Традиции средневековой культуры в творчестве У. Шекспира

Явилась тень. Я помню короля:

Так схожи две руки.

[1, 2]

В том-то весь ужас, вызванный призраком умершего, - в его непостижимой реальности: его нет, но он есть. Страшно, когда знаешь, что враг твой прикончен двадцатью ударами ножа, и ты видишь эти смертельные раны, превратившие его лицо в кровавое месиво, страшное вдвойне потому, что он … пришел! Вот он стоит, движется и садится за

пиршественный стол. Он убит, но он здесь, и преступнику остается только одно безумное желание - убедить мертвого в том, что он мертв. Макбет кричит в отчаянии:

Сгинь! Скройся с глаз!

Вернись обратно в землю!

Застыла кровь твоя, в костях нет мозга.

Незряч твой взгляд, который ты не сводишь

С меня.

[III, 4]

Гамлет ни на секунду не сомневается в реальном существовании Призрака. Его смущает только мысль об истинной «природе» загробной Тени:

Дух, представший мне,

Быть может, был и дьявол; дьявол властен

Облечься в милый образ; и возможно,

Что, так как я расслаблен и печален,

А над такой душой он очень мощен,

Меня он в гибель вводит.

[II, 2]

В этих словах находит выражение устоявшееся представление о том, что сам сатана принимает вид «ангела света», но ведь и в самом деле, столь дорогая Гамлету Тень возникает на стене крепости не совсем так, как появляются в пьесах Шекспира духи-покровители. Хотя он действительно смотрит печально, а не угрюмо, лицо его мертвенно-бледно, а не адски багрово (детали, что так придирчиво выясняет Гамлет у Горацио, который первым видел привидение). У Призрака такие же, как у живого короля, походка, жесты, доспехи и даже халат. Согласно ремарке в издании 1603 года, именно так «одет» Призрак, когда появляется в спальне Гертруды. «Теперь призрак уже не в латах, - пишет Г.М. Козинцев, - в этой сцене он не знамение государственных бед. У ложа королей Дании, на котором был зачат и рожден Гамлет, собрались муж, жена и сын. Муж охраняет жену от гнева сына - такова его любовь к ней, но изменившей жене не дано его видеть» [24, с. 144]. Это так, но еще раз вспомним:

Особенно опасны духи зла.

Принявшие обличье духов света.

[«Бесплодные усилия любви». IV, 3]

Об этом помнят даже в комедии. И во многих деталях, сопровождающих появление Призрака отца Гамлета, чудится что-то «сомнительное». Он возникает не в ослепительном фаворском свете, что сопровождает у Шекспира образ святой девы, явившейся Жанне д'Арк, не в образе серафимов, танцующих перед королевой Екатериной, чьи лики, «солнце, мечут тысячу лучей». Все светлые духи являются под «музыку сфер» и в сиянии дня. Тень же короля Гамлета обретается в морозной ночной мгле. Проблеск рассвета и крик петуха заставляют его «метнуться и исчезнуть», умолкнув на полуслове. Когда звучит только его голос, то он раздается не сверху не с неба, а звучит из-под земли, и Гамлет бросает фантому своего фамильярного «старого крота». Видение, перевернувшее жизнь Датского принца, странно уже тем, что оно мучает не Клавдия, как того требует обычай других шекспировских пьес и логика чувств, а Гамлета, благородного и - в начале пьесы не запятнанного никаким злодеянием. Призрак словно передает свою карательную функцию принцу, и тот является преступному королю спектакль-«привидение», знаменитую «мышеловку».

Сам принц отбрасывает свою первоначальную настороженность. Известный следователь Уилсон Найт высказывает мысль о том, что призрак - темный дух, принявший наружность короля, а задача, возложенная на плечи принца, превращает поступки Гамлета в «деятельность на благо смерти». И действительно, после явления Тени Гамлет прямо или косвенно способствует воздвижению пирамиды из трупов, которая возвышается в конце трагедии. Фактически разрушается и сама Дания, переходя под власть норвежца Фортинбраса. Тогда выходит, что мыслитель Гамлет, как солдат Макбет, становится жертвой полуправды искусителя-призрака, который стирает грань между добром и злом. Банко предупреждал Макбета:

Мне страшно:

Нередко, чтобы ввергнуть нас в беду.

Орудья тьмы предсказывают правду

И честностью прельщают в пустяках,

Чтоб обмануть тем легче в важном деле

[1, 3]

Интересно, что у Шекспира и духи могут присваивать любой облик, подобно тому как люди меняют одежду. Горацио не без вызова так формулирует первый вопрос к Призраку:

Кто ты, что посягнул на этот час

И этот бранный и прекрасный нолик,

В котором мертвый повелитель датчан

Ступал когда-то? Заклинаю, молви!

[1, 1]

Дальше, когда рассказывает Гамлету о Тени, говорит: «Некто, как ваш отец видом .». Гамлет:

И если вновь он примет вид отца,

Я с ним заговорю .

[1, 2]

Ариэль в «Буре» с карнавальной легкостью облекается то в образ ужасной крылатой Гарпии, то прельстительной Наяды, «кувшинками венчанной». Духи, вызванные ведьмами к Макбету, принимают вид кто отрубленной головы, кто - мертвого младенца, кто - убитого Банко, кто - его потомков-королей. Здесь, скорее всего, при постановке пользовались пластическим языком гротескной антимаски, созданной Веном Джонсоном и Иниго Джонсом, образами которой были не Благородство, Красота или Милосердие, как в маске, но Гнев, Невежество, Зависть. Говоря о постановке своей антимаски, Бен Джонсон описывал Ад, откуда при звуках «глухой и дьявольской музыки» выходили одиннадцать ведьм, босоногих, с подоткнутыми подолами, с крысами на плечах и змеями в лохматых волосах, с веретенами и горшочками зелья у пояса и «обвитым змеей пылающим факелом, сделанным из руки мертвеца» [25, с. 78]. Видения могут предстать даже в образе неодушевленных предметов. Эльф Пак ради смеха может стать печеным яблоком или трехногим табуретом - вещами, которые как бы выходят из подчинении, вызывая в людях раздражение, ругань, ссоры, нелепые движения, падения и т.п. Некий дух витает в воздухе перец взором Макбета в виде кровавого кинжала. Этот Образ подобен образам средневековых сказаний, поэзии, когда о прославленном мече или кинжале говорят, что то была фея, на время обернувшаяся непобедимым оружием.

Итак, видения на сцене «Глобуса» можно разделить на две главные группы. Первая - образы совершенного преступления, его олицетворении в обликах жертв. Вторая - образы грядущего торжества добродетели в обликах святых, языческих богов или праведников. Эти «добрые тени», в отличие от злых духов, не предают человека, но приходят ему на помощь в самые отчаянные минуты. Так, призраки являются одинокому Постуму Леонату в тюрьме. Это совершенно невероятное совмещение временных реальностей - свидание с родными, которых он никогда не видел: отец и братья умерли до его появления на свет, матери не стало, когда он родился.

Из обиталища теней

Отец его, и мать.

И братья, павшие в бою.

Явились в мир опять.

Чтоб грудью за права и честь

Тенанция стоять.

[V, 4]

Как и все добрые духи, «благоприятные видения», облики призрачных заступников Постума своей аллегоричностью близки маске. Это мать, умершая молодой, является «благородной старухой». Также умерший молодым, отец выступает в образе величавого старца, так сказать, олицетворенного предка вообще. А у братьев-героев на груди зияют раны, от которых они погибли на поле битвы.

 Скачать реферат