Концепции личности в отечественной психологии

В самых последних психологических исследованиях по этому вопросу — в научных трудах Новосибирского государственного педагогического института [23] — Ю.В. Шаров снова поднимает вопрос об источниках активности человеческого сознания и о соотношении материальных и ду­ховных потребностей человека.

В своей вводной статье к сборнику, разобрав целый ряд точек зрения на этот вопрос, он приходит к з

аключению, что проблема рождения идеальных побуждений личности остается совершенно неясной и требует самого серьезного исследования.

Под руководством Шарова были проведены многочисленные исследования по проблемам формирования духовных потребностей человека (и прежде всего его познавательных интересов), но, тем не менее, подойти к решению этой проблемы ему также не удалось. Он не сумел показать, как и откуда возникает побудительная сила человеческого сознания. Более того, он относит к биологизаторам всех психологов, которые пытались понять возникновение высших духовных потребностей человека из качественного преобразования более элементарных, первичных потребностей. Такая постановка вопроса, по его мнению, приводит к снижению роли сознания, при этом он забывает им же самим приведенное положение Энгельса о том, что люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того чтобы объяснить их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются).

Из анализа точек зрения различных авторов, пытавшихся теоретически решить проблему потребностей и их отношения к сознанию, явствует, что для решения этой проблемы им не хватает конкретного психологического материала, получаемого путем соответствующих исследований.

Как мы уже говорили, развертыванию такого рода исследований мешало также отсутствие адекватных методов. Ни потребности, ни мотивы невозможно выделить и изучить путем наблюдения, а экспериментальный материал казался неприменимым для изучения такой сложной и интимной стороны человеческой личности.

Правда, К. Левин отрицает указанную причину. Он считает, что любая область психического может стать предметом чисто экспериментальной разработки. Он возражает тем авторам (в частности, Мюнстербергу), которые считали, что невозможно воспроизвести в эксперименте, например, критические волевые решения, так как для этого пришлось бы вмешиваться в частную (семейную или профессиональную) жизнь человека. Он полагает, что эксперимент и не должен воссоздавать явление во всей его жизненной полноте. И возражения против экспериментальных исследований воли и аффекта также, по его мнению, несостоятельны, как было бы несостоятельно возражение против экспериментального изучения электричества на том лишь основании, что в лабораторных условиях нельзя воспроизвести грозу.

У Левина есть своя точка зрения на эксперимент и на его отношение к естественным, жизненным фактам. Жизненный факт, согласно его мысли, сам по себе многозначен, и ни одна теория не может вобрать в себя все многообразие жизненных фактов. Поэтому экспериментатор имеет право противостоять этим фактам, оставлять их за бортом своего исследования до тех пор, пока они не смогут быть изучены во всей своей глубокой многозначности. Следовательно, в процессе исследования Левин разрешает игнорировать те или иные явления, не считаться с ними, опираясь лишь на свои экспериментальные данные и на свою теорию. Более того, он считает необходимым «оголять» факты, выделяя в них лишь те стороны, которые обнаруживают их существенную психологическую структуру. Но это до поры до времени Чем дальше проникает эксперимент в сущность явления, чем глубже и вернее строится теория, тем большую систему жизненных фактов может она охватить и объяснить. И правильность научной теории определяется, с его точки зрения, широтой тех жизненных фактов, которые она может в себя «вобрать», то есть систематизировать и объяснить.

Утверждение К. Левина, что экспериментальному изучению может быть подвергнута любая область психической жизни человека, в том числе его потребности, нам кажется правильным, что следует особенно подчеркнуть, так как эта мысль до сих пор оспаривается в психологии (см. дискуссию о предмете психологии в ж. «Вопросы психологии», начиная с 4-го номера 1971 г.). Тем не менее, провозглашенное Левиным право противостоять до поры до времени сложной совокупности жизненных фактов привело, как нам кажется, его экспериментальные исследования к известному тупику.

Дело в том, что, изучая потребности человека, его намерения и волю, Левин пытался «игнорировать» опыт человека, особенности его личности, уже имеющиеся у него потребности и стремления. Он создавал искусственные напряжения, порождаемые условиями лабораторного экспе­римента, и прослеживал их судьбу в условиях все той же экспериментальной ситуации. Поэтому создаваемые им потребности («квазипотребности») были лишены жизненного содержания, и Левин изучал лишь их общие динамические качества — необходимость разрешения вызванных ими напряжений, процесс насыщения, действия замещения и т.д. и т.п. Все установленные им закономерности по существу не являются собственно психологическими — он «оголил» их до закономерностей почти физикальных. В исследованиях же уровня притязаний он так и не смог снять в эксперименте подлинные притязания личности, которые мешали понять закономерности экспериментально создаваемого уровня притязаний и привели его к необходимости включать в качестве объяснения получаемых в эксперименте фактов совсем не экспериментальную потребность субъекта — «как можно выше держать уровень своего «я». Может быть, именно в неправильном соотношении между жизненными явлениями и экспериментальной моделью, созданной Левиным, заключена причина того, что он не смог «перебросить мост» между истинными потребностями человека и создаваемыми в эксперименте «квазипотребностями».

В отличие от позиции Левина, нам представляется важным функциональный подход в экспериментальном изучении потребностей и мотивов. Надо изучать реальные, формирующиеся в процессе жизни и деятельности человека потребности и мотивы, моделировать их в эксперименте, а затем снова возвращаться к анализу их роли в поведении и деятельности индивида и устанавливать их функцию в формировании его личности. А для такого подхода совсем не просто найти и разработать адекватную экспериментальную методику.

Экспериментальное изучение потребностей и мотивов было начато в отечественной психологии А.Н. Леонтьевым и его учениками (Л.И. Божович, А.В. Запорожец и др.). В тридцатых годах оно осуществлялось в г. Харькове, а затем было продолжено в Москве.

Интерес к этой проблеме возник у Леонтьева в связи с его работой по теории развития человеческого сознания. Как мы уже говорили, в своей концепции Леонтьев выделил в качестве единицы человеческого сознания «смысл», который он определяет как отражение в голове человека объективного отношения того, что побуждает его действовать, к тому, на что его действие направлено (12; стр. 225). Следовательно, то, как будет субъект действовать с предметом, будет зависеть, с точки зрения Леонтьева, не только от того, что представляет собой этот предмет объективно, но и от того, в каком отношении он стоит к субъекту, каким его потребностям он отвечает. Развивая эту мысль, Леонтьев по существу приходит к выводу о том, что только «смысл» является истинным предметом психологического исследования.