Войны и революции в сознании и памяти народа

Как я, Прокудин, сын бедняка, 18 лет работал в шахте, рожден 1884 г., а в настоящее время занимаюсь бедняк, проживаю в деревне Баикаиме, имею 1 избу, которая указанная деревня адреса Аил.

Сходная картина возникает, если посмотреть на другой театр военных действий – на Юге России. О них рассказывается словами очевидца в письме, полученном «Крестьянской газетой» в 1925 г. от М.И. Щербака из с

ела Кистец Дивенского района Ставропольского округа Северокавказского края.

В 1918 г., в сентябре месяце, когда вторгнулись белогвардейские отряды в пределы Ставропольского округа, крестьяне очень сильные потерпели истязания, в особенности село Кистинское, которое за восстание против белогвардейцев уплатило 720 тыс. руб. контрибуции, и кроме того всех мужчин собрали как потому что тут железная дорога, и у нас уже был военный комиссариат, в который мы выдвинули военкомом товарища Пономаренко. Второй комиссар – товарищ Тимошин. Вот наша задача была обезоруживать войска казачьи, проходящие из турецкого фронта. Мы здесь… [слово неразборчиво] оставляли все: и оружие, и инвентарь живой и мертвый. Это все мы для своего комиссариата действовали, и я был до смерти рад и думал, что уже так все и будет хорошо, тихо и аккуратно. Я тогда был назначен начальником хозяйства военного, но потом на нас ночью нагрянули казаки со стороны организации станицы Барсуковской. Они думали: как у нас новая организация, то мы спим и не умеем себя беречь. Но этим они ошиблись. Они только и сделали нам убытка – убили комэскадрона. Он был на разведке ночью в степи с пятью солдатами, а потом приехали как раз к нашему хозяйству с двух станиц подводы, пригнали забирать наше военное имущество. И ихняя конная кавалерия потихоньку подъехали, выстроились шагов 40 от наших казарм. Вот в это время командиры наши конбатареи Субботин и командир пулеметной команды проверяли своих часовых, как вдруг услыхали команду в стороне: «Кавалерия слева и справа – в галоп!» Наш Субботин как стоял, держал за снурки две орудии, и обе по ихнему направлению стояли, он ка[к] дернул, дак эти казаки бурки и ш[а] пки с них послетывали. Вот они кто куда, а пулеметом без прицела лупили по улице, по их, где утром 5 лошадей и 3 человека нашли без жизни. И так, где ни взялся у них полковник Шкуро *, этот с нами воевал месяца три. Пока мы были своей организацией, у нас было везде успешно, добросовестно, везде мы отбивались без потерь от Шкуро и от всех казачьих банд до сентября 1918 г. В октябре 10 сего 1918 г. пришел к нам некто Сорокин** под Советским флагом и взял на себя командование всем кубанским фронтом. Я в то время пошел добровольно в пулеметную команду и считал, что вот Сорокин теперь нас поддержит, но пока Сорокина не было, то у нас был совершенный порядок, у нас и станица Нивинка*** была цела и неповреждена никаким грабежом, потому что наши командиры были настоящие большевики и справедливцы и не грабили. Командир[ы] Балахонов****, и Кочубеев*****, и Жлоба****** – все были геройскими вождями своих частей и строго следили за грабежами, солдаты их боялись и не разоряли станиц. Как пришел Сорокин, то привел с собой целый караван беженцев, от Черного моря по дороге собирал. И войска у него такие были распущены, что попало, то и тянут. Я посмотрел на эту дурацкую армию и уже совсем не знаю, что мне делать. И вот начали отступать кто куда. Он нам испортил весь аппетит военного настроения. Бежали без оглядки, а казаки попятам у нас идут. Тут меня ранили в грудь легко, я свалился прямо в лужу, в яр и лежал 1,5 дня, никого не было. Но один разгирский******* мужик Ставропольской губернии меня узял и привез. Я весь обмерз, потому что уже время, был ноябрь, 15-е 1918 г. И вот я один день побыл у него, и казаки пришли. Он меня скрыл, и я у него поправился, только остался глухой, немного недослышиваю, простудил в воде себе голову. А теперь первая жена меня, глухого, бросила и не пожелала со мной жить. Я все же нашел себе одну девку. [Собрали нас] будто бы на сход, и загнали в церковную ограду и избивали плетьями до полусмерти и допрашивали руководителей восстания. Но крестьяне, бодрые духом, скрепя свое сердце, перенесли яростный гнев белогвардейцев на своих плечах, не выдали ни одного ушедшего в ряды Красной армии. И еще сильнее потерпели женщины, которые подверглись изнасилованию со стороны казаков, находящихся в корниловских полках, которым разрешалось три дня подряд при вступлении в село делать, что им вздумается, и эту ужасную картину не только мне (я находился в рядах Красной армии), находящемуся на фронте, трудно описать, но даже очевидцы, у которых все это делалось на глазах, и те не в силах высказать эту ужасную картину. И теперь, при строительстве новой жизни все мужчины и женщины на каждом собрании провозглашают громкую благодарность вождям Октябрьской революции за освобождение от ига белогвардейских истязаний. И в день 8-й годовщины собравшаяся под Красным знаменем молодежь дала обещание не выпустить Красное знамя, пока не прон есут его по всему земному шару.

Вольно или невольно большинство населения оказалось вовлеченным в противоестественную схватку, и втянутые во взаимное истребление люди, словно зараженные чумой, сами зверели. И, забыв и Бога, и милосердие, и сострадание, творили мерзопакостные вещи. Об этом свидетельствуют приведенные документы. Они описывают события, лежащие как бы в стороне от официальных сводок с театров военных действий, не масштабные по своему размаху. Более того, в них сквозит явное противоречие между «эпической» оценкой происходившего, нередко в стихотворной форме (например, та же «сорокинская эпопея» 1918 г. изложенная нескладными стихами крестьянином А.Н. Поповым, – и будничностью, заурядностью описываемых фактов, порою ужасающих своим наивно-примитивным варварством. Это свидетельства не видных полководцев гражданской войны, а скорее «срезки», быстро меняющиеся кадры. Такой же осталась в памяти населения польско-советская война 1920 г., о чем свидетельствует отрывок из обширного письма от 12 августа 1925 г. крестьянина П.И. Лобаня из д. Кривоселки Копыльского района Слуцкого округа Белорусской ССР.

Воспоминание «Из недавнего прошлого»

Много пришлось потерпеть крестьянам во время войны с белополяками! Много понесли они и горя, и потерь! Там отняли лошадь, здесь увели корову, там обратно берут овец, свиней и многое другое! Желая избавиться от такого гнета, мужчины, женщины и даже дети почти все пооставляли свои дома на произвол судьбы, бежали во все стороны: «и в лес, и в разные кусты». Мужчины укрывались со своими лошадьми, женщины и дети пасли рогатый скот. Молодые люди побрали с собой разного рода оружие и переходили с лошадьми с одного места на другое, чтобы не быть открытыми белополяками! Питались пищей через «разведчиков», ходивших домой ночью за «продуктами»! Кормили лошадей чем попало: и сеном, и травой, и даже листьями. Раз был такой случай: собралось человек 15 с лошадьми и «выправили» т. Жижина домой, чтобы он принес нам «шамать». И он ушел. Ночью часов в 11 он вернулся назад, он принес хлеба, сала, колбас, сыра и многого другого. Матери и жены в этот час нам не жалели ничего. Попривязав лошадей за деревья, мы уселись кругом нашей трапезы; скоро от нее не осталось почти и кусочка. Подкрепив свои силы, мы уснули крепким сном на своих «зеленых ложах», оставив одного караульщика. Но скоро уснул и он: ночь и сон взяли свое. Вдруг среди тишины раздался пронзительный крик: «Ай-яй-яй!» Все встрепенулись: крик раздался еще раз. Когда мы опомнились от своего страха, то увидели на земле лежащего мальчугана, который и напугал нас всех; причина крика выяснилась: лошадь, стоявшая около его ног, шлепнула ему своим копытом и он от этого вскрикнул. Выругав его хорошенько, мы обратно уснули. Встали благополучно;

 Скачать реферат