Символы в драматургии А.П. Чехова

Для Чехова важен в произведениях и образ времени, реализующийся через символ часов. Но сам ход времени автору показать не так важно. Время одних героев еще не настало (Треплев), а других – уже истекло (Прозоровы), а в «Вишневом саде» показано, что приходят новые люди, разрушая все на своем пути. И в этом заключается трагизм пьес Чехова.

Другой важный образ-символ в драматургии Чехова – это

книги. Традиционно они связывались с мудростью и обозначали принадлежность к высшему сословию.

В пьесе «Иванов» книги связываются только с образом заглавного героя. На протяжении всей драмы Чехов подчеркивает его отличие от других персонажей. Одним из таких отличий как раз и являются книги. Уже в первом действии мы застаем героя читающим: «Иванов сидит за столом и читает книгу» [217]. При этом чтением герой закрывается от внешнего мира, старается не реагировать на происходящее вокруг:

«Боркин (хохочет). <…>Пощупайте-ка, как у меня сердце бьется .

Иванов (читая). Хорошо, после.

Боркин. Нет, вы сейчас пощупайте. (Берет его руку и прикладывает к груди.) <…>

Иванов. Я читаю . после .» [217].

Позже автор подчеркивает нагромождение книг в кабинете Иванова: «Кабинет Иванова. Письменный стол, на котором в беспорядке лежат бумаги, книги, казенные пакеты» [251]. Этот кабинет в пьесе указывается как одно из любимых мест время препровождения героя: «Или пойдем сядем у тебя в кабинете, в потемках, как прежде» [229]. По сути, книги становятся способом спрятаться от действительной жизни.

Деталью, обращающей на себя внимание, книга становится и в пьесе «Чайка». В связи с тем, что традиционно в культуре принято воспринимать книгу как аллегорию знания о мире, Ивлева рассматривает эту деталь как способ «создания описания мира, образа, и все большего удаления от него настоящего; существования человека (читателя) в виртуальном мире с придуманными другим человеком (писателем) законами»[73].

В авторской ремарке к действию книга упоминается только в одной сцене:

«Одна из гостиных в доме Сорина, обращенная Константином Треплевым в рабочий кабинет. <…> Кроме обычной гостиной мебели, в правом углу письменный стол, возле левой двери турецкий диван, шкап с книгами, книги на окнах, на стульях» [478].

В этой ремарке книги – дважды названная, подчеркнутая деталь. По мнению Т.Г. Ивлевой, такое повторение «одной и той же детали в достаточно коротком авторском повествовании вполне естественно и даже неизбежно превращает ее в деталь знаковую»[74].

Примечательно, что книги и чтение упоминается на всем протяжении произведения. В ремарке, открывающей второе действие комедии на коленях у Дорна лежит книга Мопассана. Герои читают ее в слух по очереди. Здесь книга выступает как объединяющее начало.

Но это видимое свойство. Призрачность убеждения разрушается уже в третьем действии, когда укладывают вещи. Тригорин забоится о том, чтобы уложили удочки, но судьба книг его совершенно не волнует: « А книги отдай кому-нибудь» [478].

Книжный шкаф хранит книги – результат сакрального действия, творения. Книги Тригорина находятся у Сорина в кабинете в угловом шкафу. Эта деталь словно указывает на место, занимаемое Тригориным как писателем: «Да, мило, талантливо… Мило, но далеко до Толстого» [452]. В финальном акте из книжного шкафа Шамраев достает чучело чайки, приготовленное для Тригорина, что, на наш взгляд, становится символическим знаком ложности, пустоты творческого рвения Бориса Алексеевича.

В следующей пьесе Чехова книги, журналы и брошюры также становятся символом отганиченности от жизни. Но здесь уже этот образ в настоящем времени ассоциируется не с главным героем: «Мария Васильевна что-то записывает на полях брошюры» [493]; «Мария Васильевна пишет на полях брошюры» [532]. Семантический повтор ремарки в первом и последнем действиях пьесы (здесь она включена в финальный монолог Сони) свидетельствует о более сложной – концептуальной – ее функции: жизнь неизбежно возвращается на круги своя; индивидуальная воля человека не может изменить ее ход.

Символика книг связана и с образом Войницкого, но в прошлом:

«Войницкий. Но мы уже пятьдесят лет говорим, и говорим, и читаем брошюры. Пора бы уж и кончить» [488];

«Войницкий. Двадцать пять лет я вот с этой матерью, как крот, сидел в четырех стенах… <…> Ночи мы губили на то, что читали журналы и книги, которые я теперь глубоко презираю!» [519].

Но здесь явно прослеживается смена приоритетов в жизни героя: поняв сущность Серебрякова, дядя Ваня перестает читать его книги, осознавая их пустоту и никчемность. Больше внимания он начинает уделять жизни действительной.

Символика книги как способа бегства от действительности развивается и в следующей пьесе «Три сестры». Здесь книга становиться постоянным атрибутом Андрея Прозорова: «Андрей (входит с книгой в руке)» [552]; Андрей <…> читает книгу» [555]; «Андрей входит с книгой тихо и садится у свечи» [565]. По мнению Т.Г. Ивлевой, книга здесь «означает замещение мира реального»[75]. Андрей старается не замечать ничего вокруг себя: «Весь город говорит, смеется, и только он один ничего не знает и не видит…» [580]. Во всем принимает сторону жены, Наташа уже заставила его забыть о своем желании стать профессором, а довольствоваться местом в земской управе.

Герои пьес прячутся от действительности в чтении книг: Иванов, Мария Васильевна, Андрей Прозоров. Но наивысшего развития этот образ достигает в пьесе «Чайка», где показана никчемность этих книг. В результате создается впечатление, что герои променяли свою жизнь на пустоту.

Большое место в произведения Чехова играет символика свечи и связанного с ней огня. Образ огня имеет двойственную природу. С одной стороны это разрушительная сила пожара, с другой – тепло домашнего очага.

Мифологическое представление об огне как о начале, влекущем гибель вселенной, реализуется в монологе Мировой Души в пьесе «Чайка». После того как «все жизни, свершив печальный круг, угасли», остались только блуждающие над болотом «бледные огни», которые превращаются в «две красных точки» – «страшные, багровые глаза» дьявола [435-436]. Но дальнейшее развитие этот образ не получает.

Остается не законченным и другое представление об огне как символе смысла жизни. Об этом говорит Астров в «Дяде Ване»: «Знаете, когда идешь темной ночью по лесу, и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу . Я работаю <…> как никто в уезде, судьба бьет меня не переставая, <…> но у меня нет огонька» [502]. Он – талантливый врач, занимается науками, делает операции больным, ради интереса составляет картограмму уезда, но за десять лет он обрастает деревенской скукой, не стремится ни к карьере, ни к почестям. По мнению З.С. Паперного, «сравнение с “огоньком” говорит о жизни без страсти, без любви, без веры, оно связано с общей атмосферой жизни героев, с их самочувствием, тонусом, настроением»[76].

Центральное положение в пьесе «Три сестры» занимает образ пожара (начало третьего действия). Он проходит фоном всего действия, выявляя особенности личности всех героев. М.М. Одесская считает, что этот сильный эсхатологический символ в пьесе становится «кульминацией хаоса, всеобщего смятения, разбитых надежд»[77]. Пожар, как и любая стихия, угрожающая жизни, создает экстремальную ситуацию, заставляет человека обнажить свою сущность. Проверку проходят все герои пьесы: Ольга отдает платья из своего гардероба погорельцам; Вершинин принимает непосредственное участие в тушении пожара; Чебутыкин напивается; Наташа, чувствуя себя полноправной хозяйкой дома Прозоровых, пытается выгнать Анфису; Андрей «сидит у себя в комнате и никакого внимания. Только на скрипке играет» [580].

 Скачать реферат