Типология и поэтика женской прозы - гендерный аспект

Обратимся непосредственно к героиням и героям рассказов Т. Толстой, Л. Петрушевской, Л. Улицкой.

2.1.1. Андрогинный тип творчества (Т. Толстая)

Для Т.Толстой характерна в произведениях постановка проблем, касающихся общечеловеческих вопросов бытия, центральных в мироощущении и мужчин и женщин: выбор пути, взаимоотношения с окружающими людьми, осознание себя в мире и своего предназначени

я. Во многих рассказах Толстой («Милая Шура», «Соня», «Река Оккервиль», «Любишь – не любишь») героинями становятся старые женщины: автора больше интересует итог жизни. Писательница смело затрагивает «геронтологическую» тему, демонстрируя в своем творчестве, как живут героини, чей возраст уже не сопоставим с молодостью, прелестностью женского внешнего облика. Толстая говорит о том, что вслед за потерей физической красоты не наступает утрата женщины как личности, напротив возраст вскрывает подлинный характер и внутреннее содержание, то, что сопровождает человека всю его жизнь.

Сердце Александры Эрнестовны («Милая Шура») не может без любви, ей все время требуется эмоционально насыщенная жизнь, восторги и поклонение ее красоте и обаянию. Счастье для нее – это успех, но успех у мужчин. Именно в этом героиня видит женскую гендерную роль в обществе – женщина украшает его и одухотворяет любовью, вызывая это чувство у мужчины. Традиционная гендерная женская роль в рассказе не воссоздана целостно, она едва уловима, лишь некоторые детали, типа альбома и писем, необычной шляпы, выдают сентиментальность, романтичность, впечатлительность Александры Эрнестовны. Но своеобразие писательницы в сверхироничном отношении к подобной женской роли, хотя ее героиня уверена, что любима, и видит в этом смысл своей жизни.

Т.Толстая виртуозно сочетает в рассказе тонкий психологизм, философию жизненного бытия с ироничным гротеском: «На четыре времени года раскладывается человеческая жизнь. (…) Но и зима позади для Александры Эрнестовны - где же она теперь? Куда обращены ее мокнущие бесцветные глаза? Запрокинув голову, оттянув красное веко, Александра Эрнестовна закапывает в глаз желтые капли». Воспоминания героини о прошлых романах, подкрепляемые рассматриванием старых фотографий, кажутся тем более нелепыми на фоне тщательно выписанного портрета: у милой Шуры «чулки спущены, ноги - подворотней, черный костюмчик засален и протерт. Зато шляпа! . Четыре времени года - бульденежи, ландыши, черешня, барбарис - свились на светлом соломенном блюде, пришпиленном к остаткам волос вот такущей булавкой! Черешни немного оторвались и деревянно постукивают. Ей девяносто лет, подумала я. Но на шесть лет ошиблась».

Е. Щеглова, приводя характеристики «уродливой старости» героини Т. Толстой (мы не останавливаемся на обобщающей оценке рассказов Толстой в критике, т.к. этому посвящена защищенная в 2007 г. диссертация Пань Чэнлун), полагает, что у Т.Толстой достаточно недобрый, хотя и острый взгляд. «Ведь разумная логика в таком случае (а другого случая у нас нет) диктует, как это ни печально, мысль совсем не сострадательную, а – прямо скажем – противоположного свойства… Для рассказчицы Т.Толстой, насмешливой и едко-ироничной, герои ее – нечто вроде то ли заморских бабочек, то ли экспонатов какого-то паноптикума, конечно, любопытных своей причудливостью и необычностью, но едва ли заставляющих задуматься об их судьбе. Да в общем – просто пожалеть их, поскольку героями рассказов выступали чаще всего люди, достойные исключительно жалости» [Щеглова, 2001].

Действительно, по ходу рассказа Толстая постоянно иронизирует и над Александрой Эрнестовной, и над ее незадачливым возлюбленным Иваном Николаевичем, к которому она так и не решилась уехать из Москвы, и над чередой безлюбовных «любовей». Такой авторский поход не позволяют проникнуться, казалось бы, трагичной ситуацией несостоявшейся любви, разбившей сердца двух людей на всю жизнь, все происходящее выглядит скорее комично, чем трагично. Те элементы андрогинности в творчестве Т.Толстой, о которых мы говорили выше, не позволяет ей раствориться в сентиментальности, как это случается с авторами-женщинами. Толстая иронична по отношению к своим героиням и героям, атмосфера ее рассказов не трагична, она посмеивается над их высокими чувствами и нивелирует любые возможные идеалы. С точки зрения авторской позиции, одинокая старость – наказание женщине за несостоявшуюся любовь, что подчеркнуто множеством деталей: «в кухне - болезненная, безжизненная чистота. (…) Курица в авоське висит за окном, как наказанная, мотается на черном ветру. Голое мокрое дерево поникло от горя. (…) А если бы Александра Эрнестовна согласилась тогда все бросить и бежать на юг к Ивану Николаевичу? Где была бы она теперь?»

Однако в конце рассказа «Милая Шура» Толстая вновь возвращается к теме конца человеческой жизни – рассказчица неожиданно узнает о смерти Александры Эрнестовны: «На площадке - ветерок: приоткрыты створки пыльного лестничного витража, украшенного легкомысленными лотосами - цветами забвения.

- Кого? Померла».

Смерть у Толстой прозаична и пошла, но для писательницы не она венчает жизнь, а встреча с мечтой, с любовью. В финале рассказа лирик победил ироника:

«Белый горячий воздух бросается на выходящих из склепа подъезда, норовя попасть по глазам. Погоди ты . Мусор, наверно, еще не увозили? За углом, на асфальтовом пятачке, в мусорных баках кончаются спирали земного существования. А вы думали - где? За облаками, что ли? Вон они, эти спирали - торчат пружинами из гнилого разверстого дивана. Сюда все и свалили. Овальный портрет милой Шуры - стекло разбили, глаза выколоты. Старушечье барахло - чулки какие-то Шляпа с четырьмя временами года. Вам не нужны облупленные черешни? Нет? Почему? Кувшин с отбитым носом. А бархатный альбом, конечно, украли. Им хорошо сапоги чистить Дураки вы все, я не плачу - с чего бы? (курсив мой – Г.П.) Мусор распарился на солнце, растекся черной банановой слизью. Пачка писем втоптана в жижу. "Милая Шура, ну когда же .", "Милая Шура, только скажи ." А одно письмо, подсохшее, желтой разлинованной бабочкой вертится под пыльным тополем, не зная, где присесть.

Что мне со всем этим делать? Повернуться и уйти. Жарко. Ветер гонит пыль. И Александра Эрнестовна, милая Шура, реальная, как мираж, увенчанная деревянными фруктами и картонными цветами, плывет, улыбаясь, по дрожащему переулку за угол, на юг, на немыслимо далекий сияющий юг, на затерянный перрон, плывет, тает и растворяется в горячем полдне». Е. Щеглова пытается оспорить нравственно-эстетический эффект этого фрагмента, она пишет: «Мало помогут состраданию даже те мастерски исполненные кинематографические наплывы-видения, которым Т.Толстая пропитывает свой рассказ. У настоящего сострадания прежде всего другие глаза» [Щеглова, 2001]. Однако на основании приведенного текста мы еще раз можем поспорить с Е. Щегловой, которая считает, что избранный Т.Толстой путь «не самый плодоносящий и плодотворный для русской литературы. Какая-то она (литература – Г.П.) все-таки другая, плохо приживается на ней холодная отстраненность, а уж сарказм над тем, что по любому счету достойно понимания и сострадания, тем более» [Там же].

 Скачать реферат