Политические взгляды Вильгельма Блоса
Конституционное устройство способствовало пробуждению в народе сравнительно свободного, оппозиционного настроения. Оно пустило прочные корни в средних и низших классах Южной Германии, и на первых порах развивалось, не ослабляемое классовыми противоречиями. Стало выходить множество либеральных и демократических газет, особенно в Бадене, Гессене, Вюртемберге, Баварии и Рейнском Пфальце. Либерализ
м проявляется в очень резких, необузданных формах. Но уже во второй половине 1830-х гг. Союзный Сейм оправился от замешательства, начались гонения на либеральные газеты, и спустя несколько месяцев их вообще не стало. В каком положении оказалась пресса, может показать один пример – постановление Союзного Сейма, направленное против так называемой «Молодой гвардии»: по доносу Вольфганга Менцеля, Сейм воспретил все сочинения Гейне, Лаубе, Гуунова, Мундта, как уже явившиеся, так и имеющееся явиться. Несмотря на это, названные писатели, все же находили дорогу к публике, и вообще контрабандный ввоз запрещенных сочинений из-за границы получил систематический характер [11, с. 38, 41].
Народ в это время не обнаруживала особенного участия к судьбам прессы и поэтому, без особого возбуждения, наблюдал насилие Союзного Сейма. Но буржуазный либерализм повысил в палатах свой голос против подавления печати, в Германии началась активная агитация, во главе которой встали многие литераторы.
Блос отмечает, что к началу 30-х гг. XIX в. Союзный Сейм почувствовал революцию в самых осязательных формах, поэтому в июне 1832 г. он издал закон под названием «Шесть ортодоксов», ограничивавшие полномочия народного представительства в отдельных государствах и сузили воздействие правового поля конституций и их применение. Конституционная жизнь теперь свелась к жалким крупицам. За «шестью ортодоксами» последовало множество других постановлений, повсюду вводившие цензуру, запрет во всей Германии политических союзов и собраний, университеты поставлены под строгий надзор, наказаниям подвергались как за «преступления» – за все адреса, протесты и петиции, направленные против этих постановлений. Тюрьмы переполнились людьми [11, с. 60].
При всех этих вопиющих насилиях народ, выросший в приниженности и забитый, оставался совершенно спокойным, что исследователь немецкого движения объясняет тем, что народ еще не научился интересоваться общественными вопросами. Но радикальные предстатели буржуазного либерализма, осколки студенческих корпораций, эмигранты, поселившиеся около границ, и польские изгнанники решились действовать. На месте «Закрытого союза печати» был организован «Тайный патриотический союз», члены которого постановили, что «германская революция» должна разразиться 3 марта 1833 г.; начало ее должно было разыграться в самой резиденции Союзного Сейма. Но не смотря на отвагу, дело было подготовлено плохо и неудача была неизбежна – нашлись предатели, и полиция заблаговременно узнала о приготовлениях. 3 марта около 60-ти человек заговорщиков напали во Франкфурте на главный караул и на полицейскую стражу; в горячей схватке с обеих сторон были убитые и раненые. Но народ Франкфурта отнесся к предприятию безучастно. И заговорщики Франкфурта были быстро рассеяны или схвачены. Т.о., это был провал тайной деятельности либеральной интеллигенции [11, 72].
Другой пример преследования властями либерализма был дело Вейдинга, вождя гессенских либералов. В 1837 г. пастор и ректор по должности, Вейдинг был фанатически предан империи и императору и питал сильную ненависть французской революции. Но в то же время это был человек с развитым правовым сознанием. Из вождей южно-германского движения не эмигрировавших или оставшихся на свободе, только он не прятался и энергично продолжал тайную агитацию, когда Союзный Сейм сделал открытую агитацию невозможной. В тайных обществах, при посредстве тайных листовок, он старался раздуть деятельный протест против постыдного господства произвола. Когда Вейдинг был арестован, его обвинили во всех смертных грехах и приговорили к смертной казни.
Студенческие организации в Пруссии по-прежнему считались ответственными за все возможные заговоры. Поэтому берлинский суд вынес 39 смертных приговоров членам этих корпораций. Правда, ни один из них не был приведен в исполнение, но многие молодые люди были посажены в тюрьму.
В 1840 г. скончался Фридрих-Вильгельм III. Его преемником стал его старший сын Фридрих-Вильгельм IV. Как это обычно бывает, либеральные элементы возлагали величайшие упования на смену царствований, но все надежды оказались ошибочными – понимание требований современности оставались чуждыми Фридриху-Вильгельму IV.
Вопрос о конституции тотчас снова всплыл наружу. Фридрих-Вильгельм IV дал амнистию всем политическим осужденным, но он не хотел и слышать об исполнении указа от 22 мая 1815 г.[7] Сословия Кенигсберга и Познани, а также город Бреславль, одно за другим требовали введения обещанного народного представительства. Король заявил, что обещание отца для него не обязательны, да и помимо того, Фридрих-Вильгельм III, учредив собрание сословий в провинциях, уже в 1823 г. уже исполнил то, что подобало исполнить [11, с. 72–79].
Блос охарактеризовал ландтаги как жалкую пародию народного представительства – они наполовину были составлены из крупных землевладельцев, на треть из представительств городов и на одну шестую из крестьян. Правительство могло созывать их по мере надобности. Заседания проходили при закрытых дверях под председательством «маршала», назначаемого правительством, который имел право по произволу приостанавливать прения по всякому неприятному вопросу, лишить слова всякого представителя. Обо всех предложениях, вносимых правительством, сословия могли заявить только свое мнение, ни для кого не обязательное. Решающий голос, и то при условии утверждения решений королем, принадлежал им исключительно в местных делах, как например, устройство исправительных и каторжных тюрем, организация страхования от огня, постройка больниц для душевнобольных или глухонемых и т.д. Конечно, никто не мог бы признать учреждение этих провинциальных ландтагов исполнением обещаний 1815 г. [20, с. 57].
В первое время по восшествии Фридриха-Вильгельма IV цензурные строгости подверглись некоторому смягчению. Но потом они снова усилились, т. к. пресса позволила себе критиковать правительство. В ответ было запрещено даже перепечатать указ от 22 мая 1815 г. и мн. другое; запрещение распространялось на множество периодических изданий и книг. Освободилось от цензуры лишь около 20 печатных листов. Исчезло всякое подобие свободного выражения мнений. Блос считает, что этим «вера была поставлена выше науки» [11, с. 83].
Французская революция разбила те оковы для развития производства, которые сохранились от средних веков. Она создала строй, давший современному капитализму возможность развития. Конкуренция стала мощным фактором экономической жизни: действуя совместно с общественным разделением труда, пробудила к жизни множество сил, которые до того времени находились в состоянии покоя. Жажда лучшего строя и освобождения от гнетущего ига Германского союза охватила многочисленные корпорации, общины и союзы [26, с. 427].
Скачать реферат