Развитие традиций русской классической школы XIX века в творчестве Анны Ахматовой

И были смуглые ноги

Обрызганы крупной росой"

("Муза ушла по дороге…")

[5, с.81]

"Иногда этот смелый реализм намеренно снижает классический образ, приближая его к бытовой реальности биографической судьбы самой поэтессы" [5, с.78]:

"И Муза в дырявом платке

Протяжно поет и уныло…"

[5, с.99]

Но иногда, в особенности в "Белой ст

ае" ее классический образ приобретает многозначительные, строгие и "иератические" черты:

"И часто в окна комнаты моей

Влетают ветры северных морей,

И голубь ест из рук моих пшеницу…

А недописанную мной страницу -

Божественно спокойна и легка,

Допишет Музы смуглая рука"

("Уединение", 1914 г) [5, с.78]

Для Ахматовой Муза всегда - смуглая. Словно она возникла перед ней в садах Лицея сразу в отроческом облике Пушкина, курчавого лицеиста-подростка, не однажды мелькавшего в "священном сумраке" Екатерининского парка, - он был тогда ей ровесник, ее божественный товарищ и она чуть ли не искала с ним встреч. Во всяком случае ее стихи, посвященные Царскому селу и Пушкину "проникнуты той особенной краской чувства, которую лучше всего назвать влюбленностью" [37, с.27]

Будучи по-пушкински "смуглой":

"Допишет Музы смуглая рука"

[5, с.78]

"Муза ушла по дороге,

Осенней, узкой, крутой,

И были смуглые ноги

Обрызганы крупной росой…"

[5, с.81]

Муза нередко еще у Ахматовой и "весела" - тоже по-пушкински, если вспомнить знаменитую блоковскую фразу о "веселом имени Пушкина". В "Белой стае" эта обычно полная жизнетворящих сил, душевно-радостная и открытая Муза ахматовских стихов разительно изменилась:

"Веселой Музы нрав не узнаю:

Она глядит и слова не проронит…"

[5, с.84]

Во время создания "Белой стаи" поэтесса явственно ощущала сдвиг и времени, и собственного мироощущения, но смысл самого движения, его внутренние силы и направление, все таилось в сфере неясных предчувствий, выливавшихся в столь же неясные пророчества и причитания о приближающейся гибели мира. Не чувствуя ориентиров, не видя маяков, едва удерживая равновесие напряжением всей своей незаурядной воли, А. Ахматова, судя по всему, полагалась на тайную и могучую силу художественного творчества, которое в этот период, как никогда, казалось ей чуть ли не единственной незыблемой ценностью, невозмутимо существовавшей посреди неустойчивой земли. [37, с.60]

"И печальная Муза моя,

Как слепую водила меня…"

[5, с.85],

признавалась она в одном из стихотворений 1914 г.

В "Белой стае" много стихов, посвященных Музе, тайной и могучей власти искусства.

С годами образ Музы меняется, как и лирический образ самого автора, ее двойника, приобретая черты сдержанной суровой гражданственности:

"И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада? " Отвечает: "Я"

[5, с.174]

Влияние Пушкина на Ахматову сказалось наиболее отчетливо в "Белой стае", лучшем и наиболее полном из ее сборников дореволюционного времени. Оно проявилось в стремлении подняться над мелочностью индивидуально-случайных переживаний, над суетой мгновенного и повседневного, господствовавшего в "Четках", в художественном обобщении индивидуально пережитого, доведенном до типической значимости.

Тенденции пушкинского классицизма особенно заметны в торжественном, приподнятом, высоком стиле, характерном для этих обобщений. Примечательно появление, начиная с этого времени, двустиший шестистопного ямба, русского александрийского стиха, венчающих классическую поэзию Пушкина:

"А! Это снова ты не отроком влюбленным,

Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным

Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.

Страшна в моей душе предгрозовая тишь"

[5, с.81]

Эти черты "классицизма" после "Белой стаи" станут в поэзии Ахматовой постоянным творческим методом, в особенности в ее гражданских и философских раздумьях. Но классицизм Пушкина связан для Ахматовой и с образом города Пушкина (в прошлом Царского Села), где она провела свои юные годы и который не раз воспевала, причисляя себя (вместе с молодым Пушкиным) к плеяде царскосельских поэтов:

"Здесь столько лир повешено на ветки,

Но и моей как будто место есть"

[5, с.]

Девушке, воспетой Пушкиным, посвящено стихотворение "Царскосельская статуя" (1916 г), с которым по теме и стилю тесно связаны стихотворения о Павловске ("Все мне видится Павловск холмистый" 1915 г), и о "Золотом Бахчисарае" ("Вновь подарен мне дремотой" 1916 г), тоже пушкинском. В этом стихотворении любимое время года Пушкина - осень - предстает у Ахматовой во всей своей печальной красе:

"Уже кленовые листы

На пруд слетают лебединый,

И окровавлены кусты

Неспешно зреющей рябины" [5, с.95]

Вместе с Пушкиным, а в ряде случаев через посредство Пушкина, развитие Ахматовой как национального поэта определило ее соприкосновение с русским народным творчеством. Значение для Ахматовой русской народной поэзии (в особенности, женской песни) как одного из важнейших источников вдохновения поэтессы требует более углубленного специального изучения. Великолепное владение поэтическими средствами русского языка было воспитано в ней не только традициями русской классики, но и постоянным соприкосновением с живой народной поэтической стихией. Было бы, конечно, грубым упрощением толковать "народности" поэзии Ахматовой как фольклорную и на этом основании зачислять ее в разряд поэтов специфически русского "народного стиля". И все же не случайно слово "песенки" как особая жанровая категория, подчеркнутая заглавием, проходят через все ее творчество, начиная со сборника "Вечер":

"Я на солнечном восходе

Про любовь пою.

На коленях в огороде

Лебеду полю"

[5, с.34]

В "AnnoDomini":

"Бывало, я с утра молчу

О том, что сон мне пел.

Румяной розе и лучу

И мне - один удел".

[5, с.150]

Две песенки 1956 года включены в цикл поздних любовных стихотворений "Шиповник цветет" (№ 4 - "Первая песенка"; № 5 - "Другая песенка").

В "Беге времени" собран целый цикл таких "песенок" - "Дорожная, или голос из темноты", "Застольная", "Лишняя", "Прощальная", "Последняя", написанных в разное время от 1943 по 1964 годы. В других образцах этого жанра, относящихся, по-видимому, к тому же времени, использование тематики и образности, стилистических и стиховых особенностей женской песни приводит к полному отождествлению переживаний автора и его судьбы с судьбой лирического героя.

Иногда в своей ранней лирике Ахматова соприкасается с мотивами и интонацией деревенской частушки. Борис Михайлович Эйхенбаум говорит, что "Ахматова утвердила малую форму сообщив ей интенсивность выражения. Образовалась своего рода литературная частушка. Это сказалось как на величине стихотворений, так и на их строении. Господствует три или четыре строфы - пять строф появляются сравнительно редко, а больше семи не бывает. Особую смысловую сгущенность и законченность получает восьмистишия, которые выделяются у Ахматовой как по числу, так и по самому своему характеру" [48, с.386]

 Скачать реферат