Изучение жанра антиутопии на уроках литературы в школе

Тут несвобода – счастье, жестокость – проявление любви, а человеческая особенность – грех.

Герой антиутопии. Естественно, что личность, сформированная схожим публичным укладом, чувствует себя ничтожеством по сравнению с силой и мощью страны.

Методы борьбы с тоталитарным режимом, замечают авторы работы, напоминают действия симитов «Москва 2042», который, выбирая из двух зол, останавливаю

тся на большем. Подняв революцию и уничтожив коммунизм, они приговорили себя к жизни более страшной, чем под руководством Верховного Пятиугольника, – к существованию под названием «Диктатура Сима Карнавалова». Единственным противником подобного образа жизни является прибывший из другого времени Классик, для которого существование в стране, где «сдаю продукт вторичный и питаются отлично», немыслимо.

Удалось ли мятежникам и «чужакам» изменить мир «общности, одинаковости, стабильности?» Для ответа на этот вопрос обратимся к анализу заключительных сцен произведений. Разговор Классика с Гениалиссимусом – типичный для антиутопии кульминационный момент, где правитель пытается объяснить, почему для жителей его государства «идеальная» жизнь просто необходима.

Владимир Войнович оставляет читателям надежду на лучшее: Классик, увидев Москву 2042 года, возвращается домой и решает переписать свой роман, чтобы изменить будущее.

Антиутопия в английской литературе

Роман Замятина «Мы» стал схемой написания антиутопии. Он породил целую мощную традицию, представление о которой даёт простое перечисление имён и названий: «1984» Дж. Оруэлл, «451 градус по Фаренгейту» Р. Бредбери, «О дивный новый мир» О. Хаксли который является одним из продолжателей той мощной традиции, заданной Замятиным. Но Оруэлл, в отличие от Замятина, ужесточает требования к человеку. Те самые, соблюдая которые человек должен быть счастлив. Он создал общество в котором человеку запрещено абсолютно всё, кроме подчинения партии.

При создании модели будущего «дивного нового мира» синтезировал наиболее обесчеловечивающие черты «казарменного социализма» и современного Хаксли общества массового потребления. Однако Хаксли считал «усечение» личности до размеров, подвластных познанию и программированию, не просто принадлежностью какой-то отдельной социальной системы – но закономерным итогом всякой попытки научно детерминировать мир. «Дивный новый мир» – вот то единственное, до чего может дойти человечество на пути «научного» переустройства собственного бытия. Это мир, в котором все человеческие желания предопределены заранее: те, которые общество может удовлетворить, – удовлетворяются, а невыполнимые «снимаются» еще до рождения благодаря соответствующей «генетической политике» в пробирках, из которых выводится «население». «Не существует цивилизации без стабильности. Не существует социальной стабильности без индивидуальной . Отсюда и главная цель: все формы индивидуальной жизни . должны быть строго регламентированы. Мысли, поступки и чувства людей должны быть идентичны, даже самые сокровенные желания одного должны совпадать с желаниями миллионов других. Всякое нарушение идентичности ведет к нарушению стабильности, угрожает всему обществу»– такова правда «дивного нового мира». Эта правда обретает зримые очертания в устах Верховного Контролера: «Все счастливы. Все получают то, чего хотят, и никто никогда не хочет того, чего он не может получить. Они обеспечены, они в безопасности; они никогда не болеют; они не боятся смерти; им не досаждают отцы и матери; у них нет жен, детей и возлюбленных, могущих доставить сильные переживания. Мы адаптируем их, и после этого они не могут вести себя иначе, чем так, как им следует».

Одна из незыблемых основ антиутопического «дивного нового мира» Хаксли – это полная подчиненность Истины конкретным утилитарным нуждам общества. «Наука, подобно искусству, несовместима со счастьем. Наука опасна; ее нужно держать на цепи и в наморднике»,– рассуждает Верховный Контролер, вспоминая о том времени, когда его справедливо, по его теперешним представлениям, хотели покарать за то, что он слишком далеко зашел в своих исследованиях в области физики.

Мир в романе представляет одно большое государство. Все люди равны, но отделяет их друг от друга принадлежность к какой-либо касте. Людей еще не родившихся сразу делят на высших и низших путем химического воздействия на их зародыши. «Идеал распределения населения – это айсберг, 8/9 ниже ватерлинии, 1/9 – выше» (слова Верховного Контролера). Количество таких категорий в «дивном новом мире» очень большое – «альфа», «бета», «гамма», «дельта» и далее по алфавиту – вплоть до «эпсилона». Примечательно здесь, что если пролы из «1984» – это всего лишь безграмотные люди, которым кроме простейшей работы выполнять ничего не представляется возможным, то эпсилоны в «дивном новом мире» специально создаются умственно неполноценными для самой грязной и рутинной работы. И следовательно высшие касты осознано отказываются от всяких контактов с низшими. Хотя, что эпсилоны, что альфа-плюсовики, – все проходят своеобразный процесс «адаптации» сквозь 2040 – метровую конвейерную ленту. А вот Верховные Контролеры уже никак не могут войти в разряд «счастливых младенцев», их пониманию доступно все, что доступно обычному «неадаптированному» человеку, в том числе и осознание той самой «лжи во спасение», на которой построен «дивный новый мир». Их пониманию доступен даже запрещенный Шекспир: «Видите ли, это запрещено. Но поскольку законы издаю здесь я, я могу и нарушить их».

В антиутопическом мире Хаксли в рабстве своем далеко не равны и «счастливые младенцы». Если «дивный новый мир» не может предоставить всем работу равной квалификации – то «гармония» между человеком и обществом достигается за счет преднамеренного уничтожения в человеке всех тех интеллектуальных или эмоциональных потенций, которые не будут нужны для, в прямом смысле этого слова, написанной на роду деятельности: это и высушивание мозга будущих рабочих, это и внушение им ненависти к цветам и книгам посредством электрошока. В той или иной степени несвободны от «адаптации» все обитатели «дивного нового мира» – от «альфы» до «эпсилона», и смысл этой иерархии заключен в словах Верховного Контролера: «Представьте себе фабрику, весь штат которой состоит из альф, то есть из индивидуализированных особей . адаптированных так, что они обладают полной свободой воли и умеют принимать на себя полную ответственность. Человек, раскупоренный и адаптированный как альфа, сойдет с ума, если ему придется выполнять работу умственно дефективного эпсилона. Сойдет с ума или примется все разрушать . Тех жертв, на которые должен идти эпсилон, можно требовать только от эпсилона но той простой причине, что для него они не жертвы, а линия наименьшего сопротивления. Его адаптируют так, что он не может жить иначе. По существу . все мы живем в бутылях. Но если мы альфы, наши бутыли относительно очень велики».

Хаксли говорит о лишенном самосознания будущем как о чем-то само собой разумеющемся – и в романе «О дивный новый мир» перед нами предстает общество, которое возникло по воле большинства. Правда, возникают на фоне большинства отдельные личности, которые пытаются противопоставить свой свободный выбор всеобщему запрограммированному счастью – это, например, два «альфа плюса» Бернард Маркс и Гельмгольц Ватсон, которые к тому же не могут полностью вписаться в структуру «дивного нового мира» из-за своих физических недостатков; что они оба разделяли, так это знание о том, что они были личностями. А Бернард Маркс доходит в своем внутреннем протесте и до такой сентенции: «Я хочу быть собой . Отвратительным собой. Но не кем-то другим, пусть и замечательным». А волею случая вывезенный из резервации Дикарь, открывший для себя «Время, и Смерть, и Бога», становится даже идеологическим оппонентом Верховного Контролера: «Я лучше буду несчастным, нежели буду обладать тем фальшивым, лживым счастьем, которым вы здесь обладаете». Одним словом, романе Хаксли «О дивный новый мир» представлена борьба сил, утверждающих антиутопический мир, и сил, его отрицающих. Даже элемент стихийного бунта присутствует – Дикарь с криком «Я пришел дать вам свободу!» пытается сорвать раздачу государственного наркотика – сомы. Однако этот бунт основ антиутопического общества не потрясает – чтобы ликвидировать его последствия, достаточно было распылить государственный наркотик сому в воздухе с вертолета и пустить при этом в эфир «Синтетическую речь «Антибунт-2». Стремление к самосознанию и к свободному нравственному выбору в этом мире не может стать «эпидемией» – на это способны лишь избранные, и эти единицы в срочном порядке от «счастливых младенцев» изолируются. Одним словом, Бернарду Марксу и Гельмгольцу Ватсону предстоит отправка «на острова» специально предназначенные для прозревших интеллектуалов, а свободолюбивые речи Дикаря стали всеобщим посмешищем – осознав это, Дикарь повесился. «Медленно, очень медленно, как две медленно движущиеся стрелки компаса, ноги двигались слева направо; север, северо-восток, восток, юго-восток, юг, юго-запад, запад; потом приостановились и через несколько секунд медленно стали поворачиваться обратно, справа налево. Юг, юго-запад, юг, юго-восток, восток .»– так заканчивается роман. При этом происходит это на фоне радостных восклицаний обитателей «дивного нового мира», жаждущих необычного зрелища. Таким образом, получается, что к уходу из жизни Дикаря подталкивают не те, кто управляет антиутопическим миром, – а его рядовые обитатели, которые в этом мире счастливы, – и потому мир этот, однажды построенный, обречен в рамках созданной Хаксли модели на устойчивость и процветание.