Восприятие русскими иностранцев по русским источникам 15-16 веков

В чем же была причина удивительной, по мнению Олеария, любезности русских горожан к «немцам»? Рассматривая причины московского восстания 1648 года (рост налогов, злоупотребления «сильных людей»), мы не находим никакого видимого повода для ненависти или враждебности русских людей в адрес «служилых немец». Ко времени выступлен

ия «немецкого» отряда с главными народными обидчиками было уже покончено. При этом реального вооруженного противодействия народу никто не оказывал. Царь обещал удовлетворить требования восставших. И народный гнев пошел на убыль. Столкновение же с хорошо вооруженными и опытными в военном деле «немцами» обещало быть кровопролитным и в планы восставших явно не входило. По всей вероятности, вид вооруженных иноземцев в тот момент вызывал в русских людях не враждебность или агрессию, а скорее опаску. Громкое изъявление русскими горожанами своей дружбы к «немцам», ярко контрастировавшее с традиционными уличными насмешками, вероятней всего, было вызвано желанием избежать конфликта с отрядом иноземных офицеров. Столкновения не произошло, что, по-видимому, устраивало обе стороны. «Немцы» свободно прошли сквозь толпы горожан и взяли Кремль под охрану.

Хитрый прием был использован в коллективном челобитье жителей Холмогор в 1663 году. Посадские люди верхней половины Никольского приходу жаловались на торгового иноземца голландца Михаила Иванова. Доносили, что двор свой поставил «на тяглые два дворища» близко от двух православных храмов, а живет в нем «не бережно избы и поварни топит безпрестанно днем и ночью», что грозит церквям и церковной казне пожаром, что на дворе своем держит и продает «заповедное питье» и табак, что иноземцы на том дворе «многие игры творят, и стреляют». А кроме того, «в посты и постные дни от мясново варенья и табаку к церквам Божим от дому ево великий смрад несет». Действительная же причина челобитья обнаруживается в конце документа: «А за те тяглые два двора всякие твои великого г-ря подати и великие отпуски и тягло платим, и службы служим мы сироты твои осталые людишки. А он иноземец с двора своего тягла с нами не платит, а дву дворищ тягло платит малое. И от того мы бедные платили за те дворы и обнищали и обдолжали»[33]. Описанием исходящей от двора иноземца угрозы пожара и осквернения для православных храмов посадские люди надеялись произвести сильное впечатление на московские власти. Вряд ли соседство иноземца в действительности так уж досаждало церквям - приходские священники в челобитье посадских людей участия не принимали. Вероятно, проблема неуплаты или недоплаты податей иноземцами, имевшими дворы или дворовые места на тяглой земле, была актуальна для посадских людей северных городов.

В своей работе «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI-XVII веков» Л.П. Рущинский писал: «Это внутреннее отношение русских к иноверцам и иностранцам, если нельзя назвать прямо враждебным, то, без всякого опасения усилить его резкость, мы можем назвать его религиозным отвращением». Вне всяких сомнений, видеть устойчивое и неизменное «религиозное отвращение», носящее характер общей неприязни к «немцам-еретикам» во всех слоях русского общества в XVII веке, было желанной целью «духовных властей». Однако мы не находим никаких свидетельств того, что сам факт присутствия выходцев из Западной Европы в Московском государстве XVII века оскорблял религиозные чувства русского населения.

Негативная реакция возникала лишь случаях неподобающего поведения «немцев» по отношению к священным предметам, в первую очередь, к православным иконам. Известно, насколько сильной была в русском обществе традиция почитания святых образов. От православных людей не могло укрыться, что «немцы» при виде икон не проявляют должного к ним почтения (не снимают шляп, не совершают поклонов и крестного знамения и т. д.). Жива была память о Смутном времени и бесчинствах поляков, глумившихся над иконами, да и в последующее время появлялись основания подозревать иноверцев в неподобающем обращении со священными предметами. С нежеланием иноземцев обнажить головы во время крестного хода Олеарий связывал запрет на ношение иност­ранцами русской одежды. К чинам шведского посольства 1655-58 гг., смотревшим процессию в Москве, патриарх посылал дворянина узнать, «почему они не встали и не обнажили голов в то время, когда мимо них несут изображения Бога и святых?» Останавливаясь на постой в русских домах, неосведомленные в местных обычаях выходцы из стран Запада могли улечься спать ногами к иконам. (Голландца Витсена предупреждали, что у русских это считается большим неуважением и грехом).

Вольно или невольно «немцы» своим поведением сами время от времени провоцировали русских людей на подозрения и неприязнь. Не удивительно, что у русских людей рождались опасения в том, что оставленные в отданных «немцам» домах иконы могут подвергнуться поруганию. Олеарий писал: «Когда несколько лет тому назад немецкий купец Кароль Мелин купил у русского каменный дом, русские начисто выскребли все иконы, написанные на стенах, на штукатурке, и пыль от них унесли с собой». Из помещений, занимаемых выходцами из Западной Европы, хозяева выносили образа. А если все-таки оставляли, то после постоя «немцев» хозяева призывали священника, чтобы тот освятил образа заново. Определение «религиозная брезгливость», или враждебность к иноверцам, здесь, на мой взгляд, едва ли уместно. Негативную реакцию русских людей инициировало желание оградить от возможного поругания чтимые святыни. В период наибольшего обострения «антинемецкой» кампании, вдохновленной патриархом Никоном, заботу о защите священных предметов от поругания «еретиками» проявили русские власти. Осенью 1652 года Эберс писал: «Ни один иностранец не должен был иметь у себя в доме образов русских святых; у кого находили их, подвергали высшему наказанию. Шведский двор подвергся самому тщательному осмотру с целью убедиться, что там не было образов. Одно изображение креста, найденное там, сорвали и унесли с собой».

Если же «немцы» оказывали должное уважение русским религиозным обычаям и даже сами им следовали (пускай лишь внешне), никакой неприязни или «брезгливости» к иноверцам - «еретикам» коренное население не проявляло. Николаас Витсен, описывая празднование пасхи (1665г.) русскими людьми, обычай обмениваться расписными яйцами и поцелуями, отмечал: «Каждый здесь так делает, и в поцелуе не откажет ни одна, какая бы не была знатная дама, хотя бы и на улице». По словам Витсена, этому приятному обычаю следовали и некоторые «немцы». «Мне тоже случилось целовать многих важных дам: и иноземных и русских девушек». Никакого протеста со стороны местного населения такое поведение «немцев» не встречало. Русские люди не отказывали выходцам из Западной Европы в традиционном пасхальном целовании, несмотря на то, что костюм явно обличал в них иноверцев. В 1676-х году русские служители «до дровосеков, водоносов и истопников включительно пришли к господину послу с поздравлениями, неся изящно расписанные яйца». Всей посольской свите русские люди также принесли такие же подарки».

 Скачать реферат