Религиозные памятники Евпатории

Знаменитый суфий и теолог XI—XII веков Аль-Газали сказал подробнее, и на этом любопытном, запоминающемся ут­верждении целесообразно поставить точку (по крайней мере, для нашей книги) в попытках объяснить, что же такое суфизм. Все, что представляет собой наибольшую ценность для суфистов, го­ворил Аль-Газали, «не поддается изучению, а постигается непос­редственным опытом, через экстаз и внутренню

ю трансформа­цию. Пьяному не обязательно знать, как определяется опьянение, каковы его причины и условия, однако он пьян, в то время как человек, знающий теорию, остается трезвым».

Что ж, коль бессильны обычные слова, на помощь приходит музыка. «Когда слышна музыка, душа обоняет благоухание Воз­любленной» (Сааддин Хамуйа). Обычным учебным материа­лом для постижения Пути служили притчи, поэтические сказания. Многие истории о Ходже Насреддине, сказки «Тысячи и одной ночи» — все того же суфийского происхождения.

В Евпатории это единственное здание текие (приюта) дер­вишей, построенное, как полагают, в XVI веке. Оно представляет собой комплекс из монастыря и мечети. Есть во дворе свой колодец и маленький, характерный для Крыма, минарет. Кстати, минарет в мечети Джума-Джами высокий, и это лишний раз подтверждает его турецкое происхождение, потому что, чем боль­ше город, тем выше должна быть кафедра для общения муэдзи­на с народом. В Крыму, где не было больших городов, никогда не строили высоких минаретов; поначалу к верующим обраща­лись с природных возвышенностей, с каменных валунов. В ар­хитектуре монастыря видно сильное влияние Византии, но выс­троен он в восточном стиле. Даже кладка стен имеет признаки Востока: все эти камни различны по размерам. Разве нельзя было заставить рабов вытесать одинаковые камни-плиты, как строят на Западе? Но нет, гармония Востока состоит как раз в этой подчиненной единому замыслу разновеликости.

Ни об авторе проекта, ни о времени постройки монастыря нет достоверных сведений. Здание напоминает медресе Зинд-жирли в Бахчисарае и мечеть Джума-Джами — такой же зал в основе, в который выходят восемнадцать монашеских келий. Над квадратным залом надстроен шестигранник с крышей в виде купола. Сколь обширен зал, столь малы и тесны кельи. Каждая имеет только узкое окошко и углубление в стене для светильни­ка. Через это окно не виден и не слышен окружающий мир. Чтобы попытаться понять состояние дервиша, уединенного в келье, надо войти в нее самому, обязательно войти и послушать ту тишину и представить себя в том времени, в тех необъяснимых для нас устремлениях. В келье останавливается время, замирает дух. Отсюда все далеко, это некое преддверие другого мира! Монах ищет путь к Богу, он слышит и видит Бога, он совершен­ствуется, чтобы приблизиться к Нему . И как только научится входить в состояние экстаза и общаться с Богом, он может уйти, чтобы самому стать шейхом (наставником братства), чтобы со­здать свой монастырь. А пока он служит этой идее и раз в день выходит в мир принять подаяние, «сидя у врат Аллаха».

Да, ведь только ради любви к Богу стоит жить, все осталь­ное — суета! Дервиши считали, что нельзя жить ни ради семьи, ни ради накопления благ, ибо все это временно. Только отречась от мирской жизни, ты возвращаешься к истоку, ощущаешь нача­ло своего рождения и проникаешься будущим посмертным су­ществованием, то есть, начинаешь понимать и чувствовать то, что не дается рядовому человеку. Как большое искусство страны подпитывается народным творчеством, так религия Востока не­отделима от монастырей, прошлое и, может быть, будущее назна­чение которых — подпитывать мусульманскую веру. Исследо­ватели-теологи не пришли к общему мнению, является ли суфизм ответвлением ислама или, наоборот, ислам возник на земле, утоп­танной босыми ногами странствующих дервишей.

Слово суфий происходит от арабского «суф» — шерсть. Из шерсти ткали одежду аскетам — плащи, в которых странствовали монахи по миру, совершенствуя дух. Их путь (Тарикат) заключал в себе, на фоне убежденного пренебрежения к материальным бла­гам, пляски и воспевания святых имен, введение себя в экстаз.

Существовало пять основных направлений суфизма, от рели­гиозно-благочестивых до почти атеистических, от реакционно-изуверных до высоко-гуманистических, от туманно-эклектичес­ких доктрин до строгих философских систем.

Вращаясь вокруг своей правой ноги, выкрикивая при этом суры Корана и стихи поэтов, дервиши впадали в экстаз (сэма). Человек при этом ощущал нечто большее, чем приближение к Богу, не зря же истинный дух учения внерелигиозен. «Я самодостаточен, значит, я и есть Бог!» — воскликнул однажды Руми. И развил дерзкую мысль в стихотворении:

Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы,

Поиски оставьте эти, вы есть Он, а Он — есть вы.

Вы — посланники Господни, вы пророка вознесли,

Вы — закона дух и буква, веры твердь, ислама львы,

Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось

Богослов, не понимая суть Божественной канвы.

Есть предание, что этот поэт слагал стихи свои (газели) во время суфийских радений, находясь в трансе. Потому и заворажи­вают эти газели переливами, словесными волнами земного и не­бесного. Их и теперь исполняют на этих таинственных обрядах. Конечно, суфии с их инакомыслием и инаковерием не могли не вызывать раздражения среди наставников традиционного ис­лама. Но гонения на них были не сопоставимы с преследовани­ями еретиков христианской инквизицией! Суфийские ордены по­лучили очень широкое распространение на Востоке в XI веке. В этом был и некий вызов официальному исламу, и попытка создать среди всех людей братство одной веры. Но главное, суфисты стремились найти путь к Богу сами, без посредников. Самостоятельно они оценивали и свои успехи. Приезжая в Евpoпy, суфии давали толчок возникновению рыцарских орденов. Прикрываясь официальным христианством (как на Востоке прикрывались исламом), там занимались различными видами медитаций, направленных на духовный поиск. Под влиянием су­физма в европейской культуре возникла традиция воплощения Бога в женственном, романтическое служение рыцарей Пре­красной Даме. Таков и пушкинский «рыцарь бедный»:

Полон чистою любовью,

Верен сладостной мечте,

А.М.Д. своею кровью

Начертал он на щите.

Русская религиозная философия («софиология В. С. Соло­вьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова) и поэзия русского символизма носят следы влияния все того же неистребимого суфизма.

И все же восточному поэту, уже знакомому нам Руми, при­надлежит строка, объясняющая природу суфизма доходчивее многих пространных и подробных теорий западных философов и богословов. Так получается потому, что ее, эту природу, надо не объяснять, а лишь помогать почувствовать: «Прежде чем в этом мире появился сад, виноградная лоза и виноград, наши души уже были пьяны от вина бессмертия». Он оказался прав, избранник среди тысяч последователей: не умерло имя Руми вместе с теле­сной оболочкой. Свободный поиск истины, надежда на прибли­жение к единому создателю, не названному даже по имени, ибо он — все, позволяли так же свободно развиваться человеческим дарованиям. Доколе существует мир, людей творческих будет угнетать все, что насаждается, в том числе официальная религия. Не потому ли именно суфизм дал миру столько великих поэтов: Рудаки, Низами, Аттара, Саади, Хайяма .

 Скачать реферат