Внешняя политика Германии 1870-1898 гг.

Несмотря на свои военные способности, кронпринц был врагом войны и в 1870 году поклялся, что это будет последняя его война. Он был расположен вести кампанию по возможности гуманнее, и в его распоряжениях это сквозит на каждом шагу. Наоборот, Бисмарк требовал самых крутых мер, особенно во время осады Парижа и против так называемых франтиреров. Его возмущало, что кронпринц склонен принять английс

кое предложение относительно смягчения участи жителей осажденного Парижа. Ввиду всего этого кронпринц скрывал от Бисмарка многие известия, опасаясь, что тот, пользуясь своим влиянием, в день открытия общегерманского рейхстагана короля, будет настаивать на крутом решении возникавших вопросов. Бисмарк мстил ему тем, что, когда ему удавалось где-нибудь завладеть хорошим помещением для себя и своей канцелярии, он решительно отказывался уделить кронпринцу часть этого помещения и постоянно жаловался королю на образ действий кронпринца. Таким образом, и дело присоединения южногерманских государств к германскому союзу, следствием которого было провозглашение Германской империи в Версальском дворце, обошлось без Бисмарка. Любопытно и то обстоятельство, что король Вильгельм и его советник Бисмарк сомневались, как приступить к этому решительному шагу: они чувствовали, что их прежняя политика не могла возбудить симпатии к мысли об окончательном объединении Германии, так что даже не решались предложить титул «императора», полагали, что лучше назвать короля прусского «герцогом» всех германских государей. И в этом вопросе энергия кронпринца Фридриха-Вильгельма преодолела все препятствия. Его личность внушала безусловное доверие. Население, воодушевленное одержанными победами, шумно домогалось окончательного объединения Германии, а государи знали, что, ввиду преклонных лет короля Вильгельма, в более или менее близком будущем императором германским сделается кронпринц, взгляды которого во многих отношениях, и притом в коренных вопросах, диаметрально расходились со взглядами канцлера короля Вильгельма. Не Бисмарк, а кронпринц, популярность которого в то время достигла самых широких размеров и личность которого внушала всем доверие, был связующим звеном между германскими государями. Только благодаря ему, провозглашение Германской империи состоялось сравнительно легко, вопреки всем препятствиям, созданным Бисмарком.

Последствием войны для Бисмарка было возведение его в княжеское достоинство, награждение значительными денежными суммами и переименование его из союзного канцлера в имперский, состоявшееся 9 марта 1871 года.

1.2 Образование международных союзов

С 1871 г. расстроенная Крымской войной европейская система не только не стабилизировалась, но еще больше потеряла устойчивость. Мало того, что она усложнилась новыми элементами (Италия, Румыния, Греция) и уже одним этим стала неудобной для управления; в ней появился ярко выраженный доминирующий элемент (Германия). И то и другое представляло угрозу всеобщему миру. Банальная логика понуждала Петербург к стратегии восстановления равновесия сил, к которому всегда стремился и Лондонский кабинет. Но не всегда совпадали взгляды России и Англии на то, с кем и против кого поддерживать равновесие. Не было никакой гарантии, что совпадут они и на этот раз, на фоне полухаотического хода событий, растущего напряжения, равновозможных коалиционных комбинаций. Казалось, объективная обстановка позволяла России утвердиться в роли арбитра между Германией и Францией. Однако Петербург мог извлекать пользу из подобного судейства лишь до обострения собственных внешнеполитических проблем на континенте. То есть — до тех пор, пока ему самому не понадобились бы чьи-то посреднические услуги. А это уже ситуация, сужающая свободу маневра. В этом плане положение «блестяще изолированной» и «равноудаленной» от континентальных держав Англии было более выгодным. Ее «ахиллесовы пяты» находились за пределами Европы.

Запутанная партия, разворачивавшаяся на европейской «шахматной доске», глубоко озадачивала почти всех игроков многообразием вариантов, рискованных и соблазнительных. Быть может, единственный человек точно знал, что ему делать, ибо он стремился не победить, а не проиграть, не приобрести, а сохранить. Речь — о Бисмарке, для которого было очевидно: «сберечь объединенную Германию в ее новых границах отнюдь не легче, чем создать ее. А возможно, и труднее. Раньше Пруссия участвовала в коалициях, чтобы стать Германией, теперь Германия должна была защищаться от коалиций, чтобы вновь не превратиться в Пруссию»[12]. Реваншизм Франции, настороженность России и недовольство Англии грозили слиться в целенаправленную политику: коллективно обуздать очередного претендента на гегемонию в Европе.

Отныне Бисмарка заботило одно — выстроить такую международную систему, которая исключала бы образование антигерманского союза. Он предполагал участие Берлина в любой комбинации европейских государств именно для того, чтобы контролировать и гасить па корню опасные для Германии тенденции. Подобная задача, невероятно сложная сама по себе, становилась почти невыполнимой из-за стремления канцлера оставить вне этой структуры одну державу — Францию, быстро оправлявшуюся от поражения. Но чем более недосягаемой выглядела цель, тем настойчивее Бисмарк добивался ее. Он взялся за дело в присущем ему стиле, сочетавшем неистовость и прагматизм. Германская империя — великое детище «железного» канцлера — была для него зеницей ока, ради которой он не собирался жалеть или щадить кого-либо. Как верного последователя Макиавелли, его мало волновал вопрос о «нематериальных» ценностях, могущих быть востребованными для жертвоприношения, — идеология, исторические традиции, династические связи, дипломатические обязательства, личные вкусы и симпатии. Он вовсе не жаждал увековечивать Францию в образе врага и наверняка обрадовался бы возможности установить с ней надежный мир, если бы она этого захотела. Однако абсолютный практицизм подсказывал Бисмарку, что Париж в обозримом будущем никогда не смирится с итогами франко-прусской войны. Поэтому надо сделать так, чтобы Франция вела политику реванша в одиночку, а Германия противостояла ей, имея на своей стороне нейтральную или – хорошо бы! – молчаливо сочувствующую Европу, коль скоро рассчитывать на большее просто нереально. Бисмарк опасался не агрессии Франции (поскольку при этом великим державам будет не с руки поддерживать ее), а превентивного удара Германии, который может сплотить против нее Европу. После 1871 года выдающийся ум и чувство удовлетворенности превратили Бисмарка из милитариста в одного из самых миролюбивых западных лидеров, совсем не потому, что пацифизм был органичной чертой его натуры, а потому, что пацифизм стал наиболее целесообразным оружием.

После победы над Францией канцлер принялся свивать паутину союзов, имевших для Германии в принципе оборонительное значение. По замыслу Бисмарка, все нити паутины должны были сходиться в Берлине, в его руках. Новую систему он предполагал снабдить прочным ядром, наподобие того, чем являлся в свое время Священный союз. Последний, однако; охранял всеобщий мир, как средство обеспечения равновесия и статус-кво для всей Европы. Бисмарку же требовался мир только для защиты своей страны. Канцлер заранее подготовил условия для предотвращения изоляции Германии. В 1863 г. он безоговорочно поддержал Россию, не уставая и позже убеждать ее в своем полном благорасположении. В 1866 г. он помог итальянцам приобрести Венецию. Тогда же у Австрии, проигравшей войну Пруссии, осталось нечто вроде чувства признательности Бисмарку, благодаря которому ее поражение оказалось почти «турнирным», с минимальным в тех обстоятельствах материальным и моральным ущербом для Вены.

 Скачать реферат