Терроризм в теории и практике Партии социалистов-революционеров

Нарисовав ужасающую картину положения трудящихся в «стране рабства», В.М. Чернов патетически заявлял: «в этой стране согласно нашей нравственности, мы не только имеем нравственное право - нет, более того, мы нравственно обязаны положить на одну чашку весов - все это море человеческого страдания, а на другую - покой, безопасность, самую жизнь его виновников».

Теперь, по прошествии столетия,

понятно, что подобная нравственность вещь чрезвычайно опасная, тем более, когда речь идет о терроре. Принцип целесообразности, который применяют, решая, убивать или нет, очень быстро приводит к потере всяких принципов и нравственному разложению. Все это было понятно и современникам русских террористов. Непонятно было другое: как иначе противостоять правительственному насилию?

Поэтому, когда В.М. Чернов писал, что «значение террористической борьбы как средства самообороны, слишком очевидно и понятно», он мог вполне рассчитывать на сочувствие не только в революционной среде. Значение терактов как ответ на правительственные насилия - что служило их нравственным оправданием - подчеркивают в своих заявлениях и показаниях арестованные террористы. «Террористические акты, - заявляет после покушения на начальника Киевского жандармского управления генерала В.Д. Новицкого эсерка Фрума Фрумкина, - являются пока, в бесправно России, единственным средством хоть несколько обуздать выдающихся русских начальников».

Организатор и первый глава БО, тонкий психолог, по мнению как большинства его товарищей по партии, так и противников, Г.А. Гершуни в своей речи на суде подчеркивал, что партия до последней возможности оттягивала вступление на путь террористической борьбы. И только «под давлением нестерпимых правительственных насилий над трудовым народом и интеллигенцией нашла себя вынужденной на насилие ответить насилием». Постепенно заявления о том, что партия никогда бы не позволила себе прибегнуть к оружию террора, если бы к этому не вынуждал произвол самодержавия и его чиновников становятся традиционными и служат для эсеров главным аргументом в оправдании своих действий.

Другим аргументом, который адепты терроризма использовали для его нравственного оправдания, было нередко неизбежное самопожертвование террориста. Уже в первой листовке Боевой организации, выпущенной по случаю покушения Балмашева, ее автор Гершуни писал, что этот акт докажет, что люди, «готовые жизнью пожертвовать за благо народа, сумеют доставать врагов этого народа для совершения над ними правого суда».

Наибольший вклад в нравственное оправдание терроризма внес, пожалуй, Б.В. Савинков. Его очерки о товарищах по Боевой организации - Егоре Созонове, Иване Каляеве, Доре Бриллиант, Максимилиане Швейцере - настоящие революционные «жития». Трудно понять, насколько нарисованные им образы соответствуют реальным характерам и нравственным ориентирам этих людей, а насколько воплощают собственные чувства Савинкова.

Любопытно, что, когда Б.В. Савинков в 1907 году читал уже написанный, но еще не опубликованный очерк о Каляеве пережившей Шлиссербург. Организатор и первый глава БО, тонкий психолог, по мнению как большинства его товарищей по партии, так и противников, Г.А. Гершуни в своей речи на суде подчеркивал, что партия до последней возможности оттягивала вступление на путь террористической борьбы. И только «под давлением нестерпимых правительственных насилий над трудовым народом и интеллигенцией нашла себя вынужденной на насилие ответить насилием». Постепенно заявления о том, что партия никогда бы не позволила себе прибегнуть к оружию террора, если бы к этому не вынуждал произвол самодержавия и его чиновников становятся традиционными и служат для эсеров главным аргументом в оправдании своих действий.

Другим аргументом, который адепты терроризма использовали для его нравственного оправдания, было нередко неизбежное самопожертвование террориста. Уже в первой листовке Боевой организации, выпущенной по случаю покушения Балмашева, ее автор Гершуни писал, что этот акт докажет, что люди, «готовые жизнью пожертвовать за благо народа, сумеют доставать врагов этого народа для совершения над ними правого суда».

Наибольший вклад в нравственное оправдание терроризма внес, пожалуй, Б.В. Савинков. Его очерки о товарищах по Боевой организации - Егоре Созонове, Иване Каляеве, Доре Бриллиант, Максимилиане Швейцере - настоящие революционные «жития». Трудно понять, насколько нарисованные им образы соответствуют реальным характерам и нравственным ориентирам этих людей, а насколько воплощают собственные чувства Савинкова.

Любопытно, что, когда Б.В. Савинков в 1907 году читал уже написанный, но еще не опубликованный очерк о Каляеве пережившей Шлиссербург и вернувшийся из небытия Вере Фигнер, та сказала, что это не биография, а прославление террора.

Далее в ее мемуарной книге следуют слова, многое объясняющие в психологии и логике не только террористов, но и революционеров вообще: «Повышенная чувствительность к тяжести политической и экономической обстановки затушевала личное, и индивидуальная жизнь была такой несоизмеримо малой величиной в сравнении с жизнью народа, со всеми ее тяготами для него, что как-то не думалось о своем». Остается добавить - о чужом тем более. Т.е., для этих людей просто не существовало проблемы абсолютной ценности жизни.

Мотив самопожертвования наталкивает на мысль, что многие террористы имели психические отклонения и их участие в террористической борьбе объяснялось тягой к смерти. К тому же большинство из них находилось в том юном возрасте, когда человек легко попадает под чужое влияние и поддается внушению.

Особые отношения со смертью отмечены у многих террористов. Известный философ и публицист Федор Степун, близко общавшийся с Б.В. Савинковым, писал в своих мемуарах, что «оживал Савинков лишь тогда, когда начинал говорить о смерти. Если Савинков был чем-нибудь до конца захвачен в жизни, то лишь постоянным самопогружением в таинственную бездну смерти».

У многих из террористов, особенно у женщин, отмечалась явная склонность к суициду. Тому подтверждением служат частые самоубийства среди террористок - покончили с собой Рашель Лурье, Софья Хренникова, Лидия Руднева. Несомненно, что многие террористки не отличались устойчивой психикой. Другой вопрос – была ли их психическая нестабильность причиной прихода в террор или следствием жизни в постоянном нервном напряжении, или, в ряде случаев – тюремного заключения. Во всяком случае, уровень психических отклонений и заболеваний был очень высок. Психически заболели и умерли после недолгого заключения Дора Бриллиант и Татьяна Леонтьева. Умело изображали из себя сумасшедших, будучи в заключении еще до совершения терактов, Рогозинникова и Руднева. Врачи им поверили. Было ли дело только в актерских способностях?

Суицидальные мотивы чувствовались, по-видимому в поведении немалого числа террористов. Партийный деятель В.М. Зензинов не случайно счел необходимым подчеркнуть: « Мы боремся за жизнь, за право на нее для всех людей. Террористический акт есть акт, прямо противоположный самоубийству – это, наоборот, утверждение жизни, высочайшее проявление ее закона».

 Скачать реферат