Отражение Великой Отечественной войны в литературе

Литература о Великой Отечественной войне прошла в своем развитии несколько этапов. В 1941—1945 гг. ее создавали писатели, отправившиеся на войну, чтобы своими произведениями поддержать патриотический дух народа, объединить его в борьбе с общим врагом, раскрыть подвиг солдата. Девиз времени «Убей его!» (врага) пронизал эту литературу — отклик на трагические события в жизни страны, которая еще

не ставила вопросов о причинах войны и не могла связать 1937-й и 1941 г. в один сюжет, не могла знать страшной цены, которую заплатил народ за победу в этой войне. Самой удачной, вошедшей в сокровищницу русской литературы, стала «Книга про бойца» — поэма А. Твардовского «Василий Теркин». «Молодая гвардия» А. Фадеева о подвиге и гибели юных краснодонцев трогает душу нравственной чистотой героев, но вызывает недоумение лубочным описанием жизни молодежи до войны и приемами создания образов фашистов. Литература первого этапа по своему духу была описательной, неаналитичной.

Второй этап развития военной темы в литературе приходится на 1945—1950 гг. Это романы, повести, стихи о победе и встречах, о салютах и поцелуях — излишне ликующие и триумфальные (например, роман С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды»). Они не договаривали жуткой правды о войне. В целом прекрасный рассказ М. Шолохова «Судьба человека» (1957) утаил правду о том, куда попадали бывшие военнопленные после возвращения домой. Об этом позже скажет Твардовский:

И до конца в живых изведав

Тот крестный путь, полуживым —

Из плена в плен — под гром победы

С клеймом проследовать двойным.

Настоящая правда о войне писалась в 60— 80-е гг., когда в литературу пришли те, кто сам воевал, сидел в окопах, командовал батареей, бился за «пядь земли», побывал в плену. Литературу этого периода назвали «литературой лейтенантов» (Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Быков, К. Воробьев, Б. Васильев, В. Богомолов). Их крепко били. Били за то, что они «сузили» масштаб изображения войны до размеров «пяди земли», батареи, окопа, леска . Их долго не печатали за «дегероизацию» событий. А они, зная цену каждодневному подвигу, увидели его в будничной работе солдата. Писатели-лейтенанты писали не о победах на фронтах, а о поражениях, окружении, отступлении армии, о неумном командовании и растерянности в верхах. За образец писателями этого поколения был взят толстовский принцип изображения войны — «не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой . с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а . в крови, в страданиях, в смерти». Аналитический дух «Севастопольских рассказов» вошел в отечественную литературу о войне XX в.

В 1965 г. в журнале «Новый мир» была опубликована повесть В. Быкова «Круглянский мост», пробившая брешь в лубочной литературе о войне. .Оперативная группа партизанского отряда получает задание поджечь Круглянский мост, связывающий два берега: на одном — немцы, на другом — обескровленные партизаны. Мост охраняется днем и ночью немецкими часовыми. Майор Бритвин заметил, что каждый день утром по мосту проезжает повозка с бидонами молока для немцев, управляемая мальчонкой. Гениальная идея осенила майора: вылить молоко тайно от мальчика, начинить бидон взрывчаткой и, когда повозка будет на середине моста, поджечь бикфордов шнур . Взрыв. Ни моста, ни лошадки, ни мальчонки . Задача выполнена, но какой ценой? «Война — это повод поговорить о хорошем и плохом человеке» — эти слова Василя Быкова выражают суть новых задач, решаемых литературой о войне, — дать безжалостный, трезвый анализ времени и человеческого материала. «Война заставила многих раскрыть глаза в изумлении . невольно и неожиданно сплошь и рядом мы оказывались свидетелями того, что война срывала пышные покрывала . Любитель громких и правильных фраз порой оказывался трусом. Недисциплинированый боец совершал подвиг» (В. Быков). Писатель убежден, что войной в узком смысле должны заниматься историки, интерес же писателя должен быть сосредоточен исключительно на нравственных проблемах: «кто в военной и мирной жизни гражданин, а кто — шкурник?», «мертвые сраму не имут, а оставшиеся в живых перед мертвыми?» и других.

«Литература лейтенантов» сделала картину войны всеохватной: передовая, плен, партизанский край, победные дни 1945 г., тыл — вот что в высоких и низких проявлениях воскресили К. Воробьев, В. Быков, Е. Носов, А. Твардовский.

Повесть К. Д. Воробьева (1919—1975) «Убиты под Москвой». Ее напечатали в России лишь в 80-х гг. — страшились правды. Название повести, как удар молота, — точное, краткое, вызывающее немедленно вопрос: кем? Военачальник и историк А. Гулыга писал: «В этой войне нам не хватало всего: машин, горючего, снарядов, винтовок . Единственно, что мы не жалели, — так это людей». Немецкий генерал Гольвицер изумлялся: «Вы не жалеете своих солдат, можно подумать, что вы командуете иностранным легионом, а не своими соотечественниками». Два высказывания ставят важную проблему убийства своих своими же. Но то, что удалось показать К. Воробьеву в повести, много глубже и трагичней, потому что весь ужас предательства своих мальчишек можно изобразить только в художественном произведении.

Первая и вторая главки — экспозиционные. Немцы теснят армию к Москве, и на передовую посылают кремлевских курсантов, «по-мальчишески звонко и почти радостно» реагировавших на пролетавшие юнкерсы, влюбленных в капитана Рюмина — с его «надменно-иронической» улыбкой, затянутой и стройной фигурой, со стеком-хворостиной в руке, с фуражкой, чуть-чуть сдвинутой на правый висок. Алеша Ястребов, как и все, «нес в себе неуемное, притаившееся счастье», «радость гибкого молодого тела». Описанию юности, свежести в ребятах соответствует и пейзаж: « .Снег — легкий, сухой, голубой. Он отдавал запахом антоновских яблок . ногам сообщалось что-то бодрое и веселое, как при музыке». Ели галеты, хохотали, рыли окопы и рвались в бой. И не догадывались о подступавшей беде. «Какая-то щупающая душу усмешка» на губах майора НКВД, предупреждение подполковника, что 240 курсантов не получат ни одного пулемета, насторожили Алексея, знавшего наизусть речь Сталина, что «мы будем бить врага на его территории». Он догадался об обмане. «В его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны», но читатель догадался, что мальчики-курсанты станут заложниками войны. Завязкой сюжета становится появление самолетов-разведчиков. Побелевший нос Сашки, неумолимое чувство страха не от того, что трусы, а от того, что у фашистов не жди пощады.

Рюмин уже знал — «на нашем направлении прорван фронт», об истинном положении там рассказал раненый боец: «Нас там хоть и полегла тьма, но живых-то еще больше осталось! Вот и блуждаем теперь». «Как удар, Алексей ощутил вдруг мучительное чувство родства, жалости и близости ко всему, что было вокруг и рядом, стыдясь больно навернувшихся слез» — так описывает Воробьев психологическое состояние главного героя.

Появление политрука Анисимова вызвало надежду. Тот «призвал кремлевцев к стойкости и сказал, что из тыла сюда тянут связь и подходят соседи». Но это был очередной обман. Начинался минометный обстрел, показанный Воробьевым в натуралистических подробностях, в страданиях раненного в живот Анисимова: «Отрежь . Ну, пожалуйста, отрежь .», — умолял он Алексея. «Ненужный слезный крик» накапливался в душе Алексея. Человек «стремительного действия», капитан Рюмин понял: они никому не нужны, они пушечное мясо для отвлечения внимания противника. «Только вперед!» — решает про себя Рюмин, ведя в ночной бой курсантов. Они не орали «Ура! За Сталина!» (как в фильмах), из их грудей рвалось что-то «бессловесное и жесткое». Алексей уже «не кричал, а выл». Патриотизм курсантов выразился не в лозунге, не в фразе, а в поступке. И после победы, первой в жизни, молодая, звенящая радость этих русских мальчишек: « .В пух разнесли! Понимаешь? Вдрызг!»

 Скачать реферат