С высоты престола

Это были самые страшные дни в моей жизни. Испытания, которые посылает нам Господь, мы должны нести с достоинством, без ропота. Но как нелегко терпеть, когда вокруг такая злоба и ярость. Не могу тебе передать, какие унижения и какое равнодушие пережил мой несчастный Ники. Если бы я не видела это своими глазами, я бы никогда этому не поверила.

Он был как настоящий мученик, склонившийся перед

неотвратимым с огромным достоинством и невиданным спокойствием. Только однажды, когда мы были одни, он не выдержал, и я одна только знаю, как он страдал и какое отчаяние было в его душе! Он ведь принес жертву во имя спасения своей страны после того, как командующие <фронтами> генералы телеграфировали и просили его об этом. Bce они были одного мнения. Это единственное, что он мог сделать, и он сделал это!

Бедный старый Фредерикс вел себя как настоящий рыцарь, был так трогателен к Ники, воистину верный и сердечно преданный друг.

Нилов в последний момент не получил разрешения ехать с ним, что было очень жаль и гнусно с их стороны. Можешь себе представить, что я чувствовала, когда прощалась с моим любимым несчастным сыном, не зная, надолго ли мы расстаемся и увидимся ли снова.

Моя душа разрывалась, и я никогда не смогу этого забыть. С тех пор, как я вернулась сюда, я ничего не знаю, как чувствуют себя дети, и когда, наконец, они уедут. Все мои телеграммы наверняка задерживаются. Я телеграфировала тебе из Могилева в день смерти нашего любимого Вилли и позже уже отсюда, но не получила ответа.

Была ли ты в Царском? Ужасно быть далеко и ничего не знать.

Здесь, однако, относительно спокойно, несмотря на «праздник свободы», который прошел позавчера с 7 утра до 6 часов вечера: процессии с красными флагами, Марсельезой и т.д. И хотя полиции не было, был относительный порядок. Совсем не было пьяных.

Можно ли было представить, что все это произойдет здесь, в России, и что народ так быстро и с такой радостью изменит свое поведение.

Оскорблены наши самые святые чувства. Правда, есть много свидетельств выражения любви и трогательной верности, которые так смягчают сердце. Я убеждена, что большая часть думает в основном так же, но страх за свою шкуру делает их невменяемыми.

Как-то раз я разговаривала с одним из моих старых казаков, он говорил так трогательно и красиво, что я чуть не расплакалась. Он был при нас в течение 35 лет. Теперь все казаки уволены, и я не знаю, что с ними будет. Они еще пока здесь, и я здесь, но что дальше? Из-за всего этого очень тяжело, и я не знаю, могу ли я по-прежнему держать так много дорогих мне людей?

Сандро, который был все время для меня, как сын, хочет непременно, чтобы я уехала с ними в Ай-Тодор. Но для меня ужасно горестно будет там в нашем маленьком уютном доме без моего любимого Саши. Для меня это настоящее испытание.

Конечно, хорошо, что можно будет жить там вместе с Ксенией и ее детьми, но Сандро настаивает, чтобы мы поднялись сразу, но это выглядит по-ребячески – сразу сорваться с места.

Эти 14 дней прошли относительно спокойно. Народ очень благожелателен и приветлив. Как всегда, меня приветствуют на улице. Однако, можешь себе представить, что памятник Столыпину снят. Все нелепо и непонятно, что означает. Как будто забыли, что идет война, и всё делают, чтобы помочь немцам. Началось брожение в армии. Солдаты убивают офицеров и не хотят больше сражаться. Для России всё будет кончено, всё будет в прошлом.

Мы с моей Ольгой просим благословения Божьего тебе и помощи нам всем. Поцелуй твоего дорогого Митю и поблагодари его за то, что он выполнил мою просьбу относительно инвалида, который был здесь у меня в госпитале. Поцелуй милую Мавру и Е.П. Обнимает тебя

любящая несчастная Минни.

Моя Ольга, к счастью, также за отъезд в Ай-Тодор. Некоторые из ее сестер <госпитальные сестры милосердия. – Ю.К.> – настоящие революционерки и анархистки.

Несмотря на уговоры ближайших родственников, Мария Федоровна не хотела покидать Киев и переезжать в Крым, мотивируя свой отказ тем, что желает быть ближе к своему сыну Ники. Она продолжала посещать госпиталь к большому беспокойству окружающих. Только после того, как в один из дней, подъехав к зданию госпиталя, она увидела закрытые госпитальные ворота, а главный врач, ссылаясь на мнение медперсонала, прямо заявил, что ее присутствие является нежелательным, вдовствующая императрица дала свое согласие на отъезд из Киева. К этому времени Киевский местный совет издал приказ о необходимости всем членам бывшей императорской семьи покинуть город.

В конце марта 1917 г. Мария Федоровна с дочерьми Ксенией и Ольгой, и их мужьями – великим князем Александром Михайловичем и полковником Н.А. Куликовским переехали в Крым. Здесь вдовствующая императрица находилась в течение двух с половиной лет, до апреля 1919 г., сначала в Ай-Тодоре, затем в Дюльбере и Хараксе. Это пребывание стало для нее практически домашним арестом, полным постоянных лишений и унижений.

В имении Ай-Тодор, кроме императрицы, проживали ее дочери: старшая – Ксения Александровна с мужем Александром Михайловичем и их семеро детей: Андрей, Никита, Ростислав, Федор, Дмитрий, Василий. Младшая дочь Ольга Александровна жила здесь со своим вторым мужем – подполковником в отставке Н.А. Куликовским и новорожденным сыном Тихоном. Вместе с ними были графиня Менгден, фрейлина великой княгини Ксении Александровны Софья Дмитриевна Евреинова и генерал Фогель.

В имении Чаир жили великий князь Николай Николаевич с супругой Анастасией Николаевной, князь С.Г. Романовский, граф С.В. Тышкевич с супругой, князь В.Н. Орлов, почетный лейб-медик, доктор Борис Захарович Малама и генерал Болдырев.

В имении Дюльбер обосновались великий князь Петр Николаевич с супругой Милицей Николаевной, их дети Роман и Марина, генерал А.И. Сталь с дочерьми Еленой и Марией.

В Кореизе жила внучка Марии Федоровны Ирина с мужем князем Ф.Ф. Юсуповым (младшим).

Все эти имения находились под наблюдением команды, состоящей из 72 человек, большей частью матросов Черноморского флота и солдат из Ялтинской дружины под командованием прапорщика В.М. Жоржалиани. Караульные посты были соединены между собой, а также с канцелярией начальника охраны, находившейся в имение Чаир, полевыми телефонами. Телефонная связь с Ялтой и Севастополем поддерживалась через станцию Кореиз.

За всеми лицами, проживающими в имениях Ай-Тодор, Чаир и Дюльбер, устанавливалась «тайная охрана». Наблюдение осуществлялось с согласия ЦИК Севастопольского Совдепа. «Мы состояли под домашним арестом, – вспоминал зять Марии Федоровны великий князь Александр Михайлович, – и могли свободно передвигаться лишь в пределах Ай-Тодорского именья на полутора десятинах между горами и берегом моря. Комиссар являлся представителем Временного правительства, матросы же действовали по уполномочию местного Совета. Притеснения следовали одно за другим. Был составлен целый список запретов и список тех лиц, которых разрешалось принимать. Временами разрешение на посещение неожиданно отменялось, но затем без всяких объяснений, вновь давалось. И так все время».

 Скачать реферат