Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года
В качестве ведущих эстетических принципов застройки выступают масштабность и монументальность, симметрия. В угоду пристрастию к крупным архитектурным формам изгоняется все мелкое, изогнутое, уютное. Везде должны доминировать «здания-монументы», которые «полным голосом будут говорить об архитектурном богатстве, о бьющей через край полнокровной жизни социалистической столицы» (Москва. Рабочая Мос
ква, 1935, стр. 108). Приветствуется все крупное, массивное, ровное, касается ли это парков (маленькие газоны и скверы приносятся в жертву масштабным аллеям и паркам), улиц, сооружений (особенно фасадных). Стремление к продуманной красивости архитектурных форм выглядит как принуждение к тотальной гармонии.
Нельзя не заметить и насаждаемой ансамблевости и иерархичности как между ансамблями, так и внутри ансамбля. «Отдельное жилое здание рассматривается как органическая часть городского ансамбля, его архитектурный облик подчиняется общему градостроительному замыслу» (Новые жилые дома Москвы // «Советское искусство», 25.04.1950). В генплане присутствует четкое (даже указательное) выделение пунктов, «требующих наиболее выразительного и парадного оформления» и, соответственно, других, не «требующих наиболее выразительного и парадного оформления».
Весь проект генплана подается под лозунгом «заботы о человеке»: «Все, что делается в Москве во исполнение великого сталинского плана реконструкции, проникнуто одной основной мыслью: заботой о человеке» (П. Лопатин. Хозяйство великого города. М., Московский рабочий, 1938, стр. 126). Однако, указывая на масштабные сносы, предстоящие по плану, и тщательно расписывая их, авторы в самых общих чертах говорят об обеспечении населения жильем, не оговаривая права и возможности жителей сносимых зданий. Такая же картина складывается и в вопросе о зеленых насаждениях. Их повсеместно планируемое уничтожение (в центре, на Бульварном кольце, на Садовом кольце и в других местах) оправдывается строительством масштабных парков, гигантских газонов и скверов. Мелкие газончики и деревья вокруг домов, как не отвечающие масштабам зеленого строительства, должны быть снесены. Вместо них генплан обещает «создать лесопарковый защитный пояс в радиусе до 10 км, состоящий из равномерно расположенных крупных лесных массивов, берущих свое начало в загородных лесах и служащих резервуаром чистого воздуха для города и местом отдыха для населения».
Нельзя обойти вниманием этический аспект отдельных положений генплана, касающихся реконструкции существующих городских кладбищ и религиозных святынь. Этот вопрос решается в контексе агрессивной атеистической политики, проводимой советской властью. Реконструкция сводилась к закрытию кладбищ и разбивке на их территории парков (например, парк на месте кладбища на Можайском шоссе, на месте Миусского кладбища, кладбища Симонова монастыря; предполагалось превращение в парк и знаменитого Ваганьковского кладбища). И только в редких случаях авторы генплана говорят о возможности переноса праха усопших на новые кладбища. Такой чести удостаиваются только те лица, чья деятельность ценна с точки зрения критериев пролетарской культуры. На площадках снесенных или запланированных к сносу известных и знаковых для русской истории монастырей должны быть построены общественные здания (например, на месте Страстного монастыря), дома культуры (например, на месте Симонова монастыря), важные районные учреждения (например, на месте Андроньева монастыря).
Планом в плане является строительством метрополитена. Оно «выбивается» из общего плана, ибо идет с опережением – так первая очередь метро была пущена 15 мая 1935 года, то есть еще до утверждения генплана 10 июля 1935 года! Отсюда необходимые изменения в магистральном и уличном планировании вносятся после утверждения планировки в целом. Получается, что не генплан (как общее), а метрополитен (как частное) во многом определял будущую планировку Москвы и трассировку его людских потоков.
Истории с почти детективным подтекстом разворачиваются вокруг доминант генплана 1935 года – построек, под которые подтягивается планировка зданий и транспортных развязок. В роли таких доминант выступают объекты, носящие заведомо утопический, даже миражный характер, ибо они описываются в таких размерах и цифрах, что изначально выглядят скорее заданными архитектурными идеалами, нежели реальными проектами. Это Дворец Советов со стометровой фигурой Ленина на вершине здания; занимающий целый переулок оперный театр им. Немировича-Данченко; огромная улица-аллея для парадного подхода к Красной площади трудящихся масс во время демонстраций 1 мая и 7 ноября; немыслимых размеров здание Наркомтяжпрома («Дом промышленности» на Красной площади) и другие.
Генеральный план реконструкции и развития Москвы основывался на произвольном расчете настоящего и будущего населения Москвы. По данным первой переписи населения СССР (началась в 1926 году) общее число граждан страны составляло 147 млн. человек. Из них в городе проживало только 18%. В то же время население Москвы к 1929 году уже дошло до 2,5 млн. человек! Но в постановлении от 10 июля 1935 года генплан рассчитан на город с населением только в 5 млн. человек: «Ограничить пределы роста г. Москвы и принять в основу расчетов территории города численность городского населения примерно в пять миллионов человек», – сказано в Постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 июля 1935 года.
Хотя словосочетание «научно обоснованное» сопровождало все выступления создателей генплана и авторов шумной кампании вокруг него, нельзя не видеть, что обоснование положений генплана было, по преимуществу, идеологическим. Образ дореволюционной Москвы рисовался диким, грязным: «В грязи, в азиатском бескультурьи, невежестве пребывала и столица «российская» (И. Романовский. Новая Москва. Площади и магистрали. М., «Московский рабочий», 1938, стр. 10). Все прежнее обустройство города представляли несправедливым, «унижающим пролетария», технически отсталым и коммунально неоснащенным: «Водопровод и канализация обслуживала только центральные улицы. На рабочих окраинах были грязные трущобы, покосившиеся лачуги, непросыхающиеся лужи» (П. Лопатин. Хозяйство великого города. М., «Московский рабочий», 1938, стр. 3). Историческое и культурное значение многих памятников преуменьшалось, а иногда и вовсе отрицалось. Одновременно создавался образ рачительной власти, сохраняющей все лучшее и заново строящей самый лучший город. «Когда, по предложению т. Сталина, мы начали ломать эту старину, сметать азиатчину, строить новый, культурный, социалистический город, … господа стали выражать неудовольствие: дескать, не на что будет смотреть в Москве. Мы им можем на это сказать: господа, приезжайте к нам теперь смотреть не азиатчину, не музей старины, а величайшие сооружения, учитесь у нас архитектуре, любуйтесь красотой и культурой, которые могут дать только растущая и цветущая страна советов – страна социализма – и ее культура» (И. Романовский. Новая Москва. Площади и магистрали. М., «Московский рабочий», 1938, стр.12) Отсюда оправдание большинства положений генплана и недопущение его критики, а главный аргумент: противники генплана – противники власти и народа.
Скачать реферат