Естественнонаучные взгляды Леонардо да Винчи

Ле­о­нар­до уга­дал мно­гое, что не зна­ли еще лю­ди, ко­то­рые в XIX в. ста­ли изу­чать его за­пи­си. Он знал, что че­ло­век по­ле­тит, и сам, по-ви­ди­мо­му, рас­счи­ты­вал со­вер­шить по­лет с Мон­те Че­че­ри (го­ры Ле­бе­дя).

«Иде­аль­ный го­род» – од­на из тем мно­гих ри­сун­ков и за­пи­сей Ле­о­нар­до. В та­ком го­ро­де, ука­зы­вал он, ули­цы долж­ны быть про­ло­же­ны на раз­ных уров­

нях, при­чем толь­ко по ниж­ним бу­дут ез­дить по­воз­ки и про­чие гру­зо­вые те­ле­ги, а от не­чис­тот го­род бу­дет очи­щать­ся по под­зем­ным про­хо­дам, про­ло­жен­ным от ар­ки до ар­ки.

Лю­бо­пыт­ст­во его бы­ло без­гра­нич­но. Он до­ис­ки­вал­ся при­чи­ны вся­ко­го яв­ле­ния, да­же не­зна­чи­тель­но­го, ибо и та­кое мог­ло от­крыть но­вые про­сто­ры по­зна­нию.

Ка­ко­вы же бы­ли ре­зуль­та­ты всех этих во­про­сов, на­блю­де­ний упор­ней­ших по­ис­ков при­чи­ны и след­ст­вия, ра­зум­но­го ос­но­ва­ния, т.е. за­ко­но­мер­но­сти яв­ле­ний?

Ле­о­нар­до пер­вым сде­лал по­пыт­ку оп­ре­де­лить си­лу све­та в за­ви­си­мо­сти от рас­стоя­ния. Его за­пис­ки со­дер­жат пер­вые воз­ник­шие в че­ло­ве­че­ском уме до­гад­ки о вол­но­вой тео­рии све­та.

Най­ден­ные им, под­час на вы­со­ких го­рах, ос­тат­ки мор­ских жи­вот­ных яви­лись для не­го до­ка­за­тель­ст­вом пе­ре­ме­ще­ния су­ши и мо­ря, и он пер­вый ка­те­го­ри­че­ски от­верг биб­лей­ское пред­став­ле­ние о вре­ме­ни су­ще­ст­во­ва­ния ми­ра.

Ле­о­нар­до вскры­вал тру­пы лю­дей и жи­вот­ных, и его мно­го­чис­лен­ные ана­то­ми­че­ские этю­ды по­ра­жа­ют нас сво­ей точ­но­стью, бес­при­мер­ны­ми в те вре­ме­на по­зна­ния­ми. Он пер­вый оп­ре­де­лил чис­ло по­звон­ков в кре­ст­це у че­ло­ве­ка. Он хо­тел знать, как на­чи­на­ет­ся и как кон­ча­ет­ся жизнь, и про­де­лы­вал опы­ты с ля­гуш­ка­ми, у ко­то­рых уда­лял го­ло­ву и серд­це и про­ка­лы­вал спин­ной мозг. А не­ко­то­рые его за­ри­сов­ки фик­си­ру­ют бие­ние серд­ца сви­ньи, про­ко­ло­то­го длин­ной шпиль­кой.

Его ин­те­ре­со­ва­ла под­виж­ность че­ло­ве­че­ско­го ли­ца, от­ра­жаю­щая под­виж­ность че­ло­ве­че­ской ду­ши, и он стре­мил­ся изу­чить во всех под­роб­но­стях эту под­виж­ность. Он пи­сал: «Тот, кто сме­ет­ся, не от­ли­ча­ет­ся от то­го, кто пла­чет, ни гла­за­ми, ни ртом, ни ще­ка­ми, толь­ко бро­вя­ми, ко­то­рые со­еди­ня­ют­ся у пла­чу­ще­го и под­ни­ма­ют­ся у смею­ще­го­ся».

Но это на­блю­де­ние опять-та­ки на­до бы­ло про­ве­рить опы­том. И вот что, по до­шед­ше­му до нас сви­де­тель­ст­ву, де­ла­ет Ле­о­нар­до.

Од­на­ж­ды, за­ду­мав изо­бра­зить смею­щих­ся, он вы­брал не­сколь­ко че­ло­век и, близ­ко сой­дясь с ни­ми, при­гла­сил их на пир­ше­ст­во со свои­ми друзь­я­ми. Ко­гда они со­бра­лись, он под­сел к ним и стал рас­ска­зы­вать им са­мые не­ле­пые и смеш­ные ве­щи. Все хо­хо­та­ли, а сам ху­дож­ник сле­дил за тем, что де­ла­лось с эти­ми людь­ми под влия­ни­ем его рас­ска­зов, и за­пе­чат­ле­вал все это в сво­ей па­мя­ти.

По­сле ухо­да гос­тей Ле­о­нар­до да Вин­чи уда­лил­ся в ра­бо­чую ком­на­ту и вос­про­из­вел их с та­ким со­вер­шен­ст­вом, что ри­су­нок его за­став­лял зри­те­лей сме­ять­ся не мень­ше, чем смея­лись жи­вые мо­де­ли, слу­шая его рас­ска­зы.

Но, изу­чая че­ло­ве­ка как ана­том, как фи­ло­соф, как ху­дож­ник, как от­но­сил­ся к не­му Ле­о­нар­до? Страш­ней­шие фор­мы урод­ст­ва изо­бра­же­ны в его ри­сун­ках с та­кой по­ра­зи­тель­ной си­лой, что кажется, по­рой: он ра­ду­ет­ся урод­ст­ву, тор­же­ст­вую­ще вы­ис­ки­ва­ет его в че­ло­ве­ке. А ме­ж­ду тем сколь пле­ни­тель­ны об­ра­зы, соз­дан­ные его ки­стью! Слов­но пер­вые – это лишь уп­раж­не­ния в ве­ли­кой нау­ке по­зна­ния, а вто­рые – пло­ды это­го по­зна­ния во всей его кра­со­те.

В сво­их за­пис­ках Ле­о­нар­до да­ет ис­чер­пы­ваю­щий от­вет на во­прос, как он от­но­сил­ся к лю­дям:

«И ес­ли най­дут­ся сре­ди лю­дей та­кие, ко­то­рые об­ла­да­ют до­б­ры­ми ка­че­ст­ва­ми и дос­то­ин­ст­ва­ми, не го­ни­те их от се­бя, воз­дай­те им честь, что­бы не нуж­но им бы­ло бе­жать в пус­тын­ные пе­ще­ры и дру­гие уе­ди­нен­ные мес­та, спа­са­ясь от ва­ших коз­ней!»

Жи­во­пись – ца­ри­ца ис­кусств

Сре­ди всех ис­кусств да, по­жа­луй, сре­ди всех дел че­ло­ве­че­ских Ле­о­нар­до ста­вит на пер­вое ме­сто жи­во­пись. Ибо, ука­зы­ва­ет он, жи­во­пи­сец яв­ля­ет­ся «вла­сте­ли­ном вся­ко­го ро­да лю­дей и всех ве­щей». Это – не­от­ра­зи­мое сви­де­тель­ст­во глу­бо­кой убе­ж­ден­но­сти од­но­го из ве­ли­чай­ших жи­во­пис­цев, ко­гда-ли­бо жив­ших на све­те, в ве­ли­чии и все­по­ко­ряю­щей мо­щи сво­его ис­кус­ст­ва.

Мир по­зна­ет­ся че­рез чув­ст­ва, а глаз – по­ве­ли­тель чувств.

«Глаз, – пи­шет он, – есть око че­ло­ве­че­ско­го те­ла, че­рез ко­то­рое че­ло­век гля­дит на свой путь и на­сла­ж­да­ет­ся кра­со­той ми­ра. Бла­го­да­ря ему ду­ша ра­ду­ет­ся в сво­ей че­ло­ве­че­ской тем­ни­це, без не­го эта че­ло­ве­че­ская тем­ни­ца – пыт­ка».

В день ро­ж­де­ния ко­ро­ля при­шел по­эт и пре­под­нес ему по­эму, вос­хва­ляю­щую его доб­ле­сти. При­шел так­же и жи­во­пи­сец с порт­ре­том воз­люб­лен­ной ко­ро­ля. Ко­роль тот­час же об­ра­тил­ся от кни­ги к кар­ти­не. По­эт ос­кор­бил­ся: «О, ко­роль! Чи­тай, чи­тай! Ты уз­на­ешь не­что ку­да бо­лее важ­ное, чем мо­жет дать те­бе эта не­мая кар­ти­на!» Но ко­роль от­ве­тил ему: «Мол­чи, по­эт! Ты не зна­ешь, что го­во­ришь! Жи­во­пись слу­жит бо­лее вы­со­ко­му чув­ст­ву, чем твое ис­кус­ст­во, пред­на­зна­чен­ное для сле­пых. Дай мне вещь, ко­то­рую я мог бы ви­деть, а не толь­ко слы­шать».

Ме­ж­ду жи­во­пис­цем и по­этом, пи­шет еще Ле­о­нар­до, та­кая же раз­ни­ца, как ме­ж­ду те­ла­ми, раз­де­лен­ны­ми на час­ти, и те­ла­ми цель­ны­ми, ибо по­эт по­ка­зы­ва­ет те­бе те­ло часть за ча­стью в раз­лич­ное вре­мя, а жи­во­пи­сец – це­ли­ком в од­но вре­мя.

А му­зы­ка? Опять ка­те­го­ри­че­ский от­вет Ле­о­нар­до:

«Му­зы­ку нель­зя на­звать ина­че, как се­ст­рой жи­во­пи­си, ибо она есть пред­мет слу­ха, вто­ро­го чув­ст­ва по­сле зре­ния . Но жи­во­пись пре­вос­хо­дит му­зы­ку и по­ве­ле­ва­ет ею, по­то­му что не уми­ра­ет сра­зу же по­сле сво­его воз­ник­но­ве­ния, как не­сча­ст­ная му­зы­ка».

Но все­го это­го ма­ло. Жи­во­пись, ве­ли­чай­шее из ис­кусств, да­ет в ру­ки то­го, кто под­лин­ное ею вла­де­ет, цар­ст­вен­ную власть над при­ро­дой.

Итак, для Ле­о­нар­до жи­во­пись – выс­шее дея­ние че­ло­ве­че­ско­го ге­ния, выс­шее из ис­кусств. Это дея­ние тре­бу­ет и выс­ше­го по­зна­ния. А по­зна­ние да­ет­ся и про­ве­ря­ет­ся опы­том.

И вот опыт от­кры­ва­ет Ле­о­нар­до но­вые про­сто­ры, да­ли, до не­го не из­ве­дан­ные в жи­во­пи­си. Он счи­та­ет, что ма­те­ма­ти­ка – ос­но­ва зна­ния. И ка­ж­дая его жи­во­пис­ная ком­по­зи­ция плав­но впи­сы­ва­ет­ся в гео­мет­ри­че­скую фи­гу­ру. Но зри­тель­ное вос­при­ятие ми­ра не ис­чер­пы­ва­ет­ся гео­мет­ри­ей, вы­хо­дит за ее рам­ки.

За­гля­нув в безд­ну вре­ме­ни, ко­то­рое есть «ис­тре­би­тель ве­щей», он уви­дел, что все из­ме­ня­ет­ся, пре­об­ра­жа­ет­ся, что глаз вос­при­ни­ма­ет лишь то, что ро­ж­да­ет­ся пе­ред ним в дан­ный миг, ибо в сле­дую­щий вре­мя уже со­вер­шит свое не­из­беж­ное и не­об­ра­ти­мое де­ло.

 Скачать реферат