Россия у А.Блока и поэтическая традиция

Никакая высшая гармония для Блока невозможна, если не гармонизован этот мир. После 1904 года самое высшее, дальнее и идеальное принималось Блоком уже только через конкретное, близкое, реальное. Знаменательно и то, что Некрасов назван здесь первым и единственным, и то, какая широкая жизненная общественная проблематика связана для Блока с именем Не­красова. Так Некрасов оказывается для Блока уже

не только спутником в «страшном мире», но и проводником в нем.

Где, как и когда ищет Блок в жизни ценности и как эти по­иски соотносятся с поисками Некрасова?

И для Некрасова, и для Блока одной из главных ценностей является родина, Россия. Особенно сближает обоих то, что от­ношение к ней обычно раскрывается через отношение к третье­му. Это третье — женщина. Однако сами женщины эти у Не­красова и Блока разные, и разным оказывается характер отно­шений. Для Некрасова существен образ России-матери. И не случайно. Вообще мать и материнство в поэзии Некрасова при­обрели огромное, даже исключительное значение, как ни у кого до него, включая Пушкина. Поэзия Некрасова в этом смысле уникальна. Нечто подобное мы находим лишь у Лермонтова.

Прежде всего можно сказать, что у Некрасова есть тема ма­тери в ряду других тем, но в этом качестве она хотя отчасти и выражает, по никогда не поглощает колоссальной идеи мате­ринства в его поэзии. Так, в беспощадно реальных картинах главы «Волчица» в поэме «Кому на Руси жить хорошо» образы матери-волчицы и матери-крестьянки, оставаясь реальнейшими сами по себе, просвечивают друг друга и сливаются в некий символ материнства.

Природность и духовность в своем крайнем проявлении — вот каков здесь некрасовский диапазон. Именно символический образ строится в стихотворении «Внимая ужасам войны .», ког­да в конце мы видим уже не простое по сходству сравнение: об­раз плакучей ивы и плачущей матери («То слезы бедных мате­рей!») как бы прорастают друг в друга. В то же время уже пер­вые слова стихотворения исключают какую бы то ни было алле­горичность. «При каждой повой жертве боя» — не при новых жертвах и даже не при новой, «каждая» — так отмечена един­ственность жертвы.

У Некрасова мать — некое безусловное, абсолютное начало жизни, воплощенная норма и идеал ее. Для Некрасова она ста­новится внутренне, жизненно необходимой, являя искомое «во имя». В этом смысле мать есть главный «положительный герой» некрасовской поэзии.

Но Некрасов слишком «земной», и есть-таки последнее зем­ное утешение, «властное» над ним до конца. Без него разреше­ние всего не разрешение, и «бог» сходит на землю:

Усни, страдалец терпеливый!

Свободной, гордой и счастливой

Увидишь родину свою.

Баю-баю-баю-баю!

В. Н. Орлов писал в свое время: « .тема материнства тесно связана у Блока с поэзией Некрасова .»[13,205] Действительно, мно­гие образы, сопряженные у Блока с этой темой, несут следы влияния Некрасова. Так, стихотворение «Коршун» содержит строки, которые могут показаться цитатой из Некрасова и даже передают очень не частую у Блока прямую речь крестьянки: В избушке мать над сыном тужит: «На хлеба, на, на грудь, соси, Расти, покорствуй, крест неси»[1,174].

В конце поэмы «Возмездие» «образ матери склоненный» за­ставляет вспомнить о поэме Некрасова «Мать» и даже о «Ры­царе на час». Но все же в решении этой темы есть между Не­красовым и Блоком большая разница, и уже она объясняет отчасти, почему для Блока образ России не связывается с обра­зом матери. Прежде всего образ матери у Блока не складыва­ется, как у Некрасова, в нечто высшее. Кое-что здесь, видимо, объясняет и биография. Может быть, реальному образу матери поэта труднее было перейти в некую художественную и философскую идеальность, как это имело место у Некрасова, потому что она всегда была с ним связана не только жизненно, но и житейски. Впрочем, это, очевидно, далеко-далеко не главное. В биографии Блока, и литературной тоже, мать, которую поэт называл своей «совестью» [9, 166], играла колоссальную роль, не меньшую, может быть, доже большую, хотя и иную, чем в жизни Некрасова. «До женитьбы .— вспоминает М. А. Бекетова,— мать была для него самым близким челове­ком на свете .»[7,59]. Известно, что мать сильно влияла и на фор­мирование мистических настроений раннего Блока. Сам поэт говорил, что они с матерью почти одно и то же. Это характер­но. У Некрасова — совсем не «одно и то же». При всем ощуще­нии неразрывности и духовного родства она — нечто высшее, идеальное. Любопытно, что у Блока очень много стихов, на­чиная от самых ранних, посвящено матери. Это стихи 1898 года «Моей матери» («Друг, посмотри, как в равнине небесной .»), стихи 1899 года «Моей матери» («Спустилась мгла, туманами чревата .»), 1901 года—«Моей матери» («Чем больней душе мятежной .»), 1904 года — «Моей матери» («Помнишь думы? Они улетели .») и т. д. Все они — дань любви и уважения. Но это именно посвящения ей (моги, матери), а не стихи о ней. Мать не оказывается для Блока, как для Некрасова, внутрен­ней лирической темой. Она не универсализуется в высшую все­охватывающую идею. Отсюда невозможные для Некрасова в да­же отчетливо полемичные по отношению к нему строки:

Всё на земле умрет — и мать, и младость,

Жена изменит, и покинет друг,

Но ты учись вкушать иную сладость,

Глядясь в холодный и полярный круг.

И к вздрагиваньям медленного хлада

Усталую ты душу приучи,

Чтоб было здесь ей yичего не надо,

Когда оттуда ринутся лучи.

Для Некрасова просто недопустимо ставить мать в обычный житейский ряд: жена, друг . («Увы! утешится жена, И друга лучший друг забудет; Но где-то есть душа одна — Она до гроба помнить будет!»), а позднее она предстает уже прямо влучах, ринувшихся оттуда («Баюшки-баю»).[6,184]

Таким образом, мать в общем совсем не занимает такого ме­ста в поэзии Блока, какое она занимает в творчестве Некрасова. Место, которое занимает у Некрасова мать, в поэтическом мире Блока заняла другая единственная женщина — жена. В стихах Блока немало образов женщин, но ни одной из них не дано бы­ло играть роли, которую заняла жена. Это слово в применении к поэзии Блока можно смело выделять курсивом или начинать с большой буквы. Блок однажды, как бы повторяя толстовского Левина, заметил, что для него существуют две женщины: Лю­бовь Дмитриевна и все остальные. Так и в стихах Блока оказа­лись две женщины: она, «Прекрасная Дама», Жена, «Русь моя! Жена моя!» и все остальные. Критики часто путали ее и остальных и писали о том, что на место Прекрасной Дамы у Блока пришла проститутка, которую сменила жена — Россия, и все это-де были меняющиеся облики единой ее. Пег, ей Блок оставался верен до конца и с нею неизменно сочетал то, что было для него Главными Ценностями. Именно так почти всегда сливается с образом Жёны образ России («Русь моя! Жена моя!»).

В постоянстве, в длительности и страстности поиска обоб­щенного образа России, пожалуй, некого поставить рядом с Некрасовым и Блоком, хотя путь их и не был одинаков. Для Некрасова есть родина-мать и есть не только сила, но и извест­ная простота сыновних отношений. Кроме того, хотя родина, Россия неизменно называется матерью, сам этот образ родины-матери и образ матери как таковой существуют сами по себе, по взаимопроникают. Блоку нужен уже иной образ — жены, любимой женщины, несущей бесконечную сложность, динами­ку, противоречивость чувств. И образ России и образ любимой женщины у него связаны так, что одно обычно раскрывается только через другое. Программные стихи 1907 года — вступле­ние к циклу «Родина» — в рукописи были посвящены Любови Дмитриевне. К пей он обращается как к залогу спасения, ко­торое дарит родина, в стихах 1909 года «Под шум и звон одно­образный .»:

 Скачать реферат