Византия и Греция

В начале XI в. благодаря великим победам Василия II древнегреческие земли оказались сравнительно в более благоприятном положении. Славянская и византийская колонизация принесла свои плоды, и Эллада, как Пелопоннес, могла развиваться на пути к дальнейшему благосостоянию под охраной усилившейся государственной власти. Земли сельские стали опять приносить жатвы в виде зернового хлеба и оливок дл

я выжимки масла; флоты фем Самоса, кибиррэотов в Карий, Лидии и Памфилии и на Эгейском море охраняли побережье или, во всяком случае, ограничивали набеги морских разбойников. Корабельная и военная подать, разумеется, ложилась на население тяжелым гнетом, но за всем тем жители Греции могли собирать денежные суммы, какие требовались, чтобы откупаться от несения воинской повинности в натуре. Платежную свою способность, впрочем, они проявили и ранее, а именно в 985 г., когда император Роман Аекапен подготовлялся к походу против Ломбардии. И тогда Пелопоннес мог выставить 1000 оседланных лошадей и выплатить 7200 золотых монет Равным образом во время смут, охвативших византийское царство, когда Василий II умер в 1025 г., оставив по себе преемником престола слабого своего брата Константина VIII, Эллада благодаря удаленности не сделалась ареной международных побоищ, а если и подвергалась бурям, то лишь скоропроходящим. Скифский народ печенегов, обитавший по Днепру и Днестру, который в 970 г. уже однажды нападал в союзе с русскими на Константинополь, а затем вторгался в Фессалию, распространил теперь свои набеги вплоть до Фермопил. Равным образом узени неоднократно переправлялись через Дунай, а однажды учинили набег даже на Элладу. Еще ужаснее было восстание сербов и новое возвышение болгар, которые свергли с себя византийское ярмо, под предводительством Делеаноса восстановили свою независимость, разбили императора Михаила IV, обратили его в бегство и наполнили весь Балканский полуостров невыразимыми ужасами.

Болгарское войско, предводимое Анфимом, могло в 1040 г. даже вторгнуться через Фермопильские теснины в Беотию, где Аллакассей, стратег фемы Эллады, преградил было болгарам дальнейшее движение у Фив, но пал в кровопролитной битве. Крепкие стены Кадмеи, по-видимому, предохранили этот торговый город от разгрома, да и о нападении болгар на соседнюю Аттику ничего не известно. Было, однако же, выставлено предположение, будто в эту именно эпоху Афины, доведенные стратегом Эллады безжалостным сбором податей до отчаяния, возмутились против правления императрицы Зои, и будто Пирей либо занят был болгарским вождем Анфимом, либо послужил самим афинянам опорным пунктом для мятежа. Затем будто бы городской порт Пирей был завоеван знаменитым норвежским богатырем Гаральдом, который между 1033 и 1043 гг. начальствовал над варяжскими наемниками в Византии и после великих подвигов, совершенных на Средиземном море, вернулся назад в северное свое отечество, где в 1047 г. вступил на королевский норвежский престол. Об этом событии, однако же, не упоминает никто из летописцев, и все эти догадки опираются на ошибочное истолкование рунической надписи.

Перед арсеналом в Венеции красуется рядом с двумя другими статуями, похищенными венецианцами в Афинах, знаменитая колоссальная мраморная статуя сидячего льва, которую Франческо Морозини вывез в 1688 г. из Пирея на правах военной добычи. На груди и на боку у льва высечены резцом варварские письмена, в которых признали руническую надпись. Истолкователь этих письмен с великой смелостью вычитал из них, будто Гаральд Длинный повелел Асмунду иссечь эти руны, завоевав Пирейский порт с помощью норманнской дружины и покарав мятежный греческий народ. Однако же настоящий знаток по части разбора рун признал прежнее истолкование не более как игрой воображения. Бугге утверждает за верное лишь одно, что письмена на пирейском льве действительно руны, но сильно пострадавшие от времени, так что едва ли в них можно разобрать хотя бы единое слово. По самой манере, с какой змеевидные письмена нанесены и искусно переплетаются друг с другом в полосы, Бугге заключает, что они высечены около половины XI в. каким-нибудь шведом из Упландии.

Ребяческая замашка путешественников изображать на памятниках свои имена и изречения столь же стара, как человеческая суетность. Проезжие греки, напр., и римляне усеяли Мемнонов колосс близ Фив (в Египте) надписями, которые сослужили науке даже некоторую службу; точно также норманнские искатели приключений увековечили сведения о кратковременном своем пребывании в Пирее на античном мраморном льве в виде загадочных письмен, которые превратили эту статую в сфинкс для исследователей. Иссечь письмена, разумеется, не могли бы заурядные путешественники, судовщики или купцы, так как едва ли бы портовая стража допустила их до этого. Руны вырезаны с тщательной художественностью, а следовательно, выполнялись на досуге; норманнские же дружинники имели для этого время, пока Василий "Болгароборец" пребывал в Афинах. Императорская стража из варягов была в Константинополе заведена уже с X века; поэтому, несомненно, император Василий норманнов брал с собой в Афины, а отплыл он в Константинополь, как известно, из Пирея. Поэтому едва ли мог представиться более подходящий случай для вырезки рунических письмен на пирейской статуе, чем именно в 1018 году.

Таким образом отпадают все выводы, какие в отношении Афин делались на основании ложного истолкования рун. Сама сага о Гаральде ничего не ведает о доблестных деяниях богатырского сына Сигурда и Олафова брата, якобы им совершенных в городском афинском порте; она описывает лишь приключения Гаральда в Миклагарде или Константинополе, где герой в царствование императрицы Зои и ее последнего супруга, Константина IX Мономаха, начальствовал над варяжской дружиной и изъездил все греческие моря. Ошибочно и другое мнение, пристегнутое к саге о Гаральде, - будто падшее величие Афин нашло себе отклик даже в песнях Севера и будто даже в Исландии воспевался "священный град Афины, праматерь всяческого знания, покровительница всех философов и великолепнейший, знаменитейший из всех греческих городов" В сущности же город Афины не упоминается в скандинавских песнях, хотя древнесеверные предания и знают о нем кое-что. Древние легенды упоминают об Атенисборге, а это доказывает, что на скандинавских мореплавателей впечатление в Афинах произвел именно вздымающийся над ними укрепленный Акрополь, точно так же, как впоследствии и франки там главным образом заприметили кастель (замок) Сетинес. Сказание о Дионисии повествует о посещении Атениса из Атенисборга апостолом Павлом; сказание о Марии Магдалине рассказывает о посещении Афин св. Марфой, а в Vita patram описывается посещение Афин неким юношей, который был послан в этот город для посещения школы, приобщенный же к повествованию латинский текст доказывает, что сама сага заключает только пересказ подлинника. То же самое пришлось бы сказать и относительно прочих преданий. В позднейшей Эдде там, где повествуется о грамматике Доната, попутно замечается, что искусство красноречия, которое римские мудрецы постигли в Атенисборге, в Греции, и впоследствии пересадили на латинскую почву, было то же самое, что и поэтическое творчество, заимствованное Одином и принесенное им на север

 Скачать реферат