Бунин

Исчезновение из творчества Бунина периода эмиграции мужика привело к образованию иной, новой общественно-этической концепции России. Слой интеллигентский и полуинтеллигентский, дворянский и просвещенный купеческий находится теперь в центре его художественного внимания, из его среды избирает Бунин героев и черпает конфликты.

Бунин видит теперь Россию (в «Чистом понедельнике», во всяком случа

е) стоящей на границе враждебных, но с одинаковой силой воздействующих на нее миров – западного и восточного, европейского и азиатского.

Боль от происшедшей катастрофы с годами притупляется, в ответах Бунина на политические анкеты появляются нотки усталости: «Все слова давно сказаны, и мое отношение не только к большевикам, но и ко всей «великой и бескровной» хорошо известно» . Постепенно происходит привыкание к жизни на чужбине, возвращается творческое состояние.

После выхода сборника «Господин из Сан-Франциско» (1921) и романа «Жизнь Арсеньева» (1929) литературная слава Бунина распространилась по Европе.

В марте 1928 года в Сорбонне открылась международная конференция по насущным проблемам литературы. Профессор Николай Кульман выступил с большим докладом «Иван Бунин. Его литературная деятельность во Франции». «После смерти Льва Николаевича Толстого, – сказал он аудитории, – Бунин постоянно превосходил всех русских писателей по художественному мастерству и таланту, ясности и элегантности стиля, по силе изображения и разнообразию сюжетов»[128].

Это было не случайное заявление. К этому времени три тома произведений Бунина были изданы в Англии и Америке, два тома – в Германии. Большое количество книг вышло во Франции, переведено на шведский, венгерский, итальянский, испанский, японский, иврит, на славянские языки.

Его высоко ценили Р.-М. Рильке, Томас Манн, Ф. Мориак, Р. Роллан .

4.3. «Книга ни о чем» – книга об очень многом

Оказавшись за рубежом, за несколько лет до начала работы над романом об Арсеньеве Бунин, терзаемый положением изгоя, неверием в свои творческие возможности, попал в полосу творческого кризиса, вызванного явственным ощущением необходимости новых творческих импульсов. Эмиграция не только лишила его притока свежих впечатлений, но и обострила его предрасположенность к тому, что он называл «грустью», но что являлось чем-то более суровым – «тоской бытия». Запись, относящаяся к октябрю-ноябрю 1921 года, наглядно свидетельствует о том тяжелом состоянии, в котором находился в эти годы Бунин: «Все дни, как и раньше часто и особенно эти последн‹ие› проклятые годы, м‹ожет› б‹ыть›, уже погубившие меня, – мучения, порою отчаяние – бесплодные поиски в воображении, попытка выдумать рассказ, – хотя зачем это? – и попытки пренебречь этим, а сделать что-то новое, давным-давно желанное, и ни на что не хватает смелости, что ли, умения, силы (а, м‹ожет› б‹ыть› и законных художественных оснований?) – начать книгу, о которой мечтал Флобер, «книгу ни о чем», без всякой внешней связи, где бы излить свою душу, рассказать свою жизнь, то, что довелось видеть в этом мире, чувствовать, думать, любить, ненавидеть»[129].

Такой книгой оказалась впоследствии «Жизнь Арсеньева», к которой, как мы теперь видим, Бунин внутренне был подготовлен уже в самом начале 20-х годов. Эта «книга ни о чем» оказалась на самом деле книгой об очень многом: о любви, о смерти, о трагической радости существования в грозном и одновременно прекрасном мире; книга о России и о творческой силе памяти.

Многие русские писатели, оказавшиеся в эмиграции, обращались к художественным мемуарам, воспоминаниям о Родине. Можно назвать А.Н. Толстого («Детство Никиты»), А. И. Куприна («Юнкера»), И. С. Шмелева, Б.К Зайцева и др. В том же ряду стоит и роман «Жизнь Арсеньева». Это самая замечательная книга Бунина в эмиграции и самое «бунинское» произведение. Марк Алданов назвал его «одной из самых светлых книг русской литературы»[130].

Среди произведений, принадлежащих к так называемым художественным автобиографиям, «Жизнь Арсеньева» занимает место, единственное в своем роде. Когда некоторые современники рассматривали эту книгу как биографию самого автора, Бунин негодовал, горячо возражал против утверждений, что в «Жизни Арсеньева» описал собственную жизнь, хотя не отрицал привнесения «многого автобиографического».

Журналисту и писателю Андрею Седых Бунин говорил: «Вот думают, что история Арсеньева – моя собственная жизнь. А ведь это не так. Не могу я правду писать. Выдумал я и мою героиню. И до того вошел в ее жизнь, что, поверив в то, что она существовала, и влюбился в нее… Беру перо в руки и плачу. Потом начал видеть ее во сне. Она являлась ко мне такая же, какой я ее выдумал.… Проснулся однажды и думаю: господи, да ведь это, быть может, главная моя любовь за всю жизнь. А, оказывается, ее не было…»[131]

Подобные свидетельства Бунина весьма ценны, ибо помогают вникнуть в своеобразие его автобиографизма. Когда Бунин возражал против утверждений, что якобы Арсеньев всего лишь его псевдоним, а все поступки и помыслы героя являются отражением авторской биографии, он, конечно, был прав. Ибо протестовал против домыслов, что занимается всего лишь пересадкой в роман собственной биографии. Соглашался он с иным: с тем, что творчески переосмыслял обстоятельства своей жизни, пронизывал их своей «фантазией», а в творения свои способен был влюбиться, как Пигмалион в Галатею.

В одном из интервью признал: «Можно при желании считать этот роман и автобиографией, так как для меня всякий искренний роман – автобиография. И в этом случае можно было бы сказать, что я всегда автобиографичен. В любом произведении находят отражение мои чувства. Это, во-первых, оживляет работу, а во-вторых, напоминает мне молодость, юность и жизнь в ту пору»[132]. Бунин поясняет: автобиографичность – это не «использование своего прошлого в качестве канвы произведения», а «использование своего, только мне присущего, видения мира и вызванных в связи с этим своих мыслей, раздумий и переживаний»[133]. Это не автобиография писателя, как считали многие критики, что приводило Бунина в негодование. Иван Алексеевич утверждал, что всякое произведение у любого писателя автобиографично в той или иной мере. Если писатель не вкладывает часть своей души, своих мыслей, своего сердца в свою работу, то он не творец . «Правда, и автобиографичность – то надо понимать не как использование своего прошлого в качестве канвы произведения, а, именно, как использование своего, только мне присущего, видения мира и вызванных в связи с этим своих мыслей, раздумий и переживаний»[134].

Поэтому автобиографическая основа его несомненна. Но важно отметить, что отраженные в нем детские и отроческие впечатления, жизнь в усадьбе и учеба в гимназии, картины природы и быт нищающего дворянства служат лишь канвой для философской, религиозной и этической концепции Бунина. Такое художественное переосмысление собственной биографии дало возможность В.Ф. Ходасевичу назвать роман Бунина «вымышленной автобиографией», «автобиографией вымышленного лица»[135].

 Скачать реферат