Общество и вооруженные силы России в начале XX века

Рубеж веков был переломным временем в истории России. Резкие изменения были заметны во всем: бурный экономический подъем 90-х гг. сменился кризисом начала XX в.; реакционного, но с твердым и миролюбивым характером Александра III сменил не менее реакционный, но упрямый и слабовольный Николай II, охотно втянувшийся в дальневосточную авантюру; поражения в русско-японской войне (бессмысленность к

оторой понимало большинство населения) крайне обострило существовавшее и до этого общественное недовольство; все требовали перемен в общественной и политической жизни страны, о чем и слышать не хотел неограниченный самодержец. В результате в стране создавалась нестабильность и крайняя социально-политическая напряженность.

Потеря почти всего военно-морского флота в войне с Японией (остался только Черноморский, проход которого через Босфор и Дарданеллы запрещали международные договоры), крайняя дезорганизация армии, вызванная ее военными поражениями, активное участие солдат и матросов в революции 1905–1907 гг., в условиях падения международного престижа царской России выводили вопрос о вооруженных силах далеко за рамки только военного и морского министерств и сделали его, по словам П.А. Столыпина, «одним из краеугольных, одним из важнейших камней» в политике «надрывающегося правительства».

Состояние и развитие армии и флота волновали все слои общества. За укрепление вооруженных сил со своих социальных позиций выступали и сторонники расширения империи, включения в ее состав Галиции, «армянской» Турции (восточных ее районов, где этническое большинство в то время составляли армяне), и сторонники традиционного стремления захватить черноморские проливы, что гарантировало бы безопасность российского побережья и роста влияния России на Балканах. Но все они прекрасно понимали одно: второй Цусимы Россия пережить не может. «Я повторяю, – заявлял в Думе крайне правый депутат В.М. Пуришкевич, – вторая Цусима в России – это революция, это полное уничтожение того строя, на котором мы создались»2. Но для укрепления этого строя и защиты его от социальных катаклизмов тоже нужна была армия, солдаты которой в равной мере обязывались бороться «против врага внешнего и врага внутреннего».

Как видим, самые разнообразные внутренние причины влияли на то, что вопрос о развитии вооруженных сил являлся одним из важнейших вопросов государственной политики, а стало быть и общественной жизни. Беспокойно было и вблизи границ государства: у самого порога России в XX в. прошумели одна за другой несколько войн; Италия воевала с Турцией, в результате чего дважды минировались и объявлялись закрытыми столь важные для нее в экономическом и стратегическом отношении Черноморские проливы; «пороховой погреб» Европы – Балканы – тоже дважды охватывали Балканские войны. Беспокойно было и на западе Европы, где один острый дипломатический кризис сменял другой.

Всем было ясно: мир стоит у порога всеобщей войны, всем была видна начавшаяся в ведущих европейских странах гонка вооружений, которая неизбежно должна была захватить с особой силой и Россию, только что проигравшую неудачную войну с Японией.

Армия и флот всегда были любимыми государственными учреждениями царизма. Все великие князья получали военные образование, служили в каком-нибудь из престижных гвардейских полков или в гвардейских флотских экипажах, каждый род войск (гвардию, инфантерию, кавалерию, артиллерию, флот) возглавлял кто-либо из великих князей, а сам император был главнокомандующим вооруженными силами России. Он не только производил в офицерские и генеральские чины, увольнял от службы или повышал по ней, раздавал ордена, но и подписывал и утверждал все основные военно-политические решения. Естественно, что для русского общества вооруженные силы и самодержавие стали почти синонимами и отношение к последнему определяло и восприятие первого.

Все революционеры, прежде всего социал-демократы, выступали против реакционной сущности вооруженных сил самодержавия и предусматривали в своих программах отмену обязательной воинской повинности. Партии, поддерживавшие самодержавие, выступали за их дальнейшее развитие; либералы же в годы русско-японской войны раскололись на «патриотов» и «пораженцев», которые впервые в истории русской общественной мысли публично, в печати сформулировали требование поражения «своих» вооруженных сил. Впрочем, столь крайнюю точку зрения поддерживали далеко не все либерально настроенные люди. «Я от всей души, искренно и без задних мыслей желаю победы нашим войскам», – писал С.Н. Трубецкой В.И. Вернадскому.

Другая часть общественности и, в частности, П.Н. Милюков в годы войны резко выступала на страницах нелегального журнала «Освобождение» против призыва П.Б. Струве устроить на Невском демонстрацию под лозунгом «Да здравствует армия! Да здравствует Россия!». Он пояснял свою мысль так: «Пусть реакционеры обвиняют нас ежедневно в измене отечеству по этому поводу, мы этого не боимся». Открыто объявив о своем нежелании, чтобы здравствовала самодержавная Россия, он осудил и здравицы в честь армии: «Пока русская армия будет кулацким символом… русской внешней политики, мы не станем кричать «Да здравствует армия!». По мнению П.Н. Милюкова, патриотизм может иметь разный характер – и революционный в том числе. «Будем патриотами для себя и для будущей России, – призывал он, – останемся верными «старой народной поговорке» – «Долой самодержавие!». Это тоже патриотично, и заодно гарантирует от опасности оказаться в дурном обществе». Еще резче выразился сын патриарха земского и освобожденческого либерализма И.И. Петрункевича (Александр Иванович). Он писал: «Что потеряет русский народ, если его флот и армия будут разбиты? Он потеряет уверенность, что царская сила несокрушима. А что потеряет русский народ, если его армия выйдет победоносной из этой войны? Он потеряет все! Он потеряет последний луч надежды на освобождение, так как правительство, упитанное победой, окрепнет и усилится настолько, что всякая попытка протеста будет невозможна».

Вооруженные силы – одна из опор реакционного самодержавного режима – слились с ним в представлении части российского общества в неразрывное целое и это определяло к ним отношение различных слоев российского общества. «Глубокий вздох облегчения вырывается из груди при чтении официальных свидетельств о крушении на Дальнем Востоке мрачной адской силы, столетиями страшным кошмаром тяготеющей над Россией, опустошающей все жизненное, самобытное, равняющей с землею все возвышающее над казенным уровнем»5.

Конечно же, это писалось лицами, оппозиционно настроенными к неограниченному самодержавию и желавшими его свержения. Но была и другая часть общества, желавшая военных успехов войскам. Характерно, однако, что статьи в «Освобождении» и других нелегальных газетах стали появляться до начала революции 1905–1907 гг., когда правительство стало широко применять армию не только против «врага внешнего», но и против «врага внутреннего» – восставшего после 9 января 1905 г. трудового народа России.

По сведениям военного министра для «содействия гражданским властям» в 1905 г. войска высылались более 4 тыс. раз. Для войны с собственным народом военное министерство вынуждено было выделить (с учетом повторных вызовов) 3398361 чел. Следовательно, количество солдат, привлеченных к борьбе с революцией, более чем в 3 раза превышало численность всей царской армии к началу 1905 г. (около 1 млн. чел.). В несколько меньших размерах, но подобное происходило и во все остальные годы революции. Недаром военный министр А.Ф. Редигер на одном из заседаний правительства резко бросил председателю Совета министров и министру внутренних дел П.А. Столыпину: «Армия не учится, а служит Вам!».

 Скачать реферат