Терроризм в истории политической мысли России

Первым профессиональным исследователем истории революционного терроризма в России начала XX в. стал В.Л. Бурцев. Несмотря на наличие ряда работ, в которых рассматривались бурцевские сенсационные разоблачения провокаторства в революционном движении и другие конспиративные стороны политики царизма, его исторические исследования пока еще, к сожалению, не стали предметом специального историографиче

ского анализа.

Фактические стороны истории терроризма восстанавливались В.Л. Бурцевым в публикациях в журналах «Былое» и «Народоволец», газетах «Свободная Россия», «Общее дело», «Будущее» и др. Террористическим актам отводилось видное место в составленном В.Л. Бурцевым календаре памятных дат истории революционного движения в России «Историко-революционный альманах» (первый тираж, выпущенный издательством «Шиповник» в 1907 г., был уничтожен цензурой; переиздан в 1917 г. под названием «Календарь русской революции»). Будучи сам видным представителем радикального левого спектра неонароднического направления в революционном движении, он не мог не быть тенденциозным. Впрочем, В.Л. Бурцев вполне осознавал свою политическую ангажированность. Он подчеркивал, что исследования по истории революционного движения ведутся им «в интересах прежде всего текущей революционной борьбы». Все тактические ошибки в современном революционном движении объяснялись им недостаточным уровнем исторических знаний. «За последние годы, - писал В.Л. Бурцев в 1900 г. на страницах «Былого», - история революционного движения не только не изучалась, но ее старались лишь извращать в интересах кружковых доктрин, а наиболее дорогое и ценное выбрасывалось за борт». Самым дорогим и ценным В.Л. Бурцев считал именно терроризм. Террористический опыт должен был «служить путеводным маяком для действующих революционеров».

Уже в конце XIX в., после вступления Николая II на престол, В.Л. Бурцев утверждал, что наступило время для новой волны политического терроризма, более мощной, нежели в 1879-1881 гг. За призывы к цареубийству он был приговорен в 1898 г. к восемнадцатимесячному тюремному заключению, которое отбывал в Лондоне. Призывы к терроризму расценивались преступлением не только по российскому, но по и сравнительно либеральному английскому законодательству.

По оценке О.В. Будницкого, суд над В.Л. Бурцевым являлся единственным в своем роде «литературным процессом». Добиться осуждения русского публициста в Англии удалось благодаря активному сотрудничеству шефа заграничной охранки П.И. Рачковского и главного инспектора Скотланд-Ярда У. Мелвилла, специализировавшегося прежде на борьбе с ирландским терроризмом. Даже премьер-министр Великобритании Р. Солсбери вынужден был заниматься «делом Бурцева». Таким образом, указанное дело представляет большой интерес как опыт международного сотрудничества в борьбе с терроризмом. Показательно, что через пять лет В.Л. Бурцев, оказавшийся в Швейцарии и издавший там очередной номер журнала «Народоволец», был изгнан из страны, при том что в ней традиционно находили пристанище многие радикалы из России. В.Л. Бурцев выглядел в глазах швейцарских властей гораздо опаснее, чем, к примеру, В.И. Ленин.

В.Л. Бурцева привлекала конспирологическая сторона истории, что и предопределило разоблачительный характер ряда его исследований. Наряду с темой провокаторства в сферу его интересов, к примеру, входило обнаружение полицейского подлога в появлении на свет «Протоколов сионских мудрецов». В целом исторические воззрения В.Л. Бурцева классифицируются в рамках коспирологического направления историографии, преломляясь в форме теории заговора охранного отделения. Многие из авторов, конструировавшие впоследствии концепцию о собственной политической игре охранки, апеллировали к его разоблачениям. С 1908 по 1914 г. В.Л. Бурцев установил провокаторство многих видных представителей революционного подполья, таких как Е.Ф. Азеф, A.M. Гартинг, З.Н. Генгросс-Жученко и др. По выявленным им фактам провокаторства вносились запросы в Государственную Думу. Многие сведения были почерпнуты В.Л. Бурцевым посредством контактов с некоторыми чинами Департамента полиции - М.Е. Бакаем, И.В. Доброскоковым, А.Г. Герасимовым, А.А. Лопухиным и др. С не вполне убедительной попыткой опровержения бурцев-ских разоблачений М.Е. Бакай был даже вынужден выступить в 1912 г. в американской печати.

По собственному признанию В.Л. Бурцева, его воззрения формировались главным образом под влиянием прочтения материалов о народовольческих процессах, которые были опубликованы в официальной печати. Таким же образом он пытался обратить в свою веру и других. Даже Г.Е. Зиновьев, еще не определившийся в политических взглядах, подвергся активной бурцевской пропаганде. В.Л. Бурцев, по позднейшему признанию будущего большевика, предоставлял ему для чтения материалы для чтения о суде над террористами-цареубийцами 1881 г.

О.В. Будницкий характеризует В.Л. Бурцева как самого последовательного и шумного пропагандиста терроризма в русской революционной публицистике, «трубадура терроризма». «Все пункты программы, кроме политического террора, _- заявлял публицист на страницах «Свободной России, - имеют теперь для организации второстепенное значение Мы будем иметь громадное значение, если наша организация вся, как один человек, посвятит все свои силы, средства и связи для террористических нападений на правительство». Им даже высказывалась утопическая надежда объединить на террористической ниве социалистов с либералами. «Политический террор, - обращался В.Л. Бурцев ко всей оппозиционной общественности, - имеет такое решающее значение в жизни нашей родины, его влияние так глубоко, всеобъемлюще, что перед ним все другие разногласия террористов должны исчезнуть. Политический террор - главным образом он - должен быть доминирующим фактором в установлении отношений между группами, признающими одинаково его огромное значение. Все защитники политического террора, несмотря ни на какие разногласия по всем другим вопросам, должны чувствовать себя членами одной семьи - так или иначе слиться в одну лигу политического террора». По его же позднейшему собственному признанию, он сводил политическую борьбу к простому бомбизму. В одной из дискуссий с «драгомановцами» В.Л. Бурцев признавался, что обнаруживает смысл терроризма в воздействии на правительство в направлении реформаторской корректировки его политического курса. Именно под давлением терроризма «Народной воли», полагал он, - Александр II призвал либерального М.Т. Лорис-Меликова. В некоторых уступках самодержавия общественности в начале XX в. он также видел первостепенную заслугу действия боевых организаций. «Одинокие выстрелы Карповича и Лаговского, - писал В.Л. Бурцев в изданном в Лондоне сборнике «Долой царя», - заставили правительство вздрогнуть более, чем сотни стачек и десятки наиболее удачных манифестаций». Причем теракты именовались им «увещанием» царя и правительства». Эти «увещания» подразумевали даже убийство императора, которому они, казалось бы, и были адресованы. Столь своеобразное понимание назначения терроризма позволило В.М. Чернову назвать В.Л. Бурцева теоретиком «челобитной царю, подкрепленной бомбой и подкинутой через какого-нибудь умного временщика».

 Скачать реферат