Войны и революции в сознании и памяти народа

Прочитав мою статью, видно и впредь, что злоба на бедняка есть, она пока закрыта, иногда всячески стараются покрыть бедняка и расслоение, которое в деревне чувствуется, хозяйство зажиточных растет с быстротой, а хозяйство бедноты хотя идет куриным шагом, но догнать его не может, потому он везде отстал, за них бьются толь ко бедняки, активнист [активист] и комсомол.

И. Лобанов

А вот как

предстает борьба в тылу войск Колчака в Кузбассе по воспоминаниям Г.И. Прокудина из деревни Байкаим Ленинского района, Кузнецкого округа Сибирского края, присланным им в «Крестьянскую газету» 20 марта 1928 г., которые мы приводим полностью с сохранением языка, стиля и правописания. В воспоминаниях идет речь о достаточно хорошо известных и описанных в литературе событиях, в том числе о деятельности П.Ф. Сухова, которому в отличие от автора не удалось избежать расстрела. Правда, события, изложенные автором письма, предстают несколько иначе.

Борец партизана за Советскую власть, сын бедняка переносил большие тиранства от белых колчаковских опричников.

Я [в] 1918 г. освободил 60 человек от расстрела в Красной волости, с. Брюханово. И постановили Совет, и возвратились в Ленинск.* Приехали в штаб Красной гвардии и услышали, что приехали из Красной волости и освободили 60 человек от расстрела. Секретарь Красной гвардии т. Сухов обратился ко мне, сказал, что как ваши успехи. Я ответил, что у нас прошло благополучно, освободили всех товарищей из католажной камеры и постановили Совет.

Тов. Сухов ответил мне: «Наверно, Совет недолго просуществует». Я быстро сообразил головой, спросил его, т. Сухова: «Почему так: падает положение наше, забрато Новосибирск, Юрга, Ерлюк?» Я сказал, что нужно назначать больше отрядов и отбиваться. Сухов мне сказал, что Мутузов отказался и хочет бросать борьбу с белыми. пока мы разговаривали в течение 15 минут, то сообщают нам, что два брата Мутузова собрали кассу и сели в автомобиль и убежали неизвестно куда, бросили штаб. Звать одного Иваном, а другого Филиппом. С т. Суховым сказали, что покамест не будем падать духом, т. Прокудин, вставай на Мутузово место, командавай нами и биться будем до последней капли крови.

А когда задержали Мутузова Ивана и Филиппа, то мы остались без своего командира, как грудных детей без матери. Но благодаря дорогому т. Сухову, который взял на себя эту возложенную на него ответственность и так же бросил, как и мы, жену и детей. Вступил командиром нашего отряда, и мы начали отступать на г. Барнаул. А при отступлении у нас, при панике, той, которую дал Мутузов, то некоторые наши товарищи начали складывать оружия и стали расходиться по своим квартирам. Но я обратился к т. Сухову, сказал, что у нас много товарищей сложили оружие. Сухов послал меня собрать и сделать агитацию, чтобы не было паники, а у нас есть уже другой командир – т. Сухов, – который заменил нашего изменилу Мутузова. Но я, Прокудин, выполнил задание, но не успел настоящее кончить. На меня уже начали со всех четырех сторон стрелять белогвардейцы, а я уже отстал от отряда в расстояние одного километра и начал отстреливаться и следовать за отрядом Красной гвардии. А [в] этот момент завыли на всех шахтах жалобно гудки, а в это время во всех концах кричат: «Лови бандитов!» И мне тут пришлось по счастью пробиться в отряд. Когда я догнал Сухова, то ему сообщил, что уже в Кольчугиной** пошли в полном смысле аресты. И пошла стрельба. А в этот момент моя жена, Прокудина Федосья Александровна, бросила квартиру и оставила все имущество, взяла дитя и отправилась по направлению [к] деревне Беловой. Она мне раньше говорила, что я от тебя не отстану и иду в бой с тобой вместе. А при отступлении я ее слова вспомнил и мне хотелось ее взять с собой, то я спросил т. Сухова, чтобы мне взять жену с собой в отряд, то мне было разрешено за ней заехать в деревню Беловую и я поехал. А когда я ехал с ямщиком, то после боя я был сильно утомился, потому что я не спал трое суток, а когда меня вез ямщик, то я лег и наказал ямщику, чтобы он, недоезжа[л] до деревни Беловой километр, чтобы меня разбудить. Но когда я взаснул, то ямщик был кулак и он меня привез к белым, вместо того чтобы разбудить. И в этот момент сонного меня обезоружили и давай меня бить, издеваться. Били меня до бессознанья, я не помню, вдавили мне два ребра, сломали мне нос, а когда дали мне опомниться, то дали мне лопату и заставили меня рыть себе могилу тут же на месте. Но остальная сволочь кричит: «Здесь его не убивайте, а вывести на могилу». Но мое пролетарское упорство: я с места ни шагу и говоря: «Если вам, гады, нужно, то расстреливайте на месте.» В этот момент вдруг является молодой человек лет 22 и предложил меня отпустить, который сказал, что Прокудин в этом не виновен, он был поставлен властью и его пустить во все четыре стороны и пусть идет. Да еще за меня застоял один бедняк, который меня охранял, и сказал, что завтра же придут красные и расстреляют нашу всю деревню, а пусть он идет. И я был отпущен. А когда меня отпустили, то я не мог никак двигаться, а после на бой […]*** мне надо было воды, то мне никто не дал воды. Нашелся один сознательный старик, не боясь ничего, он мне немного помог, запустив меня к себе и дав мне попить. И пробыв я у старика до ночи, и я пошел нанял ямщика довести до своей деревни Коноваловой. Приехав к отцу [в] 12 часов ночи, и я начал стучать. Отец испугался и говорит мне, что тебя приходили три раза с винтовками арестовывать. Брат спросил отца, что кто это. Отец сказал, что твой брат приехал. Брат и велел отцу впустить и говорит, что нам нечего бояться, если его убьют, то мы будем знать, что где он будет похоронен. А когда я вошел в дом отца, то тут быстро меня узнали свои родные и хотели приготовить сухарей, отправить меня […]*** скитаться. Но тут же быстро узнав, кулаки нашей деревни пришли меня опять арестовали и повели меня расстрелять самосудом. А когда меня привели, то я пришел и спрашиваю: «В чем дело?» Мне говорят кулаки: «Что, устояла ваша власть?» – и говорят, что мы тебя, бандита, расстреляем и приговорили меня расстрелять на кладбище. Но я благодаря своему упорству, я им сказал, что: «Гады, стреляйте меня на месте, а я туда не пойду.» А в это время староста Канев Иван Иванович выразил обществу: «За что мы его расстреляем? Сегодня – белые, а завтра – красные. Нам всех не перестрелять, да и глупо будет», – и велел отпустить, что он и так убит: «Пущай отдыхает, дело не наше». Меня отпустили домой. Но я домой не пошел, а зашел к одному бедняку, который меня заложил под перину, и я там спасся, меня больше года не нашли. Я от этого бедняка убежал, а когда гады узнали, что я спасался у бедняка Прокудина и на него доказали белым, то он за мной же сбежал, оба с женой, в деревню Аил. А после этого я спасался […]*** в деревне и вели подпольную работу до прихода Советской власти. Но хотя и трудно было работать, то значит нельзя было считаться ни с чем, потому что это заставляет меня делать политическое сознание. Когда же я, Прокудин, имел партдокумент с 1915 г. Я его получил в Москве, во время излечения моих ран, получил в Москве на […]***. И этот документ во время избиения меня [в] деревне Беловой у меня кулаки отняли. А вторично я получил партбилет в Ленинской* организации ВКП(б), 1920 г. Вот все мои вышеуказанные воспоминания, пережитые мной, да так, как и вспомнишь и переживание других товарищей, как Прискакова Семена Ильи ча и ряда других товарищей.

 Скачать реферат