Чернобыльская катастрофа и ее характеристика

1) В том состоянии, в котором реактор находился к моменту аварии, погружение стержней аварийной защиты в активную зону может вносить, на начальном этапе погружения, положительную реактивность.

2) Расшифровка осциллограмм выбега и их синхронизация с записями штатных приборов и устройств БЩУ показала, что кнопка аварийной защиты была нажата до начала аварии (а не после, как утверждалось в акт

е комиссии).

Это самый принципиальный момент: либо сначала в реакторе начался аварийный процесс, и, увидев это, операторы решили заглушить реактор, но было уже поздно; либо было решено заглушить реактор по другой какой-либо причине и после этого (в результате этого) началась авария.

Одновременно стало ясно, что ввод положительной реактивности аварийной защитой мог быть только началом аварийного процесса, но не мог довести его до конца, для этого еще необходимо, чтобы паровой коэффициент реактивности был положительным и достаточно большим.

В результате, вместо окончательного оформления акта, Минэнерго предлагает другую, свою версию аварии. Появляется дополнение к акту расследования, которое в корне меняет его выводы [A2].

Средмаш даже опешил от такой наглости (до сих пор никто никогда ни в чем ему не перечил), и видимо слегка растерявшись, он совершил ошибку (с точки зрения командно-административной логики). Он стал вникать в суть того, что говорит противная сторона и даже допустил свободное общение между специалистами обеих сторон, забыв, что в таком общении побеждает истина, а не авторитет.

Это длилось недолго, вскоре Средмаш оправился и что сделал? Правильно. Первым делом все засекретил, все работы связанные с расследованием причин Чернобыльской аварии стали иметь гриф "Совершенно секретно". Через 4 года все было рассекречено, но за это время, пользуясь секретностью, сколько всякого разного можно было наболтать (для всех этих фрайеров, неспециалистов в данном вопросе) без права оппонента ответить.

На этом, собственно, расследование причин Чернобыльской аварии закончилось, а дальше началась классическая подковерная борьба. Основным ее инструментом на начальной стадии (когда еще была надежда подавить противника и закончить работу правительственной комиссии, как это положено, подписанием документа - заключения) был научно-технический совет Средмаша, возглавляемый академиком А.П.Александровым, президентом академии наук СССР. Это как бы высший законодательный орган по научно техническим вопросам в атомной энергетике и он назывался межведомственным (МВНТС), хотя штамповал только мнения Средмаша. Совет провел два заседания 2-го и 17-го июня 1986 г., где заклеймил эксплуатацию и снял обвинения с конструкции и физики реактора, отвергнув версию аварии ВНИИАЭС.

Однако противник проявил упорство и применил нестандартный в этой ситуации прием (персонально в лице зам. министра атомной энергетики Г.А.Шашарина). Было написано личное письмо в адрес Генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева с кратким изложением ситуации и жалобой на сокрытие Средмашем истинных причин аварии. Возможно, что письмо возымело действие, и какая-то команда объективно разобраться А.П.Александрову и Б.Е.Щербине последовала. Но после нескольких неудачных попыток договориться на уровне правительственной комиссии, работа по выработке заключения была перенесена на самый высокий уровень в ЦК КПСС.

Но единственное, что могло сделать в этих условиях партийное руководство, это собрать большую команду из ученых под руководством того же Курчатовского института и потребовать от них написать научно-технический доклад по материалам работы правительственной комиссии. Этот объемистый доклад, отредактированный промышленным отделом ЦК и стал официальной информацией о Чернобыльской аварии для всего мирового научного сообщества [Э1].

Заключением по расследованию причин аварии этот документ никак не является, хотя бы потому, что в нем не названо конкретно исходное событие аварии (пусть даже в виде различных версий), не анализируются действия оперативного персонала с точки зрения конкретного влияния каждого из них на возникновение этого исходного события, и тем более не рассматриваются конкретно конструктивные и физические особенности реактора, приведшие (или способствовавшие) аварии. Вместо этого подробно рассказывается о трудностях математического моделирования аварийного процесса и в лучших традициях разноса на партийном собрании перечисляются (действительные и мнимые) нарушения персоналом регламента эксплуатации.

Формально расследование причин Чернобыльской аварии правительственной комиссией было завершено докладом её председателя на Политбюро ЦК КПСС 3-го июля 1986 г. После этого все основные участники расследования: ИАЭ, НИКИЭТ, ВНИИАЭС разошлись "по своим квартирам", каждый со своим мнением, и занялись каждый собственным осмыслением анализа аварийного процесса на математических моделях. [И1][Н1][В1].

В 1987 г Госатомнадзор предпринял еще одну попытку "уговорить" эти три организации выпустить совместный отчет, эта работа даже была начата, но так и не была доведена до конца. Каждый продолжал высказывать свою точку зрения, не дискутируя друг с другом, и ситуация была довольно странная. Говорить и даже писать, в закрытых публикациях, можно было все, что угодно, но в открытой печати можно было высказывать только одну точку зрения – Главного конструктора (поддерживаемую Средмашем).

Ситуация начала меняться только тогда, когда в стране пошли политические реформы, и радикально она изменилась после того, как со всех материалов по расследованию (технических) причин Чернобыльской аварии был снят гриф секретности. Тогда главная, настоящая причина Чернобыльской аварии вышла на свет из подполья [В2][В3], и прорезался голос у тех (Госпроматомнадзор), кто до этого вообще молчал, но которому было что сказать и даже очень [ГП]. Всё это, конечно, было никакое не расследование, а просто информация научной общественности о действительном положении вещей, о котором она могла не знать в силу режима секретности.

Остановка энергоблока на ППР это рутинная операция. И даже, если при этом выполняется какая-либо нестандартная разовая работа, не описанная в регламенте эксплуатации энергоблока и в инструкциях по эксплуатации оборудования, то рабочая программа её проведения становится для эксплуатационного персонала таким же руководящим документом как регламент и инструкции.

Если бы так оно и было тогда на 4-м блоке ЧАЭС 25-го апреля 1986 г., то испытания (кроме отключения системы безопасности САОР) никак не затрагивали безопасность реактора, так как реактор должен был быть автоматически заглушен в самом начале испытаний. Необходимо было только составить четкую рабочую программу эксперимента, согласовав в ней эту работу по испытанию выбега ТГ с другими работами, проводимыми на блоке во время его останова.

Однако все было не совсем так. Руководителем испытаний был зам. главного инженера ЧАЭС А.С.Дятлов, и он же автор программы испытаний, где не всё продумано до конца. Поэтому испытания шли не столько по программе, сколько по обстановке и с его активным вмешательством в работу операторов. А.С.Дятлов оставил после себя мемуары "Чернобыль. Как это было." (Научтехлитиздат, Москва, 2003 г), и это название использовано для настоящей страницы. Цитаты из этой книги даются далее без указания источника только ссылкой на страницу книги.

 Скачать реферат