Виды имущества, могущие быть предметом мошенничества

В нашей практике возник лишь вопрос о том, может ли быть предметом мошенничества право пользования недвижимым имуществом, разрешенный к. с. по делу Шамшевой утвердительно (IV, 322).

Из ряда представленных соображений вытекает:

а) Что предметом мошенничества могут быть и такие вещи, которые уже находятся во владений виновного, если последний выманивает обманом непринадлежащее ему право в

этой вещи. Напр. закладчик выманивает обманом у залогодателя закладную квитанцию для присвоения вещи; или получивший деньги за выкуп заложенной вещи обменивает ее другою, и т. под. Другими словами, для понятия мошенничества не требуется похищение владения чужою вещью.

б) Что потому предметом мошенничества не должна быть не непременно вещь материальная, осязаемая, могущая быть увезена или унесена; так напр, право фирмы может быть предметом мошенничества наравне с деньгами и иною движимостью.

в) Что таким образом ближайшим предметом его является скорее чужое имущественное право, чем выражающая его вещь, в том смысле, что последняя может находиться в стороне от преступного действия, вдали от него. И так как одна и та же вещь может быть предметом различных имущественных прав, принадлежащих нескольким лицам, то необходимо обращать внимание, какое именно и чье право в этой вещи было предметом нарушения.

Это замечание весьма важно для определения признака, по которому предметом мошенничества должно быть имущество чужое, не принадлежащее виновному. Если же лицо выманивает обманом свое имущество, то в подобном действии можно по большей мере видеть самоуправство, а никак не мошенничество; с этим взглядом согласен и кас. сенат в решении по делу Фомина (IV, 122). Но определение «своего» и «чужого» представляется несколько затруднительным в тех случаях, где вещь принадлежит виновному не вполне, производимое же им нарушение касается права в этой вещи не принадлежащего ему. Сталкиваясь с этим недоразумением и будучи не в силах разрешить его этим потому, что имущественные преступления обыкновенно совершаются относительно вещи, чужой для виновного во всех ее частях, криминалисты прибегают к своему любимому коньку — что определения законов гражданских не обязательны для уголовных судов. «Понятие чужой вещи в праве уголовном, говорят они, гораздо шире понятия чужой вещи в праве гражданском, и именно под чужою вещью в праве уголовном иногда (?) разумеется и такая вещь, которая составляет собственность подсудимого, но находится в чужом пользовании» [15]. Легко видеть, как не убедителен и, не прочен этот взгляд. Если свое в смысле гражданского права может быть чужим в смысле уголовного права, то значит, возможно преступное нарушение своего права, так как объем и условия прав определяются законами гражданскими, уголовные же имеют своею задачею лишь карать наиболее тяжкие нарушения прав, определенных в другом месте. Проводя последовательно этот взгляд, следовало бы признать возможною кражу своего имущества, отданного в пользование; утайку долга, так как на должное имеет. право кредитор, н т. п. Оспариваемое мнение не решается доводить дело до этих крайностей и прибегает для этого к слову «иногда», бессодержательность которого очевидна каждому. Но и в этих произвольных и неуловимых пределах оно не может подкрепить своего взгляда сколько-нибудь убедительными соображениями, так как оно не может отрицать того факта, что не дело уголовных законов и уголовного права нормировать имущественные отношения.

Повторяем, в утверждении необязательности гражданских законов для уголовного судьи мы видим ни на чем не основанное предположение, лазейку, к которой прибегают или для проведения начал несогласных с законодательными, или для обхода трудностей анализа гражданско-правовых вопросов. Для разрешения затронутого в настоящем параграфе вопроса мы считаем вполне возможным обойтись без него и нас нисколько не смущает, что одна и та же вещь может быть одновременно предметом различных прав различных лиц. Ведь предметом мошенничества признается не движимая вещь, а движимое имущество [16], т. е. чужое имущественное право; последнее же для своей самостоятельности совсем не требует, чтобы ему соответствовала отдельная движимая вещь или вообще отдельный предмет обладания, не подчиненный господству другого имущественного права [17]. Таким образом хотя данная вещь может быть собственностью виновного, но относительно её может существовать также право другого лица и нарушение им этого права есть нарушение чужого имущества. Если такое нарушенное право и примененный виновным способ нарушения соответствуют требуемым в мошенничестве условиям, то о наличности наказуемого мошенничества не может представиться никаких сомнений. Напр., я продал Петру право на получение процентов с принадлежащего мне и переданного ему для этого банкового билета, или право на получение выигрыша; затем, узнав, что мой билет сделал хороший выигрыш, или, не желая оставить за Петром право получать проценты с моего билета, я посредством обмана выманиваю у него свой билет и таким образом лишаю его принадлежащего ему имущественного права на проценты или на выигрыш. Я по закону совершил мошенничество в первом случае на сумму стоимости процентов, в втором—на сумму выигрыша.

Этот взгляд поддерживается и кассационным сенатом, хотя, впрочем, решение, высказывающее его, нельзя назвать верным, так как сенат смешал имущественный ущерб с опасностью для имущественной сферы лица (см. ниже), признав предметом мошенничества даже последнюю. Псковской окружной суд в деле Волейко и Фролова требовал для признания мошенничества, чтобы виновный не имел права собственности на ту вещь, которая стала предметом преступления; поэтому обманные действия относительно собственных вещей, подлежащих продаже за долг другому лицу, он отказался признать преступным похищением чужого имущества, Но сенат (IV, 321) нашел, что как скоро определенное имущество лица стало обеспечением имущественного права другого (что, при отсутствии заклада, начинается только с момента описи), то оно может быть предметом мошенничества со стороны самого собственника. Правда, в деле Волейко представлялось лишь притворное обязательство ко вреду прав кредитора, что вовсе не соответствует условиям обмана как способа действия его, но это уже другой вопрос.

На основании этого же начала, разделяемого и судебною практикою, для признания имущества «своим» в делах о мошенничестве вовсе не следует требовать, чтоб виновному принадлежала та именно вещь, которую он выманил посредством обмана; достаточно, чтобы ему принадлежало выманенное им право, так что приобретением вещи он только делает возможным осуществление своего права, все равно, опирается ли оно на формальные документы или нет. В краже, наоборот, вопрос ставится о тождестве похищенной вещи с вещью, принадлежащею виновному, и если напр., я краду у закладчика не заложенную мною, а другую хотя и равноценную вещь, то о наличности кражи не представляется никаких сомнений. Поэтому выманивание обманом должной мне или равноценной долгу вещи не составляет мошенничества, так как я осуществляю свое имущественное право. Этот взгляд признан и уг. кас. сенатом в решении по делу Фомина (IV, 122). Фомин послал к Бабанову работника с 35 руб. для покупки мяса; свесив мяса на всю эту сумму и получив деньги, Бабанов затем отпустил мяса только на 13 руб., а остальные 22 руб. удержал за долг ему Фомина, который, впрочем, долга этого при разбирательстве не признал. Бабанов был подвергнут ответственности только за самоуправство, что одобрено сенатом.

 Скачать реферат