдруг Шарль, трехлетний сын Жан-Пьера и Мари, произнес первое в жизни слово: “l’agneau” - ягненок. Радость долгожданного события острее воспринимается из-за совпадения всех атрибутов Рождества: “младенец, Мария и ее старый муж, пастух, эта негритянская колдунья с ногтями жрицы Вуду, со своим божественным голосом, присутствовал агнец, и звезда подала знак…”. [с.24] Женя замечает, что не хватает только осла, но оказалось, дом, где живет Женевьев, давно прозвали "дом Осла". Женя забыла о разговоре с Марселем по пути в деревушку. Он рассказывал ей о старых римских дорогах и указал на разницу с греческими. Если “римляне вырубали свои дороги напрямую, из пункта А в пункт Б, срезая пригорки и спуская попадавшиеся на пути озера”, то “греки пускали через горы осла, и тропу прокладывали вслед его извилистого пути”. [с.13] Из множества трактовок этого иносказания одна прямо прописана в рассказе: Эйлин не впечатлила история о древних дорогах - “к африканцам, даже американским, христианство шло совсем иными путями”. [с.25] Но для Улицкой, чьи герои никогда не определяются культурой или средой, эта мысль явно недостаточна. Путь осла - это долгий и трудный путь жизни человека, который не знает конечной цели, но подгоняемый неведомой силой продолжает терпеливо идти.

 Скачать реферат