Концепт счастья

Что касается многофакторных фелицитарных моделей, то в русском поэтическом сознании более или менее последовательно представлена концепция Аристотеля, где источником счастья является прекрасная деятельность в полноте добродетели, и, естественно, если для Стагирита высшая форма деятельности - философия, то для поэтов - поэтическое творчество: "Блажен, кто знает сладострастье / Высоких мысле

й и стихов!" (Пушкин); "Счастливец! дни свои ты музам посвятил" (Баратынский). Чаще всего, однако, факторы счастья задаются списком и их набор зависит лишь от личных предпочтений автора: "Имел он все, что надобно / Для счастья: и спокойствие, / И деньги, и почет" (Некрасов); "Я счастлив - моим спокойствием, / Я счастлив - твоею дружбою" (Батюшков).

И, наконец, можно отметить ряд не концепций, а, скорее, взглядов на природу счастья, объединяемых признаком "фелицитарного нигилизма" от полного отрицания его существования до жалоб на его иллюзорность, мимолетность и редкость появления на жизненном пути: "На свете счастья нет", "счастья призрак ложный" (Пушкин); "Призрачное счастье, / Медленное горе" (Брюсов); "В мечтах, в желаниях своих / Мы только счастливы бываем" (Карамзин); "Что может быть любви и счастия быстрее? / Как миг их время пролетит" (Карамзин); "Столь редко счастие! и сколь несправедливы / Понятия об нем!" (Карамзин); "…счастье наше - лишь зарница, / Лишь отдаленный слабый свет. / Оно так редко нам мелькает, / Такого требует труда! / Оно так быстро потухает / И исчезает навсегда! / Как ни лелей его в ладонях, / И как к груди ни прижимай, - / Дитя зари, на светлых конях / Оно умчится в дальний край! (Заболоцкий). Истинное счастье здесь - лишь за гранью земного бытия: "В страны блаженства вознесемся, / Где нет болезни, смерти нет" (Карамзин), а в этой жизни - счастье либо помеха ("Понял я, что человек несчастен, / потому что счастья ищет он" - Евтушенко; "О счастье! злобный обольститель" - Пушкин), либо, наоборот, вера в него - спасение и поддержка ("Богатство жизни - вера в счастье" - Баратынский).

Что касается частотности появления в поэтических текстах той или иной концептуальной модели счастья, то на первом месте здесь стоит концепция покоя, затем в порядке убывания идут концепции любви, молодости, свободы и контраста, наслаждения, дружбы, природы, пассионарная. Достаточно распространены нигилистские взгляды на счастье. Частотный ранг всех прочих эссенциальных моделей счастья относительно низок.

3.1.2 Паремиология

Считается, что в единицах естественного языка отражается "наивная картина" мира его носителей (Апресян 1995, т.1: 56-60), а лексическая семантика представляет "обыденное сознание" этноса, в котором закреплены память и история народа, его опыт познавательной деятельности, мировоззрение и психология (Тарланов 1993: 6). Специфические же черты этого сознания - этнический менталитет - хранятся в паремиологическом фонде языка: пословицах, поговорках, различных формах народного творчества (Общество и сознание 1984: 172: Дубинин-Гуслякова 1985: 14,73), а его фразеологический состав являет собой "зеркало, в котором лингвокультурная общность идентифицирует свое национальное самосознание" (Телия 1996: 9).

Тем не менее, как представляется, языковая ("наивная") картина мира и языковое сознание - "языковая ментальность" - лишь отчасти совпадают с представлением мира в "обыденном сознании" этноса, детерминируемом преимущественно социокультурными факторами, а образ мира, воссоздаваемый по данным одной лишь языковой семантики, скорее карикатурен и схематичен (см. с.23 работы).

Лексическая семантика единиц, образующая "языковое сознание", в силу инертности последнего в значительной мере анахронична: в ней зачастую присутствуют уже отжившие социокультурные представления и стереотипы (Урынсон 1998: 20). На более или менее полное совпадение с "обыденным сознанием" может, видимо, претендовать лишь "речевое сознание", отраженное во всей совокупности синхронных текстов какого-либо естественного языка. Из этого следует, очевидно, что одним из инструментов концептуального анализа и коррекции "языкового сознания", отраженного в лексическом фонде языка, может быть исследование речевых реализаций какого-либо концепта (Стернин 1999: 70) как в устных текстах (опрос информантов, интервью), так и в письменных (публицистика, художественные произведения).

Понятийная составляющая этого концепта образуется, прежде всего, дефиниционным ядром, включающим дистинктивные, родо-видовые признаки, фиксирующие границы предметной области, к которой он отправляет: счастье - это положительная аксиологическая и эмоциональная оценка собственной судьбы.

Другой формант понятийной составляющей концепта "счастье" представлен эссенциальной семантикой, связанной с интерпретацией понятия в рамках определенной мировоззренческой концепции. Можно предполагать, что специфика концепта как раз и определяется числом культурно значимых обыденных представлений - обиходных концепций, разделяемых членами какого-либо этноязыкового социума.

Затруднения с дискурсивным описанием "культурных концептов", являющихся источником головной боли, в том числе и для лексикологов, в определенной мере объясняются тем, что у абстрактных имен, существующих в обыденном сознании преимущественно интуитивно (Гудков 1999: 108-109), идиолектная часть семантики, производная от индивидуального опыта личности, значительно шире части социолектной, общей для всех носителей какого-либо естественного языка (Чернейко 1997: 283), в которой как раз и сосредоточена национально-культурная специфика этих концептов.

Вопрос о том, как именно отражается конкретная этнокультурная модель в семантике фразеологического и паремиологического фонда естественного языка и в чем состоит отраженная в нем культурно значимая специфика современного лингвоменталитета, на сегодняшний день остается открытым (Телия 1996: 235). Формальных средств для описания современного менталитета той или иной лингвокультурной общности пока что не найдено, единственным критерием здесь может служить степень массовидности и инвариантности когнитивных и психологических стереотипов, представленных в лексической системе языка (Добровольский 1997: 42).

Материалом для исследования паремиологического представления счастья послужили словари пословиц и поговорок русского языка В. И Даля (Даль 1996), В.П. Жукова (Жуков 2000) и В.П. Аникина (Аникин 1988).

В словаре В. Даля, наиболее раннем по времени составления (1853 год), тематического раздела, включающего понятие счастья-душевного состояния, нет вообще; имеется лишь раздел "счастье-удача", включающий 99 паремиологических единиц, содержащих лексемы "счастье", "счастлив(ый)", которые в 91 одном случае отправляют к счастью-удаче и счастью-благополучию: "Без счастья и в лес по грибы не ходи! ", "Счастье пытать - деньги терять", "Дурак спит, а счастье в головах лежит", "Счастье в оглобли не впряжешь" и пр. Лишь в восьми пословицах эти лексемы допускают двойное толкование - счастья-удачи / благополучия и счастья-блаженства: "Где нет доли, тут и счастье невелико", "Всяк своего счастья кузнец (переводная)", Счастье искать - от него бежать", "Счастье ума прибавляет, несчастье последний отнимает", "Счастье дороже ума, богатства и пр. ", "Счастье дороже богатства", "Счастливым быть - всем досадить", "Кто нужды не видал, и счастья не знает".

 Скачать реферат