Деятельность Н.И. Толстого в области славистики

Примером истолкования фразеологического оборота может служить разбор Н.И. Толстым устойчивого выражения «соленый болгарин». «Согласно обрядам приазовских болгар, когда ребенок только родился и еще к груди матери не дотрагивался, бабки-повитухи стелили рядно на пол, клали на него ребенка, ложились сами кругом него, образуя круг, делали несколько надрезов бритвой на теле новорожденного, а потом е

го присаливали. Конечно. Ребенок плакал, но его обмывали и давали матери кормить. Отсюда и пошло – «соленый болгарин».

Большой интерес представляют заметки Толстого о народной демонологии. Народная демонология – важная и неотъемлемое звено архаической славянской духовной культуры, в нашу пору уже быстро исчезающей, во многих зонах почти бесследно исчезнувшей, но в прошлом достаточно устойчивой и повсеместно распространенной. По своему происхождению она относится к давним дохристианским воззрениям, к эпохе язычества, которая в несколько видоизмененных формах, по сути дела, продолжала существовать в жизни народной, уживаясь часто с христианством, прежде всего с бытовым христианством, либо противопоставляясь ему, как мир «преисподней» или часть мира земного – миру небесному.

Народная демонология ярко отражена в фольклоре – сказках, преданиях. Песнях, пословицах и т. п., народных обычаях (некалендарных – родинных, свадебных, похоронных), и календарных (святочных, купальских), в народных представления космогонических, метеорологических, народно-медицинских и др., бытовых и трудовых процессах, суевериях, оберегах и иных «охранительных» действиях.

Принцип наименования духов – по месту обитания (домовой, леший, боровой, лозатый, водяной). Сам внешний вид, сам облик демонов, а в значительной мере и их функция во многом и часто зависима от места их обитания. В то же время, наблюдается расплывчатость образов отдельных «нечистиков», некоторая их морфологическая недетализированность, с другой стороны – их многоликость, многообразие. Эта многоликость фиксирующаяся иногда на одной и той же территории, может быть вызвана не только «диалектным» смешением, но и общими историческими условиями развития древних славянских мифологических воззрений.

В одном и том же диалекте, на одной и той же территории могли сосуществовать элементы разных эпох и разных форм дохристианского мифологического сознания. Славянские обрядово-мифологические системы и их демонологические подсистемы, зафиксированные в разных местах славянского этнического и языкового мира, имеют в этом отношении много общего с современными славянскими диалектными системами, в которых единовременно, по-разному на разных территориях сосуществуют и фиксируются архаизмы и инновации, исконные и заимствованные элементы, формы, отражающие разные этапы и периоды развития конкретного языка.

Демонологические народные представления в полной мере отражают отмеченные выше особенности – они различны, то есть «диалектны» на разных территориях и не одновременны по своему происхождению. Что же касается демонологической морфологии, сиречь внешнего облика «нечистой силы», то она тоже оказывается зависимой от данных обстоятельств. «Нечистая сила», по народным представлениям, может быть антропоморфна, зооморфна, бесплотна и смешанно зооантропоморфна. Последняя форма у славян, надо полгать достаточно поздняя, и именно она в наше время преобладает в «книжном» (городском, литературном) представлении.

Примеров, иллюстрирующих данные положения множество. Взять хотя бы такую популярную и широко представленную в фольклоре особь как русалка (южнославянск. вила, самовила, самодива и т. п., западнославянск. vodni panna, wodne jungfry и т. п.).

Восточнославянская русалка – особь почти всегда антропоморфная (известны лишь редко фиксированные случаи превращения ее в птичку – сороку, лебедку, либо лягушку, белку), обычно обнаженная (редко в белой длинной одежде), чаще всего женского пола с длинными распущенными волосами и бледным бескровным лицом. Что касается места ее обитания, то это озеро или омут, или иное водное пространство, но возможны – и, видимо более архаичны – поле («жито») и лес. Внешняя привлекательность этой особи в разных диалектных зонах различна. На северновеликорусской диалектной территории, где они и не всегда фиксируются, русалки – женщины без краски (румянца) в лице, с тощими и холодными руками, с длинными космами и большущими «титинами» (бывш. Владимирская губ.). С этим владимирским, не слишком обаятельным обликом согласуется облик белорусской могилевской русалки. Неказиста и белорусская, витебская русалка: она женоподобна, но, по свидетельству Н. Я. Никифоровского, старая, безобразная и грязная оттого, что живет в болотах. У украинцев на Полтавщине есть представления, что русалка может прийти в дом и «сделать пакость» его обитателям. В доме она появляется в виде «старой женщины», но вне дома она – «прекрасная девица с роскошными русыми волосами» (г. Валок). Именно такими русоволосыми красавицами они представляются большинству южновеликорусских, украинских и части белорусских крестьян. Такими они проникли и в русскую литературу.

Среди любопытных украинских диалектных особенностей следует отметить облик херсонских русалок – маленьких как куколки и харьковских русалок – маленьких девочек, бледных, почти прозрачных, с длинными русыми или зелеными волосами, а также харьковских русалок-мальчиков с короткими курчавыми рыжими волосами. С последним представлением согласуется черниговское поверье, что «русалками одинаково становятся женщины и мужчины».

Итак, локальные различия в облике русалок определяются в общем следующим набором признаков: женское - мужское, большое – малое, красивое – некрасивое, с большой грудью – без оной, с зелеными – с русыми волосами (часто в зависимости от места жительства – в воде или жите, или в лесу, отчасти в зависимости от пола).

Н. И. Толстой также пишет о народной этимологии и этимологической магии, причем эта статья дает представление о разработанной им методологии. Лежащий в основе народной этимологии принцип семантического притяжения созвучных слов имеет общий характер и составляет одну из важнейших особенностей ряда архаических фольклорных и ритуально-магических текстов, которую можно назвать этимологической магией, смыкающейся с другими, неязыковыми (ритуальными, мифологическими) видами магии. Приемы, применяемые в собственно лингвистических работах по народной этимологии оказываются здесь явно недостаточными ввиду большой сложности самого объекта: в качестве единицы описания в данном случае выступает не лексическая пара семантически сближенных созвучных слов, а как правило, целый, нередко достаточно пространный текст, в пределах которого только и может быть выявлена мотивировка самого сближения. Поэтому накопление, систематизация и собственно лингвистический (формальный и семантический) анализ фольклорно-этнографических факторов народной этимологии остаются насущной задачей науки о языке.

Второй, более глубокий уровень рассмотрения интересующего нас явления связан с анализом народной этимологии и этимологической магии кА мифопоэтического приема, включающегося в сложную семантическую и поэтическую организацию целого текста. То есть связан с изучением функции народной этимологии в структуре текста.

 Скачать реферат