Корпорация власти
Вообще, современное российское государство во многом зиждется на бизнесе, на слиянии бизнеса и бюрократии, власти и собственности. Если многие думают, что в стране существует крупная частная собственность, это совсем не означает, что она действительно является частной. По-хорошему, чиновник не имеет права заниматься бизнесом, поскольку он его будет развивать за счет интересов других бизнесменов
, честных и не связанных с властью. У нас же все наоборот – именно крупным чиновникам принадлежит крупный бизнес, именно государство монополизирует сферу крупного предпринимательства. А одна из основных причин коррупции – усиление государства в области экономики.
Бизнес и политика сегодня образуют неразрывное единство. Если в девяностые фактически власть мог получить почти любой крупный бизнесмен, у которого хватало денег на то, чтобы «купить» чиновничье кресло, то сейчас деньги решают далеко не все. Сейчас решают все финансы и лизоблюдство. Покорный и бедный вряд ли сможет вырасти настолько, чтобы стать чиновником хотя бы среднего звена. А непокорный и богатый не только не дорвется до политических верхов, но и рискнет потерять свое богатство – вспомним Ходорковского, Гусинского и Березовского; все-таки, руководствуясь моральными различиями в их деятельности, первого с двумя последующими не стоит ставить рядом, но в данном контексте такое перечисление уместно, поскольку каждый из них оказался по-своему непокорным.
А.И. Фурсов [говоря как раз о нынешнем правительстве, называя его корпорацией-государством] отмечает, что корпорация-государство устраняет границу между властью и собственностью, также как оно стремится стереть или максимально истончить грань между монополией и рынком, государством и гражданским обществом, политикой и экономикой[252]. Но что ему менее всего нужно, так это гражданское общество. Верхушка много говорит о модернизации, о своем стремлении вывести Россию «вперед», но на самом деле никакой модернизации нет. Конечно, есть нефтепроводы, проходящие через многие страны мира, но это скорее не проявление модернизации, а просто еще один бизнес-проект. Модернизация – очередной миф, созданный для успокоения народа, создания идеи, согласно которой страна в скором времени продвинется «вперед» и все мы заживем счастливо (а при социализме все уже были счастливыми, счастье было всеобщей обязанностью, и быть несчастливым человек не мог, ибо права такого не предоставлялось). Наш народ изучение подобных мифологем давно прошел, но, видимо, плохо сдал экзамен, поскольку продолжает верить обещаниям. Власть, плохо исполняющая свои обязанности перед народом, держится благодаря функционированию в массовом сознании надежд и чаяний на светлое будущее. Пока [терпеливый] народ верит и ждет, он послушен. Класс собственников, контролирующих власть, не особо-то заинтересован в модернизации страны, да и никакая модернизация невозможна в условиях тотальной коррупции. Но они заинтересованы в модернизации своей системы, в ее укреплении, ради чего готовы идти на любые преступления. «…олигархи, владеющие почти всеми природными ресурсами страны, не заинтересованы в ее модернизации, – пишет А.А. Дробышев. – Их сверхдоходы обеспечиваются выкачиванием и распродажей природных богатств, а рисковать своими капиталами во имя модернизации они не хотят»[253]. Под олигархами здесь следует понимать не только тех магнатов, деятельность которых локализована прежде всего в сфере экономики, а не политики, но в первую очередь тех, кто сидит на высоких единоросских постах и диктует правила игры не только в дискурсе чистой экономики, но и в дискурсе политики.
Да и вообще, вызывает иронию сам концепт «консервативная модернизация», сформулированный партией власти. Модернизация не может быть консервативной, так как она на то и модернизация, что ведет вперед, а не к консервации. Концепт «консервативная модернизация» скорее относится к той категории бессмысленных понятий, к какой принадлежит, например, понятие «круглый квадрат» или тоже выдуманный единороссами перл «суверенная демократия». И хотя единороссы связывают консерватизм с достигнутой ими политической стабильностью, на самом деле этот аргумент является тем же мифом, что и демократия, о которой вещают с высоких трибун. Стабильность есть, но она выгодна лишь тем, кто ее устанавливал. Модернизация (или то, что так называется) скорее всего тоже выгодно только ее инициаторам и никому более. «…нам предлагается проект имитационной модернизации, при сохранении той модели властно-административных отношений, которая характеризуется ригидностью, высокой коррупционностью, сужением демократических практик»[254].
Народ, доверяющий власти, прислушивающийся к ее обещаниям светлого будущего, работающий на нее – это, выражаясь словами Ж. Бодрийяра, народ, который обрекает себя на медленную смерть. Те же, кто становится на баррикады, рискуют обречь себя на быструю, насильственную смерть; политические практики (митинги, беспорядки и т.д.) самоубийственны, так как обнажают репрессивную природу власти. Перед лицом этого символического шантажа, опирающегося на насильственную смерть, власти трудно удержаться. Она живет нашей медленной смертью[255]. Она хочет, чтобы народ – ее жертва – стал бессмертной жертвой, постоянно страдающей [и не осознающей свои страдания], но не умирающей окончательно, чтобы процесс его умирания уходил в вечность, тем самым сохраняя вечность власти. Поэтому власть – это не только воля предавать подвластного смерти, но и, напротив, воля оставлять жизнь рабу – жизнь в труде. Это напоминает марксистский тезис о том, что эксплуататор-тунеядец перестает существовать в случае его полной [физической] победы над эксплуатируемым, что говорит о зависимости буржуазии от пролетариата, об интересе эксплуататора продлевать борьбу с эксплуатируемым, но не выигрывать ее до конца. Однако обратной зависимости не прослеживается, существование рабочих не определяется существованием буржуазии. Следовательно, народ не зависит от власти, она не питает его жизненной энергией, а все происходит наоборот: именно народ наделяет власть живительной силой, именно он – не мертвый, но постоянно умирающий – плодит в лоне власти множество угнетателей и тунеядцев. Гиперболизированная антиутопическая картина из фильма «Матрица» – люди питают систему, находясь в полумертвом состоянии, обманутые и довольные своей несвободой… И даже когда восставший народ подчистую свергает эксплуататоров, это не приводит к бесклассовому обществу, так как внутри восставших происходит дифференциация, в соответствии с которой из обычного люда появляются новые правители – эксплуататоры, образующие более привилегированный, класс. Соответственно, классовое сознание дробится и теряет свое единство. Начинается новая классовая война (более или менее ожесточенная, характеризуемая большей или меньшей эксплуатацией), и так происходит по кругу.
Методы «работы» с оппозицией не ограничиваются только допросами, угрозами и фабрикациями дел. Некоторых просто убивают; не возникает особых сомнений относительно убийств А. Политковской, А. Литвиненко и нескольких других журналистов. Путин с самого начала своего президенства разворачивает войну против олигархов, скрываясь за лозунгом борьбы с коррупцией. То есть, один олигарх душит других не потому, что они разворовывают страну, а просто потому, что являются его оппонентами. А вместе с тем война идет и против свободной прессы. Кто выходит из специально построенного барака, внутрь которого почти не проникает свет, того – этих «врагов народа» – бьют идеологически выверенными камнями. В общем, власть расписывается в фашизме и при этом самым лицемерным образом пытается избежать ответственности, замалчивая свои деяния и запрещая говорить о них вслух. Запрещая не только говорить, но и знать о них. «…невыгодные интерпретации деятельности как региональных, так и федеральных элит могут практически не иметь информационной поддержки»[256]. Это в лучшем случае они не поддерживаются информационно, а в худшем [к сожалению, имеющем место] как невыгодные для власти интерпретации ее деяний, так митинги и пикеты, посвященные проблемам коррупции, милицейского произвола и т.д., не только не освещаются в СМИ, но и разгоняются посредством силовых акции с последующим наложением табу на их освещение в прессе. Потенциально исходящей от простого люда активности знать и активности распространять истину наше государство боится, как огня. Почему ни президент, ни премьер никогда не участвуют в теледебатах в прямом эфире? Я имею в виду теледебаты, сценарий которых заранее не прописывался, то есть настоящие свободные дискуссии. Боятся этого делать, боятся «нехороших» вопросов и обвинений, на которые они просто не смогут дать достойные ответы.
Скачать реферат