Античные (библейские) аллюзии в современной английской литературе

Известные имена и ситуации очень удобны, они помогают избежать дамам пространных объяснений. Но они также позволяют читателям составить свое представление о собеседницах. Скажем о том, что героини довольно образованны, поскольку говорят о не очень известных эпизодах из Ветхого Завета, но, что еще более важно, только упоминают их, как принято у людей из высших слоев.

Рассказчик большей части

историй об англо-индийском Обществе тоже с удовольствием ссылается на библейские сюжеты. Так, рассказывая об ухаживании своего приятеля Стрикленда за будущей супругой, рассказчик вспоминает об Иакове, который служил у отца Рахили, чтобы взять ее в жены – так ссылка на библейский сюжет подчеркивает сложность этого предприятия (Быт., 29). И действительно, герою пришлось нелегко: ему пришлось одеться слугой и провести весь свой отпуск вместе с другими работниками, лишь бы быть ближе к любимой.

Еще один пример использования библейской аллюзии, который предоставляет герой-рассказчик, обнаруживается в истории о его знакомом чиновнике по имени Ресли. Человек этот в высшей степени компетентный работник департамента. Если вы признаете его профессионализм, вы – не чужак в этом Обществе, вы – либо его полноправный представитель, либо, в крайнем случае, вас приняли в свой круг. Но этих пространных рассуждений о своих / чужих рассказчик искусно избежал, использовав одно слово «Шибболет», предполагая, что читающей публике знаком этот эпизод из Книги судей (см. Суд., 12:6).

Упоминание библейских героев мы найдем и в рассказе «Бизара из Пури». Но случай здесь несколько иной. Упоминая о Соломоне и построенном им храме Астарты (3 Цар., 11:1-5), рассказчик не характеризует ситуацию, а дополняет ее, напоминая, что мужчины в древности совершали неправильные с точки зрения нравственности поступки, когда речь шла о любви к женщине. Даже мудрейший этой участи не избежал, что же говорить о каком-то англо-индийском чиновнике средней руки[12].

Дополнительную же функцию выполняет и упоминание Судного Дня и Архангела Гавриила в рассказе «На городской стене». В предшествующем абзаце рассказчик довольно ясно высказывается о высшем руководстве Империи. А затем он, дополняя описание, замечает, что эти чиновники и в этот День будут издавать совершенно бессмысленные директивы, а кое-кто и просто возьмет да и арестует самого Архангела, если, скажем, он вдруг не сможет протрубить начало Страшного Суда.

По вышеприведенной классификации все перечисленные аллюзии относятся к группе локализованных аллюзий. Как видно из примеров, все они выполняют основную характеризующую или дополнительную характеризующую функции.

К доминантным относятся аллюзии, которые использует сам автор (автор-создатель). Мы не делим их на основные и дополнительные, поскольку очевидно, что они дают исчерпывающую характеристику тексту в целом просто по своему местоположению – это название и/или эпиграф. С их помощью автор реализует свое право на высказывание собственного мнения. Библия – очень удобный источник для оформления своего отношения в ясной и четкой форме. Интересно, что герой рассказа может даже не быть христианином. Так, эпиграфом из Книги Притч автор предваряет стилизованный под восточную речь монолог мусульманина из рассказа «Дрэй вара йо ди». История, им рассказанная, по форме – экзотический сюжет и местный колорит. Но вот эпиграф: «Потому что ревность – ярость мужа, и не пощадит он в день мщения» (Прит., 6:34). Он подчеркивает, что сюжет, по сути, вне рамок национальных и религиозных – это история ревности и мести, которой есть место в любом человеческом сердце[13].

Еще один эпиграф предпослан рассказу «Захолустная комедия» – банальной истории о пяти англичанах, вынужденных жить бок о бок, несмотря на то, что они даже видеть друг друга не могут: любовное приключение, в котором они все оказались замешанными, плохо закончилось. В этом рассказе тоже присутствует эпиграф из Екклесиаста: «Потому что для всякой цели есть время и приговор; и человеку великая печаль оттого» (перевод мой. – Л.Д.) (Еккл., 8:6). Упоминание этого библейского текста позволяет Киплингу усилить трагическую составляющую рассказа. И вот история о неудавшемся адюльтере воспринимается уже как предрешенная свыше трагедия[14].

Как и случай с героем Филом Гэрроном, его английской невестой и женой из местных. Довольно обычная в то время история о невесте, которая бросила героя, когда он уехал в Индию. Он вроде бы страдал, но потом передумал и женился на девушке и местных. А его бывшая возлюбленная тоскует по нему, и когда муж ее умирает, бросается в Индию – где ее давно уже никто не ждет. Этот рассказ тоже приобретает масштаб вневременной, лишь только мы взглянем на название-цитату из 2-ого Послания к Коринфянам – «Связанные с неверующим» (перевод мой. – Л.Д.). Речь же идет о том, что между девушками и довольно посредственным чиновником, не слишком-то верящим в свое предназначение как британца, несущего свет и культуру в глухой район, где он работает, существуют неразрывные узы. И эти узы-ярмо – они навсегда, что и подчеркивается при помощи текста, который сохраняется многие века.

Для британского читателя того времени все эти комментарии были совершенно излишними. Библейские сюжеты и имена были хорошо известны и тем британцам, которые жили в метрополии, и тем, которые жили в колониях. Эти упоминания Библии можно рассматривать как вспомогательные средства манипуляции читательским восприятием. В первую очередь, это относится к аллюзиям доминантным, которые представлены у Р. Киплинга эпиграфами и названиями[15].

Заключение

Таким образом, аллюзия — стилистическая фигура, содержащая явное указание или отчётливый намёк на некий литературный, исторический, мифологический или политический факт, закреплённый в текстовой культуре или в разговорной речи.

Например, доктор Д. Типтри-младший дебютировал в научно-фантастической литературе рассказом «Рождение коммивояжёра» (1968), в названии которого видна аллюзия, отсылающая читателя к названию пьесы американского драматурга Артура Миллера «Смерть коммивояжёра» (1949).

В отличие от реминисценции, чаще используется в качестве риторической фигуры, требующей однозначного понимания и прочтения.

Библейские образы Иисуса Христа, апостола Петра, а также библейские мотивы жертвенности, божественного искупления отражены в образах современной русской литературе. Практически во всех романах берут начало персонажи-визионеры, святые-мученики, прозревающие источник зла в натуре человека. Своих святых писатели сознательно делают носителями христианского идеала любви и сострадания, абсолютного добра, которое духовным светом милосердия преодолевает ужасы ада современности. В последующих философско-аллегорических романах указанные библейские мотивы и образы получают свое дальнейшее развитие, углубление и в какой-то мере даже переосмысление, воплощаясь в совершенно разных персонажах, от святого Мэтти до средневекового фанатика Джослина.

В результате теоретического анализа литературы нами была достигнута цель и решены поставленные задачи.

 Скачать реферат