Естественнонаучные взгляды Леонардо да Винчи

Это – клу­бок че­ло­ве­че­ских и кон­ских тел, спле­тен­ных в яро­ст­ной схват­ке. Смер­то­нос­ную сти­хию вой­ны во всем ужа­се бес­по­щад­но­го вза­им­но­го унич­то­же­ния – вот что по­же­лал за­пе­чат­леть в этой кар­ти­не ве­ли­кий ху­дож­ник. Изо­бре­та­тель страш­ней­ших ору­дий «для при­чи­не­ния вре­да», он воз­меч­тал по­ка­зать в жи­во­пи­си ту «цеп­ную ре­ак­цию» смер­ти, ко­то­рую м

о­жет по­ро­дить во­ля че­ло­ве­ка, ох­ва­чен­ная тем пре­дель­ным ожес­то­че­ни­ем, ко­то­рое Ле­о­нар­до на­зы­ва­ет в сво­их за­пис­ках «жи­вот­ным бе­зу­ми­ем».

Но, пре­одо­ле­вая кровь и пыль, его ге­ний соз­да­ет мир гар­мо­нии, где зло как бы то­нет на­все­гда в кра­со­те.

«Джо­кон­да»

«Мне уда­лось соз­дать кар­ти­ну дей­ст­ви­тель­но бо­же­ст­вен­ную». Так от­зы­вал­ся Ле­о­нар­до да Вин­чи о жен­ском порт­ре­те, ко­то­рый вме­сте с «Тай­ной ве­че­рей» счи­та­ет­ся увен­ча­ни­ем его твор­че­ст­ва.

Над этим срав­ни­тель­но не­боль­ших раз­ме­ров порт­ре­том он про­ра­бо­тал че­ты­ре го­да.

Вот что пи­шет об этой ра­бо­те Ва­за­ри:

«Взял­ся Ле­о­нар­до вы­пол­нить для Фран­че­ско дель Джокондо порт­рет Мо­ны Ли­зы, же­ны его . Так как Мо­на Ли­за бы­ла очень кра­си­ва, Ле­о­нар­до при­бег к сле­дую­ще­му прие­му: во вре­мя пи­са­ния порт­ре­та он при­гла­шал му­зы­кан­тов, ко­то­рые иг­ра­ли на ли­ре и пе­ли, и шу­тов, ко­то­рые по­сто­ян­но под­дер­жи­ва­ли в ней ве­се­лое на­строе­ние». Все это для то­го, что­бы ме­лан­хо­лия не ис­ка­зи­ла ее чер­ты.

В на­ча­ле ны­неш­не­го ве­ка по­ло­ум­ный италь­я­нец по­хи­тил из зна­ме­ни­то­го Квад­рат­но­го за­ла па­риж­ско­го Лув­ра это со­кро­ви­ще, что­бы вер­нуть его в Ита­лию и там ка­ж­дый день од­но­му лю­бо­вать­ся им, – и эта про­па­жа бы­ла вос­при­ня­та как под­лин­ная тра­ге­дия для ис­кус­ст­ва. А ка­кое ли­ко­ва­ние вы­зва­ло за­тем воз­вра­ще­ние «Джо­кон­ды» в Лувр!

Эта кар­ти­на и сла­ва ее – оче­вид­но, ро­вес­ни­цы. Ведь уже Ва­за­ри пи­сал о «Мо­не Ли­зе»:

«Гла­за име­ют тот блеск и ту влаж­ность, ко­то­рые по­сто­ян­но на­блю­да­ют­ся у жи­во­го че­ло­ве­ка . Нос со свои­ми пре­крас­ны­ми от­вер­стия­ми, ро­зо­вы­ми и неж­ны­ми, ка­жет­ся жи­вым. Рот . пред­став­ля­ет­ся не со­че­та­ни­ем раз­лич­ных кра­сок, а на­стоя­щей пло­тью . Улыб­ка столь при­ят­ная, что, гля­дя на этот порт­рет, ис­пы­ты­ва­ешь бо­лее бо­же­ст­вен­ное, чем че­ло­ве­че­ское, удо­воль­ст­вие . Этот порт­рет был при­знан уди­ви­тель­ным про­из­ве­де­ни­ем, ибо са­ма жизнь не мо­жет быть иной».

Ле­о­нар­до счи­тал, что жи­во­пись «со­дер­жит все фор­мы, как су­ще­ст­вую­щие, так и не су­ще­ст­вую­щие в при­ро­де». Он пи­сал, что «жи­во­пись есть тво­ре­ние, соз­да­вае­мое фан­та­зи­ей». Но в сво­ей ве­ли­кой фан­та­зии, в соз­да­нии то­го, че­го нет в при­ро­де, он ис­хо­дил из кон­крет­ной дей­ст­ви­тель­но­сти. Он от­тал­ки­вал­ся от дей­ст­ви­тель­но­сти, что­бы до­вер­шать де­ло при­ро­ды. Его жи­во­пись не под­ра­жа­ет при­ро­де, а пре­об­ра­жа­ет ее, в ос­но­ве ее не аб­ст­ракт­ная фан­та­зия и не эс­те­ти­че­ские ка­но­ны, раз и на­все­гда кем-то ус­та­нов­лен­ные, а все та же при­ро­да.

В оцен­ке, ко­то­рую Ва­за­ри да­ет «Джо­кон­де», – зна­ме­на­тель­ная, ис­пол­нен-ная глу­бо­ко­го смыс­ла гра­да­ция: все со­всем как в дей­ст­ви­тель­но­сти, но, гля-дя на эту дей­ст­ви­тель-ность, ис­пы­ты­ва­ешь не­кое но­вое выс­шее на­сла­ж­де-ние, и ка­жет­ся, что са­ма жизнь не мо­жет быть иной. Дру­ги­ми сло­ва­ми: дейст-ви­тель­ность, об­ре­таю­щая не­кое но­вое ка­че­ст­во в кра­со­те, бо­лее со­вер­шен-ной, чем та, ко­то­рая обыч­но до­хо­дит до на­ше­го соз­на­ния, кра­со­те, ко­то­рая есть тво­ре­ние ху­дож­ни­ка, за­вер­шаю­ще­го де­ло природы. И, на­сла­ж­да­ясь этой кра­со­той, по-но­во­му воспринимаешь ви­ди­мый мир, так что ве­ришь: он уже не дол­жен, не мо­жет быть иным.

Это и есть ма­гия ве­ли­ко­го реа­ли­сти­че­ско­го ис­кус­ст­ва Вы­со­ко­го Воз­ро­ж­де­ния. Не­да­ром так дол­го тру­дил­ся Ле­о­нар­до над «Джо­кон­дой» в не­ус­тан­ном стрем­ле­нии до­бить­ся «со­вер­шен­ст­ва над со­вер­шен­ст­вом», и, ка­жет­ся, он дос­тиг это­го.

Не пред­ста­вить се­бе ком­по­зи­ции бо­лее про­стой и яс­ной, бо­лее за­вер­шен­ной и гар­мо­нич­ной. Кон­ту­ры не ис­чез­ли, но опять-та­ки чу­дес­но смяг­че­ны по­лу­све­том. Сло­жен­ные ру­ки слу­жат как бы пье­де­ста­лом об­ра­зу, а вол­ную­щая при­сталь­ность взгля­да за­ост­ря­ет­ся об­щим спо­кой­ст­ви­ем всей фи­гу­ры. Фан­та­сти­че­ский лун­ный пей­заж не слу­ча­ен: плав­ные из­ви­вы сре­ди вы­со­ких скал пе­ре­кли­ка­ют­ся с паль­ца­ми в их мер­ном му­зы­каль­ном ак­кор­де, и со склад­ка­ми одея­ния, и с лег­кой на­кид­кой на пле­че Мо­ны Ли­зы. Все жи­вет и тре­пе­щет в ее фи­гу­ре, она под­лин­на, как са­ма жизнь. А на ли­це ее ед­ва иг­ра­ет улыб­ка, ко­то­рая при­ко­вы­ва­ет к се­бе зри­те­ля си­лой, дей­ст­ви­тель­но не­удер­жи­мой. Эта улыб­ка осо­бен­но по­ра­зи­тель­на в кон­тра­сте с на­прав­лен­ным на зри­те­ля бес­стра­ст­ным, слов­но ис­пы­тую­щим взгля­дом. В них мы ви­дим и муд­рость, и лу­кав­ст­во, и вы­со­ко­ме­рие, зна­ние ка­кой-то тай­ны, как бы опыт всех пре­ды­ду­щих ты­ся­че­ле­тий че­ло­ве­че­ско­го бы­тия. Это не ра­до­ст­ная улыб­ка, зо­ву­щая к сча­стью. Это та за­га­доч­ная улыб­ка, ко­то­рая скво­зит во всем ми­ро­ощу­ще­нии Ле­о­нар­до, в стра­хе и же­ла­нии, ко­то­рые он ис­пы­ты­вал пе­ред вхо­дом в глу­бо­кую пе­ще­ру, ма­ня­щую его сре­ди вы­со­ких скал. И ка­жет­ся нам, буд­то эта улыб­ка раз­ли­ва­ет­ся по всей кар­ти­не, об­во­ла­ки­ва­ет все те­ло этой жен­щи­ны и ее вы­со­кий лоб, ее одея­ние и лун­ный пей­заж, чуть про­ни­зы­ва­ет ко­рич­не­ва­тую ткань пла­тья с зо­ло­ти­сты­ми пе­ре­ли­ва­ми и дым­но-изум­руд­ное ма­ре­во не­ба и скал.

Эта жен­щи­на с вла­ст­но заи­грав­шей на не­под­виж­ном ли­це улыб­кой как бы зна­ет, пом­нит или пред­чув­ст­ву­ет что-то нам еще не­дос­туп­ное. Она не ка­жет­ся нам ни кра­си­вой, ни лю­бя­щей, ни ми­ло­серд­ной. Но, взгля­нув на нее, мы по­па­да­ем под ее власть.

Уче­ни­ки и по­сле­до­ва­те­ли Ле­о­нар­до мно­го раз ста­ра­лись по­вто­рить улыб­ку Джо­кон­ды, так что от­блеск этой улыб­ки – как бы от­ли­чи­тель­ная чер­та всей жи­во­пи­си, в ос­но­ве ко­то­рой «ле­о­нар­дов­ское на­ча­ло». Но имен­но толь­ко от­блеск.

Ле­о­нар­дов­ская улыб­ка, од­но­вре­мен­но муд­рая, лу­ка­вая, на­смеш­ли­вая и ма­ня­щая, час­то ста­но­вит­ся да­же у луч­ших из его по­сле­до­ва­те­лей сла­ща­вой, же­ман­ной, по­рой изы­скан­ной, по­рой да­же оча­ро­ва­тель­ной, но в кор­не ли­шен­ной той не­по­вто­ри­мой зна­чи­тель­но­сти, ко­то­рой на­де­лил ее ве­ли­кий ку­дес­ник жи­во­пи­си.

Но в об­раз­ах са­мо­го Ле­о­нар­до она заи­гра­ет еще не раз, и все с той же не­от­ра­зи­мой си­лой, хоть и при­ни­мая по­рой иной от­те­нок.

Уе­ди­нён­ное со­зер­ца­ние

Дос­то­вер­ных скульп­тур Ле­о­нар­до да Вин­чи не со­хра­ни­лось со­всем. За­то мы рас­по­ла­га­ем ог­ром­ным ко­ли­че­ст­вом его ри­сун­ков. Это или от­дель­ные лис­ты, пред­став­ляю­щие со­бой за­кон­чен­ные гра­фи­че­ские про­из­ве­де­ния, или ча­ще все­го на­бро­ски, че­ре­дую­щие­ся с его за­пи­ся­ми. Ле­о­нар­до ри­со­вал не толь­ко про­ек­ты все­воз­мож­ных ме­ха­низ­мов, но и за­пе­чат­ле­вал на бу­ма­ге то, что от­кры­вал ему в ми­ре его ост­рый, во все про­ни­каю­щий глаз ху­дож­ни­ка и муд­ре­ца. Его, по­жа­луй, мож­но счи­тать ед­ва ли не са­мым мо­гу­чим, са­мым ост­рым ри­со­валь­щи­ком во всем ис­кус­ст­ве италь­ян­ско­го Воз­ро­ж­де­ния, и уже в его вре­мя мно­гие, по-ви­ди­мо­му, по­ни­ма­ли это.

 Скачать реферат