Образование в России XIX века

Здесь названы лишь несколько происшествий такого рода, более типичных. В действительности их было гораздо больше. Они происходили то тут, то там и служили показателем нараставшего общественного брожения. Еще лишенные прямой политической направленности, они свидетельствовали о возбужденной обстановке в стране, о непримиримости молодого поколения к произволу, нежелании беспрекословно повиноваться

власти, готовности к борьбе. Одним словом, это были уже предвестники назревавшей революционной ситуации.

2.3 Борьба с университетскими устоями

Рушился прежний режим в университетах. Еще несколько лет назад студенты находились, можно сказать, на полувоенном положении. Подчиненные строжайшей дисциплине, подвергавшиеся придирчивому, нередко грубому отношению со стороны попечителей, инспекторов, а то и профессоров, они не имели голоса в университетских делах. Теперь же в иной обстановке, возбужденная всем происходившим, возросшая количественно, принявшая в себя сильную разночинную струю, учащаяся молодежь стала во многом другой. Чувство собственного достоинства, боевой дух, напористость давали о себе знать во всем в отношениях с профессорами и начальством, в поведении внутри и вне университета. Кризис правительственной политики сопровождался ослаблением надзора за студентами. В 1855—56 гг. казеннокоштные еще находились под круглосуточным наблюдением университетской полиции, могли отлучаться лишь с разрешения инспектора. Курить в университете запрещалось. Форма одежды соблюдалась неукоснительно. Волосы полагалось иметь коротко остриженными, однако инспекторы уже не решались по-прежнему строго взыскивать за несоблюдение правил, ограничиваясь лишь замечаниями. Постепенно многие запреты теряли силу. Карцер отходил в область преданий. Студенты стали отпускать длинные волосы, заводить усы, бороды. В университетах не только стали курить— начальство само предоставило в распоряжение юношей курительные комнаты. Там, где инспекция вела себя по-старинке, число «проступков» сильно возросло, так как студенты демонстративно перестали исполнять требования, еще недавно считавшиеся обязательными. Вместе с тем накапливалось недовольство, приводившее к открытым столкновениям.

Облик студенчества быстро менялся. «Форма была та же, по одеты были в эту форму точно другие люди; так непохожи были студенты 1860-х годов на студентов 1840-х годов»,— замечал инспектор Московского университета (и его выпускник) П. Д. Шестаков. Сильно различались даже студенты разных курсов: новички, вступавшие в жизнь в обстановке революционной ситуации, оказывались самостоятельнее своих старших товарищей. «Молодежь наша очень сильно изменилась в последние три-четыре года,—писал в 1863 г. Писарев.—Уже в 1858 и 1859 годах студенты, поступившие в университет, не были похожи на нас, студентов III и IV курсов. Поступая в университет, мы были робки, склонны к благоговению, расположены смотреть на лекции и слова профессоров как на пищу духовную и на манну небесную. Новые студенты, напротив того, были смелы и развязны и оперялись чрезвычайно быстро, так что через какие-нибудь два месяца после поступления они оказывались хозяевами университета и сами поднимали в студенческих кружках дельные вопросы и серьезные споры».

Весной 1858 г. казеннокоштных студентов переместили на частные квартиры. Предоставление молодым людям возможности распоряжаться собой и своим временем делало их более независимыми и взрослыми в собственных глазах. Способствовала такому самосознанию и ранняя привычка необеспеченных разночинцев к самостоятельному труду. Да и возрастной состав студентов, как уже говорилось, был теперь не тот, что раньше.

Возросшая самостоятельность молодежи проявлялась многообразно. Изменилось отношение к учению. Учебные занятия утрачивали прежний школьнический характер. Посещение лекций фактически стало свободным, и студенты широко пользовались возможностью выбора. Более самостоятельным становилось их отношение к преподаванию. «Мы скоро перестали посещать лекции строгих и скучных профессоров, дававших науку в каких-то мертвых формах,—пишет студент того времени,— а ходили в аудиторию только к тем, которые старались применить науку к решению насущных вопросов, к разрушению старого зла и раскрывали перед нами новые, свежие идеалы». Порою предпочтение отдавалось курсам, читавшимся на других факультетах. Бывало, что студенты вступали в спор с профессором прямо в аудитории во время занятий, а то и на страницах печати.

Повышенная активность учащейся молодежи выразилась и в се выступлениях против отдельных профессоров. Чаще всего протест направлялся против преподавателей, которые не удовлетворяли студентов научным уровнем или идейной направленностью своих лекций. Мы видели, что созданная реакционным режимом обстановка благоприятствовала продвижению на кафедры благонамеренных бездарностей, порождала застой и рутину в преподавании. Отсталость в науке, косность взглядов стали не редкостью в «ученом сословии». Против таких-то последствий недавнего прошлого направилась энергия молодого поколения. Иногда протест вызывался небрежностью в преподавании, нетактичным поведением или грубостью профессора, придирчивостью на экзаменах, невниманием к просьбам студентов, обращением с ними как с несовершеннолетними. Чувство собственного достоинства учащаяся молодежь тех лет ревностно оберегала, проявляя в этом отношении повышенную чуткость. Нередки были выступления против профессоров-иностранцев, читавших па малопонятном языке, идейно далеких от своих слушателей, безразличных к их запросам.

Больше, чем где-либо, таких профессоров было в Казани. Не случайно здесь студенческие протесты приобрели особый размах. Казанские студенты взяли сознательную линию на изгнание некоторых профессоров из университета. В результате пришлось уйти физиологу В. Ф. Берви (случай этот приобрел широкую известность благодаря выступлению Добролюбова в поддержку студентов античникам Ф. Л. Струве к Р. Л. Шарбс, химику Ф. X. Грахс, историку В. М. Ведрову, хирургу Ф. О. Елачичу. Из студенческой переписки и других источников видно, что существовало намерение устроить и более широкую «облаву» на неугодных профессоров.

Протестовали не только против бездарных и отсталых. Порою недовольство направлялось против талантливых ученых, как, например, физик И. А. Больцапи. Его лекции не всегда были понятны слушателям, к тому же профессор не соразмерял своих требований с их знаниями. Елачичем были недовольны потому, что он отказывался читать по-русски и использовал хирургическую клинику для частной практики.

Собирались освистать и юриста В. Н. Никольского. Дошло до того, что его покровителю декану С. И. Баршеву пришлось публично отговаривать от этого студентов. С другой стороны, Никольский был взят под защиту радикальным «Изобличителем» (рукописным студенческим журналом). В том же 1859 г. молодежь перестала посещать лекции Орнатского и тем добилась его отставки. В Петербургском университете студенты вынудили оставить кафедру другого рутинера — Я. И. Баршсва. В Харькове достаточно было дословно записать и распространить в публике маловразумительную лекцию Черняева по ботанике, чтобы дальнейшее пребывание этого профессора в университете оказалось невозможным. В протестах против того или иного профессора участвовали (а порою и верховодили) слушатели других факультетов. Так, в выступлении против Варнека главная роль принадлежала не медикам, а юристам; студенты-естественники даже пытались его отстаивать. Цель состояла не столько в удалении конкретного профессора, сколько в стремлении студентов добиться самостоятельного голоса в университетских делах.

 Скачать реферат