Внутренняя политика Екатерины ІІ

Почти в то же время ростовский митрополит Арсений Мацеевич поднял против Екатерины знамя бунта, и поднял его смелее придворных. Отношение императрицы к православному духовенству вызывало в представителях церкви законный ропот, вступив на престол, Екатерина осудила, и притом в самых дерзких выражениях, мероприятия Петра 3,восстановившего против него русское духовенство. Она велела распечатать до

мовые церкви, закрытые по приказанию императора, распретила представление языческих пьес, усилила цензуру книг; наконец, приостановила секуляризацию монастырских имений. И вдруг все это опять вошло в силу. Екатерина отменила ею только что данные приказания, не находя, по-видимому, нужным защищать интересы духовенства. Часть церковных имений, возвращенных монастырям, была вновь отнята в казну. Духовенству оставалось только молча поникнуть головой, как оно это сделало и при гонениях Петра 3. Но Арсений выступил защитником попранных прав. В своем гневе на государыню он дошел до того, что ввел новые слова в богослужение, в которых предавая анафеме врагов церкви, метил в Екатерину. Его арестовали и предали суду. Говорят, что в присутствии императрицы он вспылил и обратился к Екатерине с такой грозной речью, что она должна была заткнуть себе уши. Он был приговорен к лишению сана и заточению в монастырь, где, по особому приказанию из Петербурга, его заставили исполнять самую тяжелую работу. Но через четыре года, при новой попытке возмущения с его стороны, он должен был сменить монастырь уже на настоящую тюрьму. Его сослали в ревельскую крепость, обрекая, таким образом, на молчание, так как его сторожа не понимали иного языка, кроме как родного - латышского. Кроме того, Арсений был расстрижен, лишен имени и должен был отныне называться крестьянином Андреем Вралем или Бродягиным. Он умер в 1772 году, незадолго до этого за обиженное духовенство поднял голос и купец Смолин. В полном язвительных и бранных слов письме, обращенном к императрице, он открыто обвинял Екатерину в том, что она отнимает имения у духовенства лишь для того, чтобы раздавать их Орловым и другим фаворитам. Он говорил в своем послании: «Ты имеешь каменное сердце, как фараон….Воров повелеваешь за грабительство и обиды народа наказывать нещадно, а ты чего достойна за разорение святых монастырей; на тебя суда сыскать негде!» Екатерина решила доказать исступленному купцу, что он на нее клевещет: она обошлась с ним довольно милостиво. Смолин только пять лет просидел в крепости, после чего, кажется по собственному желанию, ушел в монастырь и скрылся из виду.

После ропшинской драмы смерть Иоанна Антоновича Брауншвейгского наложило новое кровавое пятно на светлое царствование Екатерины. Как мы помним, двухлетний император Иоанн был свергнут Елизаветой в 1741 году. Вначале сосланный с семьею в Холмогоры, он был перевезен впоследствии в Шлиссельбургскую крепость и здесь вырос в одиночестве и во мраке тюрьмы. Ходили слухи, что он слабоумен и заика; но все - таки он царствовал когда-то, и дворцовая революция, лишившая его престола, могла в один прекрасный день опять возвести его на трон. Он оставался угрозой. Его печальный образ беспокоил даже Вольтера, предвидевшего, что философы не нашли бы себе друга в этом императоре. А в 1764 году Иоанн Антонович скончался. Это событие дало повод к разноречивым толкам. Желая оказать услугу своей августейшей покровительнице, Вольтер постарался «замять это дело». Ему помогали в этом и другие, в том числе, сама Екатерина. А «дело» состояло в следующем. Офицер Мирович, несший караульную службу в Шлиссельбургской крепости, склонил на свою сторону часть гарнизона, чтобы освободить «Царя Ивана». Но при Иоанне Антоновиче находилось безотлучно два сторожа, которым было строго наказано - умертвить пленника, но не выпускать его на волю. При поднявшейся тревоге они его и убили. Екатерину обвинили в этой смерти : говорили, что заговор Мировича был ловушкой, устроенной им с согласия императрицы. Мировича, правда, судили, приговорили к смертной казни и казнили, - и он не выдал Екатерину ни одним словом. Но, может быть, его уверили в том, что его спасут в последнюю минуту? Подобные случаи бывали в прежние царствования: при Елизавете несколько сановников, в том числе Остерман, были оправданы, когда их головы уже лежали на плахе.

Через несколько лет Екатерине пришлось пережить уже опасное и грозное восстание, продолжавшееся с 1771 по 1775 год. Во все времена, вплоть до начала 19 столетия, Россия была классической страной самозванцев. С первой половины 17 века, когда пресеклась династия Рюриковичей, самозванцы появляются один за другим через краткие промежутки. В царствование Екатерины они следовали непрерывно. В 1765 году два беглых солдата, сперва Гаврила Кремнев, а потом Евдокимов, называли себя Петром 3. В 1769 году окровавленная тень убитого царя воскресла вновь в лице солдата Мамыкина, тоже беглого. Емельян Пугачев явился, таким образом, продолжателем дела, уже начатого до него другими. На этот раз Екатерине пришлось бороться уже не с темным заговором или ничтожным покушением, которому было легко положить конец несколькими ударами топора или плети. За спиною мрачного самозванца поднялась стихийная буря, грозившая снести не только престол, но и самые основы государства, весь его политический и общественный строй. Это не был уже поединок между узурпаторами, более или менее хорошо подготовленными для защиты или завоевания короны, уже много лет принадлежащей в России тому, кто умел ее взять,- какими являлись все прежние революции. Нет, это была борьба совершенно другого характера, и другого, неисчислимого значения. Это была война между современным государством, которое Екатерина по завету Петра 1 , оставленному потомкам, хотела создать в России, и тем первобытным состоянием, в котором продолжали прозябать массы народа. Между организованным обществом и хаосом, не поддающимся никакой организации, между централизацией власти и центробежной силой, всегда увлекающие за собою самые дикие и вольные племена. Это был крик убогой нищеты многомиллионного народа против роскоши и богатства ничтожной кучки избранников. Это был безотчетный протест национальной совести против панегириков, в которых и философы, и поэты, и Вольтеры, и Державины наперебой друг перед другом воспевали великолепие нового царствования. Ведь если Екатерина действительно прославила свое имя и власть на той высоте, где она парила со свитой сановников и фаворитов в блеске и величии своего царского сана, то зато она не сделала ничего для тех, кто стоял внизу, - для бедного, трудового крестьянства; оно страдало, как и прежде, не принимало никакого участия и ничего не понимало в триумфах и победах, совершавшихся на высоте престола, и только раздражалось при виде сияния, окружавшего царицу и еще отчетливее освещавшего ему всю глубину его черного горя и нищеты. Короткое царствование петра3 разбудило было его надежды и оставило в нем сожаление. Крестьяне смотрели на секуляризацию церковных имений как на первый шаг по пути к уничтожению крепостного права; и действительно, секуляризация и вела туда: бывшие монастырские крестьяне вышли из крепостной зависимости. Екатерина же остановила этот процесс. Петр высказывал полную веротерпимость по отношению к сектантам: стал бы он играть роль жандарма православной церкви! А легенда, как это всегда бывает, преувеличила его заслуги. Его особенно почитали скопцы и считали его святым и мучеником, пострадавшим за их веру: Петр был будто бы убит именно за принадлежность к их секте. Но Екатерина и в этом отношении не последовала примеру мужа, и ее недавняя победа обернулась теперь против нее. Раскол сыграл большую роль в поднявшемся восстании. Все, что имело в России повод к недовольству или стремилось к свободной, беспорядочной жизни, даже мятежные азиатские племена, боровшиеся в окрестностях Казани и под Москвою против русификаторской гегемонии государства,- все это теперь заключило союз против Екатерины и режима, созданного или поддерживаемого ею. Емельян Пугачев послужил только предлогом для того чтобы сразу взбаламутилось море вековых обид и жадных вожделений бесчисленного пролетариата. Еще до его появления среди крестьян поднимались то тут, то там отдельные восстания. В 17687 году в одной Московской губернии было девять случаев убийства крепостными своих помещиков. В следующем году таких убийств было восемь, в числе жертв оказался герой Семилетней войны генерал Леонтьев, взятый в плен в битве при Цоридорфе и женатый на сестре победоносного Румянцева.

 Скачать реферат